Профессор Заводюк пришел в невероятное возбуждение и забегал по палубе, умоляя сделать еще несколько заходов.
– Мы на пороге открытия! – повторял он. – Скорее всего, стены канала были выложены именно такими камнями, а деревянный фрагмент является куском затонувшего корабля. Атлантида ждет нас. Нельзя медлить ни минуты!
Заразившись его лихорадочным нетерпением, исследователи активизировали поиски и даже отказались от послеобеденного отдыха. В результате общих усилий к находкам присоединился осколок еще одного обтесанного камня, несколько черепков и обломок костяного гребешка.
Работа осложнялась необходимостью перебирать вручную целые горы камешков, ракушек и водорослей, которые засасывались трубой. После весь этот мокрый хлам выбрасывался снова за борт в специальных мешках, чтобы не возиться с ним по второму кругу: ткань мешков должна была полностью раствориться в морской воде примерно через месяц. К этому времени экспедиция либо завершится успехом, либо потерпит фиаско.
Дни мелькали, как фотографии на мониторе компьютера.
Очередным утром, когда Заводюк произносил неизвестно какую по счету зажигательную речь, призывая соратников работать как можно быстрее и тщательнее, Быков позволил себе взять слово.
– Я, конечно, не профи, – сказал он, – но ситуация напоминает старый анекдот. Мы прыгаем вместо того, чтобы думать.
– Прыгаем? – недоуменно переспросил профессор, недовольный тем, что кто-то не разделяет его энтузиазма.
– Выражайся яснее, Дима, – сухо предложил Ватерман, глядя куда-то поверх головы Быкова.
Стаут молча чистил трубку, но наклон его головы выражал явную заинтересованность. Леоне как ни в чем не бывало продолжал готовиться к подводной вахте. Алиса смотрела с холодным любопытством. Элен, задетая тем, что Быков перестал посвящать ей часы ночного отдыха, делала вид, что происходящее ее не касается.
– Был такой анекдот, – начал Быков, откашлявшись. – Сейчас попробую адаптировать его для всеобщего понимания.
Ватерман нарочито зевнул, но это не помешало ему остаться. Профессор Заводюк подбоченился:
– Рассказывай, Дима. Но предупреждаю, если твой анекдот не имеет отношения к делу…
– Имеет, – успокоил его Быков. – Минутку терпения. Итак, лаборатория. К потолку клетки подвешен банан. Запускают обезьяну. Она прыгает, но достать не может. Ученый ей: «Думай, думай». Она медлит, потом хватает табурет, взбирается на него и забирает банан. Проблема решена. Тогда к потолку подвешивают бутылку водки…
– Именно водки? – оживился Стаут. – Не виски?
– Именно водки, – подтвердил Быков. – В клетку запускают сантехника… Нет, этот образ вам не понятен… Запускают бродягу… э-э, н-да… ну, пропойцу, алкоголика.
Слушатели выглядели так, словно их вниманию предлагался не анекдот, а задача со многими неизвестными.
– Вот он увидел бутылку и давай скакать, – продолжал Быков. – Ученый ему: «Думай, Ваня, думай». Тот только досадливо отмахнулся. Мол, некогда думать, прыгать надо.
Все рассмеялись. Лицо Заводюка стало вишневым. Спохватившийся Быков только теперь осознал, что герой его анекдота оказался тезкой профессора, что тому, конечно, пришлось не по нраву, поскольку он усмотрел в этом обидный намек. Но деваться было некуда. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
– Я предложил вашему вниманию этот анекдот, – снова заговорил Быков, – чтобы все мы остановились и немного подумали.
Ватерман покосился на него:
– Иными словами, ты нашел табурет и предлагаешь им воспользоваться.
– Что-то в этом роде.
– Не испытывай мое терпение! – закричал Заводюк, красное лицо которого резко контрастировало с благородными сединами. – Какой еще табурет?
– Смотровая камера, – сказал Быков.
Его подчеркнуто тихий голос подействовал на окружающих подобно громовому раскату. Кто-то выпучил глаза, кто-то открыл в изумлении рот. Лишь Ватерман удовлетворенно кивнул:
– Я тоже о ней подумал.
– В самом деле! – несказанно оживился Заводюк. – Смотровая камера! Как же я раньше не сообразил? – Он хлопнул себя ладонью по лбу.
Речь шла о простом, но весьма полезном приспособлении подводной археологии, которое, к сожалению, так и не вошло в повседневный обиход со времен Кусто. Наблюдатель, помещенный в смотровую камеру, соединен с поверхностью шлангом, так что дышит самым обычным земным воздухом, что избавляет его от проблем из-за повышения давления на большой глубине. Плавать не надо, тратить силы и дыхательную смесь тоже не надо. Сиди себе и наблюдай через иллюминаторы за дном, над которым тебя тянут. Если заметил что-то важное, всегда можно сообщить на поверхность по рации или телефону. Кроме того, на смотровой камере устанавливаются прожекторы, здорово облегчающие жизнь аквалангистам.
Решение, что называется, лежало на поверхности, но именно свежего взгляда недоставало, чтобы его обнаружить.
– Молодец, Дима, – с чувством произнес Заводюк. – Стю, Лео, готовьте капсулу к спуску.
– Э-э нет! – возразил Быков. – Так не пойдет. Я придумал, мне и исполнять.
– Но ты не умеешь управлять смотровой камерой, – наперебой напомнили Стаут и Леоне.
– Я умею, – вмешалась Элен. – И у меня неплохо получается.
Она торжествующе взглянула на Алису, лицо которой побледнело под слоем загара.
Быков противиться не стал. В конце концов, он не в спальне с Элен уединялся, а в подводной капсуле. Такой способ передвижения под водой был для него в новинку, а он принадлежал к числу мужчин, которые до глубокой старости сохраняют тягу к свежим впечатлениям, перемене мест и приключениям. Можно ли отказаться от такой возможности, даже если самая прекрасная девушка на свете этим недовольна?
Быков посмотрел на Алису, но она упорно избегала его взгляда. Решив объясниться с ней позже, он выслушал подробный инструктаж, проведенный не кем-нибудь, а самим Ватерманом. Сорок минут спустя, разместившись в тесной капсуле с Элен, он спросил себя, не зря ли вызвался быть первопроходцем. Сооружение, повисшее над морем, не выглядело надежным ни снаружи, ни изнутри. Окна запотели, становилось невыносимо душно.
– Как в сауне, – пожаловался Быков.
– Мы можем раздеться, – самым невинным голосом сказала Элен. – Никто не увидит.
Стало еще жарче. Заметив, как Быков машинально нашел взглядом задраенный люк, Элен насмешливо фыркнула:
– Не волнуйся, это была шутка.
– Никто не волнуется.
Это было ложью. Когда заработала лебедка и, пробив толщу воды, смотровая камера пошла вниз, Быков почувствовал, что по его телу бегут целые потоки пота. Оставалось радоваться, что утром он окунулся в океан и не забыл воспользоваться дезодорантом.
– Скоро станет прохладно, – пообещала Элен, сидящая почти вплотную.
В кабине потемнело. За иллюминаторами, заслоняя обзор, бурлили пузыри. Три минуты, пять, десять… Их мягко качнуло. Днище камеры коснулось грунта.
– Четыреста футов, – объявила Элен. – Я включаю иллюминацию.
Фиолетовая глубина озарилась электрическим сиянием. Расплющив нос о стекло, Быков прильнул к иллюминатору. Отсюда при свете прожекторов подводный мир выглядел непривычно. Все живое, что находилось поблизости, бросилось наутек. Было абсолютно пусто и жутковато.
– Скоро вернутся, – пообещала Элен, успевшая доложить наверх о том, что спуск прошел благополучно. – Живые существа быстро привыкают к изменениям. К тому же они очень любопытны.
– И доверчивы, – добавил Быков. – Излишне доверчивы.
– Это ты о себе?
– Не понял…
– Ну, я ведь заманила тебя в эту ловушку, – усмехнулась Элен. – И теперь тебе от меня не удрать.
Быков пожал плечами, постаравшись сделать это как можно небрежнее.
– Никто удирать не собирается, – буркнул он.
– Тогда, может, объяснишь, почему ты меня избегаешь? Из-за этой девочки?
Быков повернулся к ней:
– Просто я подумал, что мы заигрались. К чему могут привести подобные отношения?
Брови Элен подпрыгнули вверх.
– Как к чему? К оргазмам, разумеется. Желательно многократным и одновременным.
Быкова обдало холодком. В этот момент он отчетливо ощутил, что могут испытывать женщины, когда их домогаются беспардонные ухажеры. Его достали все эти бесконечные предложения порезвиться, недвусмысленные намеки, скользкие шуточки. Не слишком обремененное одеждой тело совершенно не волновало его, хотя и находилось не просто в пределах досягаемости, а значительно ближе.
– Элен… – начал Быков, еще не зная в точности, что и как намеревается сказать.
– Я слушаю, – моментально откликнулась она.
Ее лицо находилось в каких-нибудь двадцати сантиметрах. Из-за этого оно казалось неправдоподобно большим, как и глаза Элен, которые в жизни не поражали размерами.
– Ты очень хорошая…
– Сейчас последует «но», – сказала она. – Один умный человек сказал, что можно смело пропускать мимо ушей все, что говорится до этого. Итак, но…
– Просто ты хорошая девушка, – принялся выкручиваться Быков. – И я очень ценю тебя…
– Да? – преувеличенно восхитилась Элен. – Как приятно слышать! Дальше последует признание в любви? Жду с нетерпением.
Было слышно, как поскрипывает камера, задевая дно, как негромко шипит воздух, нагнетаемый с поверхности, как работают легкие сидящих рядом людей. Но это была не настоящая близость, нет. На самом деле их разделяла стена. Невидимая, но очень осязаемая. Во всяком случае, для Быкова.
– Ты ждешь напрасно, – проговорил он с большим трудом, но вместе с тем и с несказанным облегчением, потому что наконец решился сказать правду. – Я бы хотел поставить точку в нашем романе. Мне было с тобой хорошо. Я тебе благодарен. Но продолжать эти отношения значило бы обманывать себя. И тебя тоже.
– Ты влюбился в Алису? – спросила Элен, игнорируя сигналы вызова, поступающие с «Пруденс».
– Нет, – коротко ответил Быков. – Это было бы чересчур, учитывая разницу в возрасте. Ответь, пожалуйста. Наверху волнуются.
Пока она выходила на связь с профессором Заводюком и коротко рапортовала о том, что видит снаружи, Быков хранил угрюмое молчание. Когда же Элен закончила переговоры и снова повернулась к нему, он попросил: