— У тебя проблемы? — насторожился Руди. Он любил решать чужие проблемы. Конечно же, когда за это платили. А Лоуренс был его другом — уж он-то точно не поскупится. Не такой человек.
— Ты же видел уже этого нашего русского офицера, — буркнул Лоуренс. — Того, которого избили на улице, а он сделал вид, будто ничего не произошло. Вот он — моя главная головная боль.
— Чем он тебе насолить успел? — удивился Руди. — Вроде еще и недели не прошло, как он у нас объявился.
— Старые счеты, — дернул щекой Лоуренс, как будто на нее села надоедливая муха. — Но с этим человеком я должен покончить. Раз и навсегда. Я хотел было сам его на дуэль вызвать, чтобы решить все, как джентльмен, но слишком уж хорошо этот русский стреляет. Лучше меня. А фехтованию я посвящал прискорбно мало времени.
— И сколько ты готов заплатить за его смерть? — перешел на деловой тон Руди. Он не очень-то верил в сказочки Лоуренса, вроде той, что о льде, которой он попотчевал его только что. И держался его, понимая — этому человеку понадобятся его услуги.
— Достаточно, Руди, — таким же деловым тоном ответил Лоуренс. — Старые счеты стоят дорого. Но все должно быть чисто. И я нигде не должен фигурировать. Ты же понимаешь, Руди.
— Не надо учить меня делать мою работу, — хищно улыбнулся Рудольф Эберхардт, бывший оберлейтенант Гвардейского принца Ганноверского полка панцергренадер, а ныне лейтенант 24-го пехотного полка. Он чуял кровь и деньги. А ведь именно их он любил больше всего. Кровь и деньги. — Я делаю свое дело чисто. Всегда.
Глава 5
Срок ультиматума — и без того по мнению многих офицеров в Натале весьма затянутый — подходил к концу. Война с зулусами теперь становилась неизбежностью. Скоро мне с лейтенантом Чардом подойдет срок принимать заставу на ферме Роркс-Дрифт. Что меня там ждет, я пока представлял с трудом. Объяснений мрачноватого от природы Чарда для этого было явно мало.
— Да что тут вообще хорошего может быть, в этой Африке, — только и говорил он в ответ на все мои настойчивые расспросы о грядущем месте службы. Мы будем строить мост там, а проклятые дикари по нему же к нам и пожалуют. И вскроют всем животы. Вот будет потеха-то!
В общем, разговоры у меня с лейтенантом королевского инженерного корпуса явно не клеились. Хотя, как ни странно, отношения нам удалось наладить почти дружеские. Мрачный и неразговорчивый Чард оказался настоящим солдатом. Что называется, до мозга костей. Военным инженером, если уж быть точным.
— Я построил не один город, — любил говорить он. — Не Лондон, конечно, но уж размером с Глазго или Дублин — это уж будьте уверены, мистер Евсеичев. Но моего города не найти ни на одной карте. Все они были разрушены. Одни через несколько дней — а какие и недостроенными. Другие — через пару-другую месяцев. Их разбирали солдаты, чтобы выстроить укрепления где-нибудь в другом месте. И так снова, снова и снова. Но я всегда радовался, когда их разбирали и уносили. Это означало, что красные мундиры где-то выдержали атаку. Что выстроенные мной укрепления спасли много жизней.
— А хорошо ли укреплен Роркс-Дрифт? — воспользовавшись моментом, задал вопрос я.
— Неплохо, — пожал плечами Чард, — но всегда можно лучше. Тем более что держать его, если дела у лорда Челмсворда пойдут плохо, придется всего-то с одной ротой красных мундиров и моей саперной командой. Ну, еще и вы будете. Говорят, у вас неплохо получается обороняться? Расскажите, что было там, в Аравийской пустыне.
— Отчего бы не рассказать, — пожал плечами я.
Харишей шерифа Али поблизости не было. Не думаю, что им приятно было бы слушать мой рассказ. В то, что все они, кроме самого шерифа, не понимали по-английски, я попросту не верил. Зато вместе с нами сидели лейтенант Бромхэд, капитан Хаммерсмит в новенькой форме Ньюкасльских конных стрелков и майор Пикеринг. Последний все сокрушался по поводу столь любимых им паровых пушек.
— Вряд ли лорд Челмсворд возьмет их с собой в Зулуленд, — вздыхал он. — Слишком уж тяжелы они еще. Да против кого ими воевать? Жаль только ресурс будет вырабатывать против дикарей. С ними и армстронги справятся. Шрапнель их выкосит зулусов за пару залпов. Вряд ли нашим доблестным красным мундирам придется сделать хотя бы залп по этим дикарям.
— Кстати, мистер Евсеичев, — обернулся ко мне Чард, — вы вот тут спрашивали насчет укрепления Роркс-Дрифт. Так вот, могу вам с радостью сказать, что лорд Челмсворд ответил положительно на мой рапорт. В Роркс-Дрифт ведь стояли старинные пушки Паррота. Ума не приложу, как здесь оказались американские орудия. Но факт — два паррота стоят в Роркс-Дрифт. Я неоднократно докладывал об этом лорду Челмсворду, но то было мирное время. А сейчас, когда война с дикарями неизбежна, он распорядился поставить в дополнение к ним батарею из двух паровых пушек. — Теперь уже кивок в сторону майора Пикеринга.
— На стационарных позициях они себя покажут, — решительно заявил тот, — и, естественно, только с лучшей стороны.
— Кстати, Пикеринг, как там поживает ваша книга о санскрите? — неожиданно спросил у него капитан Хаммерсмит. — Быть может, вам лучше все же начать работать над книгой о зулусском языке? А то самих зулусов скоро может и не остаться.
— Уж не думаете ли вы, Хаммерсмит, что лорд Челмсворд сумеет одолеть дикарей одним полком, пятью пушками и парой эскадронов местной кавалерии, — развел руками Чард. — Зулусы не такие уж дикари, как их пытаются представить. Вы еще новичок в Африке, а я успел повидать этих черных дьяволов.
— Это где же? — удивился задетый за живое Хаммерсмит. Его невинная шутка внезапно обернулась против него самого.
— Я уже служил в Роркс-Дрифт, — ответил Чард, еще немного помрачнев, хотя казалось, это было невозможно, — а это самая граница с землей Дабуламанзи — кровного брата вождя всех зулусов Кечвайо. Тот охотно торговал с нами. Но отнюдь не за блестящие бусы он продавал в Наталь своих людей. Он брал за них араку, ружья, порох, пули. Современное оружие запрещено продавать дикарям, но контрабандистов никогда не останавливала строгость возможного наказания. Что ни день мы ловили не одного мошенника, который шел через Буйволиную реку, обвешанный ружьями и патронами с головы до ног. Другие же ждали засухи и вели через мелеющую реку целые караваны. Обратно они всегда возвращались с повозками, полными черных рабов.
— Торговать своими людьми — это подлость! — произнес лейтенант Бромхэд. — Л ишь дикари, не ведающие цивилизации, способны на такое.
— По-вашему, мистер Бромхэд, — усмехнулся Пикеринг, — жители Древнего Рима были дикарями? Раб — не человек в обществе рабовладельцев. Он — имущество. Ценное, если может трудиться, грошовое — если нет. Не так давно еще во вполне цивилизованных странах процветало самое настоящее рабство. Как бы оно ни называлось.
Майору можно было не бросать на меня выразительных взглядов. И так было отлично понятно, на что именно он намекает. Но оправдываться я не стал. Крепостное право отменено, хотя далеко не все в империи считают, что это было верным шагом. Я же как-то даже не задумывался над этим вопросом.
Однако подобные разговоры, можно сказать, привели к злополучной дуэли. А началось все, как и положено, на балу.
Давал бал, конечно же, губернатор колонии Наталь. Я даже имени его не запомнил. Несмотря на вицмундир с золотым шитьем и благообразную внешность настоящего британского лорда, он полностью терялся на фоне лорда Челмсворда. Вот кто был подлинным королем этого бала. Собственно, как и все военные. Немногочисленные, надо сказать, штатские лица на этом балу находились в тени от нас — военных. Наверное, в тот день я впервые испытал настоящее тщеславие. Мы, уходящие на войну с жестокими дикарями офицеры — были героями этого бала. И не важно, какой носили мундир — красный или черный. Дамы с удовольствием дарили нам вальсы, мазурки и контрдансы. Вели с нами пустопорожние разговоры, всячески стараясь свернуть на тему войны.
— О, мистер Бромхэд, вы такой молодой, а уже отправляетесь на войну, — хлопая длинными ресницами, ворковала лейтенанту юная леди. Кажется, это была одна из многочисленных племянниц или дочерей кузин губернатора. Семейство у того было весьма большим — и все, конечно же, кормилось от него. — А вам не страшно будет там — в Зулуленде? Ведь эти зулусы — настоящие кровожадные дикари.
— Страх свойственен человеческой натуре, мисс. — Бромхэд на балу чувствовал себя куда уверенней, чем на плацу. Что, в общем-то, удивительно для офицера из африканских войск — особенной утонченностью они не отличались. — Однако белый человек давно уже не живет примитивными инстинктами. Разум в нас победил их. Именно этим мы в первую очередь превосходим дикарей, вроде зулусов.
— Поверьте мне, мистер, — подошел к ним офицер в полковничьем мундире. Левый рукав его заканчивался пустотой, — в бою человеком — что белым, что черным — очень быстро овладевают именно инстинкты. Самые примитивные. И вот тут мы зулусам сильно уступаем.
— Полковник Дарнфорд, — кивнул ему Бромхэд. Отдать честь по всем правилам он не мог, потому что держал свой белый шлем на сгибе локтя. — Разрешите поинтересоваться, чем именно мы уступаем проклятым дикарям?
— Когда у нашего солдата срабатывают самые примитивные инстинкты, он бросает винтовку и бежит с поля боя, — ответил полковник Дарнфорд, о котором я был наслышан от того же лейтенанта Чарда. — Зулус же во власти инстинктов превращается в форменное чудовище. Оно бросается не от врага, а на него, стремясь разорвать его, хотя и бы голыми руками.
— Поэтому, как вы считаете, — вступила в разговор старшая дама, сопровождающая юную леди, — эта война обойдется нам дорого, не так ли, полковник?
— Очень дорого, — честно ответил ей Дарнфорд.
И тут я был вынужден отвлечься. Меня за плечо кто-то осторожно тронул. Обернувшись, я увидел майора Лоуренса. Его, как обычно, сопровождал шериф Али. Увидев меня, хариш заметно помрачнел лицом. Он явно не забыл своего поражения при Месджеде-Солейман, и был бы рад, наверное, прямо сейчас пустить мне кровь.