В 1545 году крупные залежи драгоценных металлов были открыты в Потоси, на территории современной Боливии, и здесь был создан монетный двор.
В Новом Свете единственными зданиями, превосходившими своим великолепием храмы, были «Монеды», то есть монетные дворы. Монетный двор в Потоси обошелся в два миллиона пиастров. На этих предприятиях чеканили колоссальное количество монет, особенно достоинством в восемь реалов, которые высоко ценились и были самыми удобными в обращении. В течение трех веков они оставались денежными знаками, пользовавшимися наибольшим престижем как в Новом, так и в Старом Свете. То были пресловутые восьмиреаловики.
По воле случая они стали предком современного доллара. В счетных книгах крупных купцов эти монеты обозначались латинской буквой Р, переплетающейся с цифрой 8. Позднее осталась только цифра, которую преобразили в знак S, перечеркнутый черточкой. В конечном счете этот символ начали применять американцы для обозначения доллара.
Что касается слова «доллар», то оно немецкого происхождения. С XV века на серебряных рудниках Иоганнисталя в Богемии начали чеканить монету, известную в Европе под названием иоганнисталер или сокращенно талер. Эти монеты по стоимости были равны восьми реалам. Последние были украшены на оборотной стороне знаком колониальной мощи Испании — двумя колоннами, у основания которых плескалось море. Плавание за Геркулесовы столбы означало в ту пору пересечение Гибралтарского пролива. Это было символом всей заатлантической эпопеи Испании, означавшим, что Средиземное море не удовлетворяет больше требованиям самой могущественной морской державы мира. Она отныне устремилась в неведомые океаны. Вот почему на этих монетах можно прочесть такой девиз: «Plus Ultra», то есть «Еще дальше». На лицевой стороне надпись: «Philippus II Hispaniarum et Indiarum Rex» («Филипп II, король испанский и индийский»). Слово «Indiarum» фигурирует на всех монетах, отчеканенных в Новом Свете.
Впрочем, монеты эти были очень плохой чеканки. До конца XVIII века единственным инструментом, применявшимся при чеканке, был молоток. Содержание золота в монетах зачастую было ниже установленной законом пробы. Повинны в этом были сами чиновники. Они не смущаясь пользовались несовершенством чеканки и заставляли обрезать по краям новые монеты.
Если Испания чеканила огромное количество денег на монетных дворах в Новом Свете, то это в значительной мере объяснялось стремлением помешать ухищрениям чиновников, мошенников столь же искусных, сколь и упорных.
Действительно, королевская казна не могла доверять слиткам, перевозившимся на галионах. Они нередко представляли собой медные или свинцовые бруски, покрытые сверху серебром. Платину, которая в ту пору не ценилась, использовали даже для заполнения внутренней полоски слитков в форме дисков.
И наоборот, когда надо было перевезти на родину незаконно присвоенные монеты, генералы, адмиралы и капитаны переплавляли их, изощряясь в хитрости. Один из них заставил расплавить все принадлежавшее ему золото, чтобы отлить из него якорь, умело покрытый платиной.
Чтобы понять историю торговых связей между Старым и Новым Светом, необходимо составить четкое представление о том, что значил для других европейских народов этот приток богатств, единственной держательницей которых была Испания. Казалось, это освобождало ее от необходимости трудиться. Французы, англичане, голландцы, рано зарекомендовавшие себя моряками, гораздо более искусными, чем испанцы, захотели получить свою долю сокровищ.
Очень скоро пираты, флибустьеры, корсары поняли, что в Карибском море, которое называли тогда Испанским, главенствовать будут небольшие, легко управляемые суда, способные укротить высокие галионы, несмотря на их лучшее вооружение.
Для нападения на галионы, артиллерия которых теоретически считалась сокрушительной, флибустьеры, пользовались маленькими быстроходными судами. Как правило, они могли противопоставить только пять-шесть пушек 70 огнестрельным орудиям испанских кораблей. Морские разбойники видели залог успеха в быстроте маневров и атаке.
Экипаж этих небольших судов был относительно многочисленным. Он состоял из 70–80 человек, которые брали на абордаж корабли, перевозившие до 800 человек. Но офицерам и солдатам, находившимся на борту галионов, мешали отражать нападение контрабандные грузы, загромождавшие палубы и надстройки, а также излишек пассажиров. Что касается пушек, то их место часто занимали тюки с товарами. Дело в том, что в Картахене, Гаване и Веракрусе предусмотрительные купцы обычно арендовали пушки у галионов. Таким образом, капитаны могли показать орудия инспекторам из Каса де Конратасьон, а затем снять их с кораблей, заменив более выгодным грузом.
Для защиты от нападения флибустьеров применялись другие средства. На палубе натягивалась противоабордажная сеть. Чтобы проникнуть внутрь корабля, нападающие должны были преодолеть это препятствие. Концы рей грот- и фок-мачты были снабжены крюками, предназначенными для разрыва такелажа судна, решившегося на ближний бой. А на носу судна, увенчанном длинным бушпритом, постоянно висел абордажный крюк.
Начиная с этой эпохи англичане добились таких успехов в навигационном искусстве, которые позволили им превзойти Испанию. Их суда с довольно низким баком были более легкими и маневренными и в то же время более быстроходными. XVI век стал свидетелем зарождения и расцвета английского флота, действовавшего в ущерб Испании в водах, окружающих Американский материк. Положение Испании на Американском континенте все ухудшалось, а опасности, которым подвергались галионы, соответственно увеличивались.
К середине XVI столетия Испания располагала огромными колониальными владениями, управлять которыми была не в состоянии.
Филипп II (1527–1598), суровый монарх, ожесточенный непомерными трудами, был преемником Карла V. Он не интересовался морской торговлей и навигационными проблемами. Испанский король дважды совершал ошибку, отказавшись от услуг англичанина Джона Гаукинса[27].
Гаукинс предложил Филиппу II обеспечить безопасность флотилии Материка. Получив отказ, он начал нападать на испанские галионы, вместо того чтобы защищать их, и спровоцировал ссору между Испанией и Англией.
Елизавета не обладала богатейшими заморскими ресурсами Филиппа II, но зато у нее были искусные и отважные моряки. Впрочем, никаких официальных поручений им не давалось. Они возглавляли частные предприятия, финансируемые крупной аристократией и деловыми людьми, которые покупали и оснащали суда за свой счет.
24 мая 1572 года Плимут покинули два до странности маломощных корабля: 70-тонный «Паша» и 25-тонный «Лебедь». Экспедицию возглавил Фрэнсис Дрейк, молодой человек лет тридцати, небольшого роста, но крепкого телосложения, носивший короткую рыжую бороду. Всего в экипажах этих судов насчитывалось 73 человека, причем все они были моложе капитана. Фрэнсис был выходцем из ярых протестантов. К храбрости моряка и дерзости пирата у него примешивался религиозный фанатизм: ненависть к католической державе, которая была тогда самой могущественной в мире.
Пока Филипп II истреблял неверных в Средиземном море, другая религиозная война вспыхнула в странах Карибского бассейна. Война эта была ожесточенной. Против испанских католиков сражались английские, голландские и французские протестанты. Пиратство и грабеж прикрывались религиозной враждой. А Фрэнсис Дрейк был одним из самых ярых приверженцев реформаторской церкви.
Перед отплытием из Англии его люди вооружились по-разному: одни — пиками для ближнего боя, другие — мушкетами, были в отряде и лучники. Большинство европейских стран к тому времени уже отказалось от луков, но англичане остались верны оружию, обеспечившему им победу при Азенкуре, благодаря которой они некоторое время считались лучшими пехотинцами в мире.
Дрейк в то время действительно задумал перенести центр тяжести операции на сушу. Он решил перехватить караван, который доставлял в Пуэрто-Бельо золото из Перу и Чили — сокровища, награбленные в легендарной стране инков.
Дрейк побил рекорд своей эпохи: затратив всего 25 дней на преодоление Атлантики, он захватил городок Номбре-де-Диос, хотя и не смог там удержаться. Здесь Дрейк узнал, что 28 принадлежащих казне и несколько частных караванов держат путь к Панаме. Каждый караван включал 50 мулов, причем в авангарде и арьергарде шли военные отряды.
Тогда Дрейк решил устроить засаду вблизи Панамы. Его отряд потерял 28 человек, и многие воины были поражены каким-то неизвестным недугом, скорее всего желтой лихорадкой. Дрейку удалось повести за собой только 18 человек. С помощью проводников, индейцев-симарронов, они пересекли джунгли, преодолели кордильеру, поросшую густой растительностью. Изнемогая от жары, усугубленной духотой леса и избыточной влажностью воздуха, прокладывая себе путь мачете среди орхидей, колибри и змей, отряд вышел к Тихоокеанскому побережью Америки. Взобравшись на высокое дерево, Дрейк увидел город Панаму и незнакомый ему океан. Он поклялся, что станет первым англичанином, отважившимся плыть по водам Тихого океана.
Атака каравана была назначена на тот же вечер, так как испанцы предпочитали передвигаться в ночной прохладе.
Дрейк приказал своим людям натянуть нижние рубахи поверх одежды, чтобы можно было отличить своих людей от врагов во время ночной схватки.
На заре индейцы сообщили о приближении каравана. Вскоре раздалось позвякивание колокольчиков, подвешенных к шеям мулов. По счастливой для Дрейка случайности погонщики мулов остановились на отдых на вершине холма, где была устроена засада. По свистку Дрейка грянули выстрелы из мушкетов, град стрел обрушился на солдат эскорта, и началась атака. Люди Дрейка подрезали подколенные жилы мулам, пока испанцы спасались бегством.