На пороге Буревестника явно продержали так долго для того, чтобы благодетель успел нацепить свою железную маску и замотать горло шарфом. Вряд ли он постоянно ходит в таком странном виде.
В этот раз благодетель сидел у камина, закинув ногу на ногу. Во вполне домашнем виде, если не считать, конечно, маски и шарфа. А так — халат, мягкие войлочные туфли, домашние брюки. Было в его облике что-то английское. И это совсем не нравилось Буревестнику. Но сейчас ему было просто не к кому больше податься. Приходилось наступать на горло своей гордости и идти на поклон к благодетелю.
Будь он неладен!
— Итак, — произнес благодетель, делая жест Буревестнику, чтобы тот сел в кресло напротив, — вы решили-таки воспользоваться моим предложением и покинуть Тифлис. Для вас тут стало слишком неуютно?
— Вы, наверное, еще не в курсе, что жандармы разгромили мою группу, — буркнул в ответ Буревестник. — В живых остался только я.
— О, — протянул благодетель, — будьте уверены, Буревестник, о погроме в брошенном доходном доме Твалтвадзе известно уже всему Тифлису. Многие видели повозки с трупами. В телах узнавали многих местных бунтарей. И уголовников. Похоже, бойня в доходном доме Твалтвадзе была нешуточная. Как вам удалось Вырваться, Буревестник?
— Меня там не было, — признался революционер.
— А что со знаменитым на всю империю Никитой Евсеичевым? Ведь это вы спасли его от жандармов, не так ли? Он был там — в доходном доме?
— Он был со мной. Сейчас мы живем в его номере в гостинице. Евсеичев оплатил его на неделю вперед.
— Как же иногда судьба играет людьми, Буревестник, — покачал головой благодетель. — Вы же и не знали, что именно на его жизнь покушались в Севастополе по моему заказу. Он прикончил парой метких выстрелов вашего снайпера Монокля и, как выговорите, прыгнул прямо сквозь пламя. Теперь судьба снова столкнула вас.
Буревестнику показалось, что под маской благодетель улыбается.
— Мне все равно, — отмахнулся он. — Сейчас мы с Евсеичевым в одной лодке. Нам обоим надо как можно скорее покинуть Тифлис.
— И вы рассчитываете на мою помощь в этом деле?
— Я потерял всё — оружие, динамит, людей, деньги с экса, будь он неладен. Понимаю, что вы легко найдете другого революционера для работы в Баку. Однако раз уж вы помогали мне до того — помогите и сейчас. Будьте последовательны.
— А вы знаете, Буревестник, буду. Только для начала мне надо увидеть своими глазами Евсеичева. Очень хочется поговорить с этим молодым человеком. Ведь о нем столько было разговоров в последнее время. А мне представилась возможность своими глазами взглянуть на него.
— Он слаб после ранения и вряд ли сможет самостоятельно встать с постели в ближайшие дни.
— Это не проблема. Я не гордый — сам к вам пожалую намедни.
Благодетель впервые за весь разговор вставил слово совершенно не к месту. Это почему-то развеселило Буревестника. И тому стоило некоторых усилий, чтобы не рассмеяться.
Тот, кого Буревестник называл благодетелем, пришел к нам через три или четыре дня после разгрома революционеров. Выглядел этот загадочный человек в маске и с замотанным шарфом горлом весьма импозантно. Хотя и достаточно старомодно. Так люди не одевались даже в глухой провинции.
К тому времени я уже достаточно оправился от раны. Буревестник регулярно приносил мне новые порции микстуры доктора Левана. И я с удовольствием добавлял ее в вино. Вкус у вина, конечно, портился. Однако мне нравилось чувствовать себя все лучше и лучше каждым новым утром. Слабость отступала, а раненая рука почти не болела.
Новости же о том, что таинственный благодетель решил навестить нас — и вовсе заставила меня почувствовать крылья за спиной.
Явился таинственный благодетель, конечно же, неожиданно. Мы с Буревестником только поели в небольшой забегаловке напротив гостиницы и вернулись в номер за несколько минут до того, как в дверь постучали.
Благодетель скинул промокший редингот на один из стульев. Цилиндр поставил на стол. А вот с шарфом решил не расставаться, несмотря на то что в комнате у нас было хорошо натоплено. На дровах в гостинице не экономили — трубы всегда были горячими.
— Приветствую, — произнес он отдающим металлом тоном, и я понял — под шарфом прячется искусная машинка для изменения голоса. — Представляться друг другу, думаю, нет нужды. Если же вы, Никита, хотите как-то обращаться ко мне, то можете называть меня Фробищер.
— Так вы британец? — поинтересовался я.
— Ну, у моего друга Буревестника есть привычка брать себе птичьи клички, а я вот предпочитаю имена английских пиратов[15].
Мы замолчали на секунду. Развивать тему имен было некуда. Инициатива же в разговоре пока принадлежала благодетелю, называвшему себя Фробишером.
— Мне понятны ваши причины покинуть родину, ставшую весьма негостеприимной для вас, Никита Но скажите, куда вы собираетесь отправиться?
— В Африку, скорее всего, — пожал плечами я. — Сейчас умный человек сможет сколотить себе там неплохое состояние. Как раньше в Калифорнии или на Аляске.
— Собираетесь заняться добычей алмазов? Это ведь весьма опасное предприятие, особенно в том беззаконном краю.
— Не опасней того, что приключилось со мной в Леванте. И знаете что, мистер Фробишер, — я сделал акцент на слове мистер, — мне нравятся приключения такого рода. Иначе я бы, наверное, не ввязался в очередное здесь — в Тифлисе.
Надо сказать, я в тут ничуть не кривил душой. Мне, действительно, нравились все эти смертельные приключения. Выходит, Иван Алексеевич Зиновьев был прав тогда — в далеком Стамбуле.
— Да с чего вы взяли, что я — англичанин? — удивился благодетель.
— Буревестник рассказал мне о вашей привычке вставлять обычно не к месту русские выражения и поговорки. Это свойственно иностранцам, которые выучили академический русский язык, и после этого хотят сойти за настоящих русских посредством этих выражений. Только подспудно употребляют их, как правило, в контексте, свойственном для их родного языка. А, кроме того, зачем кому-то как не шпиону носить маску и устройство, изменяющее голос? И если маску еще можно оправдать, например, шрамами на лице — такие носят, хотя и редко. То устройство у вас на шее под шарфом предназначено, скорее всего, чтобы скрыть акцент. Следовательно, вы иностранец. А раз у вас такая заинтересованность в Баку, то вряд ли кто-либо кроме англичанина. Ведь общеизвестно, что именно у Британии в этой части Русской империи весьма обширные интересы.
— Я позволил себе забыть, что вы не только диссидент, господин Евсеичев, но еще и бывший работник русской тайной полиции, — протянул благодетель. — Мои аплодисменты, мистер жандарм.
— Кстати, я до сих пор числюсь в бессрочном отпуске по своему ведомству, — усмехнулся я. — Так что, можно сказать, я и не бывший жандарм. А вполне себе действующий.
— Хватки вы в отпуске не потеряли. С такой хваткой вам легко будет пробиться в Африке. Вы вполне сможете даже сколотить там себе неплохое состояние.
— Если, конечно, вы поможете мне туда добраться.
— Помогу, — кивнул после секундного раздумья благодетель. — Но только с одним условием. Вы, мистер Евсеичев, должны будете послужить британской короне. Черным мундиром. Знаете, кто это такие?
— В общих чертах, — кивнул я. — И да, я согласен послужить Британии какое-то время наемным офицером. Это достойная плата за вашу помощь, мистер Фробишер.
— Отлично, — благодетель взял свой редингот, но надевать не стал, просто перебросил через руку. В другую руку взял цилиндр. — На днях я сообщу, каким именно образом я помогу вам покинуть город. Скорее всего, вам обоим предстоит отправиться в Баку. А там уже разберемся, что к чему. До встречи, господа.
Он набросил на плечи влажный редингот, надел цилиндр и вышел. На прощание приложил два пальца к тулье шляпы.
— Завтра будут хоронить князя Амилахвари, — заметил Буревестник, когда за благодетелем закрылась дверь. — Я пойду на кладбище. Может, и не увижу, как эту сволочь в землю зарывают, но хоть издалека погляжу на его гроб.
— Его не зароют, — ответил я. — У князей Амилахвари в Тифлисе есть свой склеп.
— Вот и погляжу, как его туда заносить будут, — с мстительной жестокостью заявил Буревестник. — Говорят, его в закрытом гробу хоронят.
Я слышал те же сплетки, что и мой спутник. Люди шептались о том, что молодого князя Амилахвари взорвали во время разгрома тайного убежища террористов. И в церкви, где его отпевали, стоял закрытый гроб.
— Я пойду с тобой, — сказал я. — Только оружие оставим тут — в гостинице. Слишком много будет на кладбище жандармов и полиции.
— Боишься, что я выкину что-нибудь? — в лоб спросил у меня Буревестник.
— Будь у тебя хоть одна бомба из тех, что Володя делал, я бы опасался. А так, — я развел руками, — нет. Ты не такой дурак, чтобы разменивать себя на пару— тройку рядовых жандармов или даже офицеров. А до действительно серьезных людей, вроде графа Сегеди, без бомбы не добраться.
— Тут ты прав, Никита, — не стал спорить Буревестник. Мы с ним уже второй день как перешли на ты.
Кажется, именно мои слова убедили его, что устраивать акцию на похоронах князя Амилахвари будет верхом глупости.
Я впоследствии много думал, а не стоило ли тогда позволить ему сделать это. Скорее всего, акции стоила бы Буревестнику жизни — да он, казалось, искал смерти в те дни. И, быть может, история потом пошла бы совсем иначе. Однако я остановил его. Наверное, потому, что Буревестник не был совсем уж скверным человеком. Просто он служил своим идеям. Как и Володя Баградзе. А возможно, именно из-за Володиной гибели я и остановил Буревестника. Не могу точно сказать.
Однако я поступил так, как поступил. И дальнейшая история Русской империи развивалась именно так, а не иначе. Не терпя, как известно, сослагательного наклонения.
Процессия, шагавшая за гробом молодого князя. Амилахвари, была невелика. Однако почти вся состояла из людей в мундирах. Военных и статских. И чины шагали большие. Сверкали в редких лучах зимнего тифлисского солнца золотые галуны и эполеты. Побрякивали чиновничьи шпаги и офицерские сабли. Отдельной группкой собрались старики, одетые в расшитые чохи и черкески, с наборных поясов, украшенных серебром, свисают кинжалы, отделанные драгоценными камнями. На головах лохматые папахи из дорогой шерсти. Это были дальние родичи князя, что жили не в Тифлисе, а в разбросанных по Кавказским горам городках и селениях.