Я долго не могла найти нужного дизайнерского решения для обустройства этого необъятного, как мне сначала показалось, жилья. Но вскоре поняла, что шесть комнат для семьи из четырёх человек – идеальный вариант. Одна из них целиком была выделена под семейный гардероб. Соня и Андрюша всё ещё спали в одной комнате, но было очевидно, что уже совсем скоро каждому понадобится своё личное пространство, – ведь у разнополых детей собственный маленький мир должен выглядеть абсолютно по-разному. Четвёртая комната – спальня, пятая – гостиная, шестая – гостевая. Именно она и пригодилась нам очень скоро.
Единственными людьми, перед кем Влад разрешил мне открыться, были мои родители. Конечно, иначе и быть не могло. Я представляла, сколько они пережили со дня моего исчезновения, сколько всего передумали. Владу в любом случае не удалось бы удержать меня от визита к ним. Ни одного лишнего дня я бы не позволила их сердцам болеть о моей судьбе.
Практически сразу после приезда я отправилась в отчий дом, в трёхкомнатную квартиру на окраине Москвы. Здесь когда-то жила большая дружная семья Рассказовых. Я была третьим ребёнком в семье, двух старших сестер звали Татьяна и Лена.
К тому моменту, когда я окончила школу, семья стала слишком уж большой. Таня, самая старшая из нас, в то время ушла от мужа и вернулась в родительский дом с трёхлетним сыном Стасиком. А тут ещё и средняя, Лена, вышла замуж за одного лимитчика, и мы не успели оглянуться, как он крепко обосновался у нас.
Мне приходилось делить комнату с Татьяной и её сыном. Со временем всё чаще, словно побитая собака, приходил бывший Танин муж, и она – то ли по доброте душевной, то ли от безысходности – никогда не решалась его выгнать. В такие дни я переезжала в комнату к родителям.
В общем, так и не было у меня никакой личной жизни, пока мы вместе с сокурсницей не стали снимать квартирку, – уже после нескольких месяцев работы в журнале. Но всё равно с теплотой и трепетом в сердце я вспоминала о тех временах, когда жила вместе с родными. Хоть мы и были с сёстрами совершенно разными, но почти каждый вечер всем нашим женским коллективом, включая маму, усаживались на кухне за чаем и делились своими сердечными переживаниями, сокровенными мечтами, насущными проблемами. Мужчины в этом доме, включая папу, были тише воды, ниже травы, но при этом я бы не сказала, что они чувствовали себя ущербными или обделёнными. Казалось, они, наоборот, молча наслаждались атмосферой женского тепла и уюта.
Когда я оказалась в шаге от долгого тюремного заключения, то благодарила Бога, что родилась в большой семье и что будет кому поддержать моих убитых горем родителей. Что есть маленький Стасик, в котором они души не чаяли, и что этот жизнерадостный мальчуган не даст им зачахнуть от потрясения раньше времени. Я была рада тому, что ни одна из сестёр, ни Таня, ни Лена, не покинули родительский дом и не дадут почувствовать моим старикам одиночество и тоску. Они и правда были уже совсем немолоды, ведь даже старшая Таня была у них поздним ребёнком.
Когда я уже стояла перед дверью и готовилась нажать кнопку звонка, мои тёплые воспоминания прервала тревожная мысль. А ведь за десять лет я не слышала ничего о судьбе моих близких. Я торопливо отогнала от себя мрачные думы и настойчиво впилась пальцем в звонок. Тот самый звонок, та самая потёртая дверь – уже одно это успокаивало.
Всю эмоциональную нагрузку того, что происходило далее, трудно передать словами. Объятия, всхлипы, сотни вопросов обрушились на меня. Мама, папа, Ленка и даже её неблагополучный муж Витёк по очереди целовали меня, щупали, словно хотели убедиться, что я не мираж, причитали и даже обнимали и целовали друг друга.
Первое, что я удовлетворённо отметила для себя: мама и папа почти не изменились. Я уж и не знала, кого за это благодарить – сестёр, племянника Стасика или их собственную силу характера, но если они и постарели, то совсем немного, не больше, чем положено за десять лет в их возрасте. Пожалуй, это было самое большое моё удовлетворение в жизни, никогда я ещё не испытывала такого облегчения. Мелькнула мысль, что для полного счастья мне не хватает обнять такого же целого и невредимого Жана и как можно скорее, но это потом, об этом я подумаю позже.
А сейчас я сидела и пила чай с родными людьми. Осторожно, стараясь опускать невероятные подробности, я рассказывала о чудесном визитёре-спасителе, который помог избежать мне тюремного заключения, а позже стал мне мужем и отцом моих двоих детей. Пыталась донести до родных, по каким причинам я никак не могла связаться с ними всё это время. В свою очередь расспросила о том, как они жили все эти годы. Оказалось, что мама с папой и правда полностью посвятили себя Стасику. Татьяна много работала, писала какие-то научные работы, диссертации, вечно принимала участие в различных конференциях и выставках. Она всегда у нас была самая умная. К мужу Таня так и не вернулась, нового не нашла, вот и ударилась целиком в свою науку. А год назад её пригласили работать по контракту в Женеву, предложили хорошие условия, перспективы, жильё. Она забрала сына и уехала, и вот уже целый год родители не видят любимого внука. Моё сердце сжалось от жалости к старикам, но я твёрдо решила, что сегодня же, в крайнем случае завтра, повезу их знакомиться с «новыми» внуками.
Окончательно же я убедилась в том, что навестила семью как нельзя вовремя, когда Лена поведала мне о маминой затее обменять квартиру на две с доплатой. На это предприятие все дружно и долго копили – а всё для того, чтобы они с Витечкой могли наконец жить отдельно, как настоящая семья. Лена все эти годы не могла забеременеть, и мама надеялась, что, возможно, смена обстановки, отдельный быт как-то поспособствуют процессу. Витька в общем-то был неплохим парнем, любил Ленку, никогда не обижал моих родителей, но был напрочь лишён хоть какой-нибудь, хоть самой тонюсенькой коммерческой жилки. Я поспешила отговорить их от нелепой затеи, пообещав, что с этого дня жизнь каждого из них изменится к лучшему и им не надо будет ни о чём беспокоиться.
Поздно вечером я стала собираться домой. Опять были поцелуи, слёзы радости, мои родные явно не хотели со мной расставаться, как будто боялись потерять меня снова. Но я пообещала, что завтра же с утра вернусь за родителями и отвезу их на встречу с внуками, а то сегодня уже не успела бы, дети спят. Так со следующего же дня мама с папой стали частыми обитателями гостевой комнаты в нашей квартире. Они души не чаяли во внуках, заботились о них, воспитывали. Мне даже не понадобилось нанимать няню на время моих частых отлучек по различным торговым центрам. Таким образом, к концу лета я без надрыва обустроила наше, пусть и временное жильё. Влад затеял стройку особняка за городом, в который мы когда-нибудь должны будем все переехать, но пока кроме земли ничего не было, поэтому нашим домом была съёмная квартира на Кутузовском.
Влада я действительно видела очень редко. Он уходил на работу рано, когда я ещё спала, приходил часто за полночь, а иногда и сутками просиживал на работе – в новых лабораториях, выделенных правительством для осуществления его проектов. Чаще всего я видела мужа усталым и измождённым, под его глазами темнели синеватые круги. Но при этом было заметно, что он доволен, а это означало, что всё идёт по плану. Я не высказывала Владу ни единой претензии по поводу его отсутствия. Во-первых, потому что от успеха его мероприятий зависела моя свобода в будущем, во-вторых, я не страдала от недостатка общения с ним. Несмотря на то что он обеспечил меня всем необходимым на первое время проживания в столице, включая внушительный банковский счёт, это не заставило меня проникнуться к нему более нежными чувствами. Единственное, что вызывало трения между мной и Владом, это охрана, которую он ко мне приставил, чтобы в случае чего специально обученные люди могли оперативно среагировать. Но Жданов успокаивал меня, говорил, что понимает, насколько это неприятно – постоянно быть под чутким присмотром, однако сейчас это просто необходимо, ведь вне дома меня в любую минуту мог кто-нибудь узнать. На самом же деле я зачастую не замечала следующую за мной повсюду машину с двумя обученными бугаями. Но под их наблюдением я никак не могла начать своё маленькое расследование, которое касалось двух дорогих мне людей.
Осенью, ближе к зиме, повеяло переменами. Мир всколыхнулся, повсюду стала появляться информация о невероятных технологиях, которые разрабатывались в недрах столицы России в новом научном центре. И действительно, Владу было предоставлено целое здание почти в центре Москвы, в прошлом торговый комплекс, которому в дальнейшем суждено было именоваться Научным Центром Жданова. Именно сюда были постепенно перевезены все жители базы. Я особенно воодушевилась, когда впервые увидела лицо мужа на экранах телевизоров. Теперь уже точно не было пути назад, он открылся народу, и постепенно стало понятно, что народ верит в него и его дело. К весне уже, наверное, не было человека, который не знал бы Жданова в лицо. Он стал почти культовой фигурой в жизни страны. Однако информацию о его личной жизни, хоть и неимоверными усилиями, всё ещё удавалось скрывать. Нет, все знали, что у Владислава Жданова есть жена и двое детей, но в глаза их никто не видел.
Когда жизнь в Москве наладилась – обустройство жилья было завершено, а у детей начались занятия, я заскучала. Мне по-прежнему нельзя было заводить знакомства, ходить в такие общественные места, как, например, фитнесс-клуб, где я могла бы хоть как-то скоротать время. Там при регистрации должны были фигурировать мои имя и фамилия. Я спрашивала у Влада, почему нельзя сделать фальшивые документы для подобных целей. Более того, я могла бы ненадолго слетать за границу. Уж там-то точно мне не грозило быть узнанной. Я знала, что многим базистам, которых первыми отправили в столицу, были выданы такие документы без проблем. Но Влад уверял, что мне стоит дождаться момента, когда я смогу совершать всевозможные законные действия под своим настоящим именем. Я стала ждать.