Маля радовалась, что родилась китаянкой, пока однажды отец не забрал у нее игрушечную деревянную лошадку и она не укусила отца. Тогда он отшлепал ее и сказал, что в ней слишком много от Затонувших городов.
– Никакого уважения, – сказал он, – сплошные Затонувшие города. Совсем как твоя мать. Животное.
Мать Мали бросилась на него, и он обозвал их обеих животными и жительницами Затонувших городов, и вдруг Маля испугалась. Отец ненавидел Затонувшие города сильнее всего на свете. А теперь она поняла, что такая же, как те люди, с которыми он каждый день сражается.
Маля забилась под кровать и укусила саму себя, в наказание за глупость.
– Мей шэньхуа, – пробормотала она, – никакой культуры.
Она кусала себя снова и снова, вбивая в голову урок. Но когда Маля продемонстрировала отцу окровавленную ладонь и сказала, что уже наказала себя, он посмотрел на нее мрачно и разочарованно.
А теперь Маля с Мышом пробирались через болота, и Маля пыталась представить, что бы подумал о ней отец. Однорукая девочка? Грязное отродье войны, которое крадет яйца из птичьих гнезд, чтобы выжить? Что бы он о ней подумал? На самом деле она знала ответ. Пусть она наполовину китаянка по крови, на самом деле она – жительница Затонувших городов, целиком и полностью. Одно из тех животных, которых он считал не поддающимися дрессировке.
Маля горько улыбнулась при этой мысли. Он ведь проиграл. Ее отец бежал, поджав хвост, потому что был слишком цивилизованным для хреновых Затонувших городов. Да, он звал здешних вождей бумажными тиграми, но в конце концов оказалось, что он сам бумажный. Да, китайские миротворцы казались ужасно опасными с их пушками и броней, но в конечном итоге их снесло, как ветер уносит листья.
Если бы Маля была такая же цивилизованная, как миротворцы, она бы десять раз погибла, выбираясь из Затонувших городов. И без того девочка спаслась только чудом. Норны дотронулись до нее, приняв форму сумасшедшего рыжего отродья войны, который вмешался в нужную секунду и отвлек внимание.
– Эй, Мыш?
– Да? – сейчас была очередь Мыша прокладывать дорогу мачете, и он рубил новые лианы, наползшие на тропу, не особенно обращая на Малю внимание.
– Почему ты меня спас, – спросила Маля, – когда Армия Бога… – она замялась, вспомнив свою руку, лежащую на земле и истекающую кровью. Девочка сглотнула комок в горле, – когда солдатики… порезали меня… почему ты поднял шум?
Мыш отвлекся от своего занятия и оглянулся на нее, нахмурив белесые брови.
– Ты о чем?
– Ты же не должен был. Для тебя было безопаснее держаться в сторонке.
– По глупости, наверное, – он вытер пот с покрытой веснушками шеи и вернулся к работе, – не помню я, чтобы эта тропа так зарастала.
– Давай я, – Маля взяла мачете и стала прорубать дорогу. Жесткие лианы распадались под острым клинком. Когда она впервые оказалась в джунглях, убежав из Затонувших городов, она была совсем слабой, а теперь размахивала мачете легко и сильно. Городская девочка научилась жить на природе.
– Ну так? – переспросила она. – Зачем?
– Да я не знаю, – скривился Мыш, – с ума сошел, наверное. Мне до сих пор кошмары снятся. Я бегу в джунгли, но солдатики в этом сне умеют стрелять, и они меня видят. – Он замолчал на мгновение и добавил: – Это вообще был не я, наверное. Я не думал, что это я. Просто встал.
– Но почему? Я же просто ошметок. Миротворцы ушли. Никто бы тебя не наградил. Ты бы ничего не получил.
– Дело не в этом, – сказал Мыш.
И это тоже не было ответом.
Маля разрубила еще несколько лиан, и перед ней открылась тропа. Маля сразу же инстинктивно замерла на месте, высматривая признаки опасности.
Иногда попадались неудачные тропы. Дочь тетки Селимы лишилась на такой обеих ног. Она прошла по неплохо сохранившейся дороге и набрела на минное поле времен самого начала войны Затонувших городов. Взрыв услышали издали, но к тому моменту как Маля и доктор Мафуз пробрались через мины, девочка успела истечь кровью.
Мыш посмотрел Мале через плечо, изучая тропу вместе с ней.
– Выглядит вроде нормально?
Грязь была плотно убита. Этим путем ходило множество людей, свиней и койволков.
– Да, на вид безопасно.
Маля протянула ему мачете и вытерла покрытое потом лицо. Рыжий мальчик взял клинок и пошел вперед.
– Ну, так что? – еще раз спросила Маля.
– Что «что»?
Он упорно не хотел отвечать.
– Ладно, это было глупо, – сказала она, – ведь ты просто встал и начал швырять камни в целый взвод солдатиков с ружьями. Совершенная бессмыслица. Ты мог просто уползти прочь, а вместо этого швырял камни.
– Да, ты права. Глупость какая-то, – рассмеялся Мыш.
– И все-таки зачем?
Мыш лениво пнул кудзу, проходя мимо, но лицо его стало серьезным.
– Да не знаю я! Какая тебе разница! Нашу ферму только что сожгли. Они забрали все. Убили маму и папу. И Симона. Шейна забрали в солдаты. Я сам видел. Застрелили Симона, потому что он был слишком маленький, а Шейна забрали с собой, – он пнул другое кудзу, – может быть, я надеялся, меня тоже пристрелят, и это все кончится. Я ужасно устал прятаться и копаться в мусоре. Наверное, я ждал пули, – он пожал плечами, – а они все промахивались и промахивались. Кучу пуль в меня выпустили и ни разу не попали, как будто Норны отводили их своей ладонью. А потом оказалось, ты тоже убралась оттуда… Ты истекала кровью, так что пришлось что-то делать. Еще ты была голодная, а я знал, где взять еды. Поэтому у меня появилось, о чем думать, кроме… сама понимаешь, – он снова пожал плечами, – может быть, ты меня спасла?
– Ну да, – пошутила Маля. – Теперь ты мне должен.
Она закрыла тему, потому что понимала – от Мыша больше ничего не добиться, но на самом деле ответ ее не устроил. Они шли дальше по тропе.
Она выжила в Затонувших городах, потому что совсем не походила на Мыша. Когда вокруг засвистели пули, а вожди принялись казнить пособников миротворцев одного за другим, Маля держалась тише воды, ниже травы, не пытаясь сопротивляться, как Мыш. Она заботилась о себе в первую очередь. И именно поэтому выжила.
Все остальные ошметки давно погибли. Дети, ходившие в школы миротворцев, дети с миндалевидными глазами… Эми Ма, Луи Ху, Пин Ли и другие… Они были слишком цивилизованными, чтобы выжить, оказавшись между молотом и наковальней. Маля осталась, потому что совсем не походила на Мыша, а потом выжила снова, поскольку Мыш совсем не походил на нее.
Маля была совершенно уверена, что доктор Мафуз объяснил бы – Мыш прав, а она нет. Нужно вставать и сопротивляться, а не прятаться. Еще Маля была уверена – если бы она вела себя так же, как Мыш, то ее голову давно насадили бы на шест.
Не было тут никакой причины или смысла. Никакого равновесия и никаких весов. Никакой награды – разве что после смерти, как рассказывают Глубоководные христиане.
Мыш поднял руку, предупреждая ее о чем-то.
Маля замерла на месте, потом бросилась на землю.
– Что такое? – прошептала она.
– Не знаю.
Впереди болото расступалось, открывая небольшую полянку, но за ней снова тянулось болото, заросшее рогозом и лилиями. Маля прислушалась, пытаясь понять, что насторожило Мыша. Жужжали насекомые. Ничего странного. Мыш ткнул пальцем куда-то вперед, и Маля вытянула шею, пытаясь разглядеть…
Вот оно.
В болоте среди рогоза плавало что-то. Плавало и не двигалось.
Подождав еще немного, Мыш, наконец, сказал:
– Все чисто.
Они скользнули вперед и разделились, обследуя джунгли и болото и не забывая при этом поглядывать на гору меха и кожи, лежащую в воде.
Земля у края болота была истоптана, трава помята, кочки выворочены. Пятна крови потемнели, наполовину засохнув.
– Койволк? – прошептал Мыш.
– Слишком мелкий, нет? – покачала головой Маля.
– Да, наверное, – он присел на корточки, – но это точно собака, не кошка. Видишь царапины? Это от когтей.
Мыш задумчиво присвистнул сквозь зубы, встал, потоптался по жидкой грязи.
– Угу, – он кивнул, – точно собаки. Боевые собаки. Гончие.
– Откуда ты знаешь, черт возьми?
Он указал рукой. На земле перед ним в грязи красовался еще один след, след другого хищника. Отпечаток ботинка. Хорошего тяжелого ботинка с рифленым протектором.
Толстые подошвы производят много шума, зато гарантируют, что ты сможешь бегать где угодно. Например, по битому стеклу и ржавой проволоке, которых полно в Затонувших городах, и не замедлять при этом шага.
– Солдаты, – сказал Мыш, – такие ботинки не у всех есть.
– Значит, тут были богатые солдаты и их собаки? – Маля задрожала. – Солдаты. Здесь, в джунглях. Так близко к городу, – патриотический фронт, да?
– Не знаю, но у них есть ботинки. И если уж они такие богатые, то и ружья, наверное, тоже есть. Это тебе не жалкие солдатики с кислотой и мачете.
– Но тут ничего нет. Ни мусора, ни врагов.
– Может быть, они ищут новобранцев.
Если это правда, им всем придется бежать. Всей деревне. Если ты нужен солдатикам, они забирают тебя, и Маля еще не слышала ни об одном человеке, который вернулся бы из армии.
– И что там за хрень плавает? – спросил Мыш.
Маля проследила его взгляд и увидела огромное непонятное создание, плавающее в болоте.
– Да хрен его знает. Похоже на аллигатора.
– С мехом?
Мале не хотелось больше бродить по джунглям. Она боялась.
– Давай вернемся к доку и расскажем про солдат. Пусть все узнают, что они рядом.
– Через минуту.
– Мыш…
Он уже шел вперед, сумасшедший упрямый ублюдок.
– Мыш! – прошептала Маля, – вернись!
Мыш не слушал ее и заходил все глубже, раздвигая рогоз. Потыкал плавающую кучу мачете. С трупа поднялись и недовольно зажужжали мухи. Тусклые волосы, грязь, сгустки почерневшей крови, жесткая кожа.
В свете дня на теле виднелись копошащиеся раки, и жуки обгрызали гниющую плоть. Маля увидела какую-то многоножку, которая вылезла из раны, шлепнулась в воду и заскользила по ней, как щитомордник.