Кто-то схватил Стаута за руку и дернул к себе. Контейнер с грохотом ударился в надстройку, отлетел и опрокинулся. Остальные тоже обрушились на палубу. Затрещали доски. Стаут увидел, как волна отбросила двух подскочивших матросов, и перевел взгляд на своего спасителя.
Им оказался Быков.
– Береги себя, Стю, – сказал он, забавно шевеля мокрыми усами.
Матросы, барахтаясь, поднялись, снова бросились к оборудованию и снова были сбиты с ног. Стаут и Быков, не сговариваясь, пришли им на помощь, но тут произошла катастрофа, заставшая всех врасплох.
Подводная камера сорвалась с места, к которому крепилась, и теперь перекатывалась по палубе подобно гигантскому шару кегельбана. Все, что рушилось под напором тяжелого корпуса, тотчас смывалось пенящимися потоками и уносилось в бушующий океан.
Но это были еще цветочки, потому что, проломив борта сзади и сбоку, «Наяда» не упала в воду, а продолжила свое опасное кружение и перекатывание. Когда судно зарылось носом в волны, этот чудовищный волчок подпрыгнул, прокатился по надстройкам и врезался в ходовую рубку, смяв ее, как жестянку. Быков увидел, как оттуда, пробив стекло, вывалилась человеческая фигура и, мелькнув в водовороте, пропала из виду.
Надо полагать, это был штурман. Оставшаяся без управления «Пруденс» в два приема развернулась бортом к океанским валам, яростно набросившимися на легкую добычу.
Оглянувшись, Быков успел увидеть Стаута, уползающего в спасительный дверной проем. Капитан Джеллоу и двое матросов, ругаясь, пытались столкнуть «Наяду» в воду. Из-за оглушительного рева разыгравшейся стихии не было слышно не только их голосов, но и шума, с которым камера обрушилась вниз.
Быков не мог сказать наверняка, но ему казалось, что двигатели прекратили работу. Высматривая, кому бы могла понадобиться помощь, он обхватил обеими руками толстое основание мачты и моргал, пытаясь защитить глаза от соленых ручьев, стекающих с шевелюры. Его сердце сжалось, когда он заметил, как беспорядочно раскачивающийся крюк лебедки отправил в океан зазевавшегося матроса.
Надеясь дать хоть какой-то шанс тем, кого смыло с судна, он сорвал и бросил через леер два спасательных круга, а потом попытался спустить на воду шлюпку. Его остановил Ватерман.
– Не стоит, Дима! – прокричал он Быкову на ухо. – Лодка перевернется или утонет. Я бросил им плот. Если беднягам повезет…
Между ними пролетел Леоне и, взмахнув руками, едва не перекувыркнулся через ограждение, но Ватерман и Быков успели схватить его за ноги.
– Убирайтесь отсюда! – заорал матрос с окровавленным, несмотря на льющуюся со всех сторон воду, лицом. – Прочь, прочь!
Они с трудом убрались с кипящей, бурлящей палубы, которая ходила ходуном. Тайфун нес судно, как легкую пробку, подбрасывая, разворачивая и норовя перевернуть вверх дном. Ветер не позволял не то что распрямиться, даже удержаться на четвереньках. Приходилось ползти, поддерживая друг друга и хватаясь за все, что попадало под руку.
Когда наконец Быков скатился по трапу на затопленный пол коридора, ему показалось, что наступил полный штиль. В сравнении с тем, что творилось наверху, внутри корабля было относительно спокойно. Правда, проходя между стенками, невозможно было не биться о них плечами, но все же это была ходьба, а не ползанье.
– Как дела? – преувеличенно бодро спросил Быков, заглядывая в женскую каюту.
Алиса не ответила. Забившись в угол и обхватив руками покрытые ссадинами колени, она дрожала, глядя перед собой.
– Легкий шок, – пояснила Элен, которая сидела на нижней койке в позе медитирующего йога.
Белая футболка, облепившая ее, не оставляла простора для фантазии. Губы у нее были такого цвета, словно она наелась черники.
– Я видела, как одного матроса смыло волной, – пробормотала Алиса, постукивая зубами. – Совсем молодой парень. Он что-то крикнул, но я не услышала.
– Его спасут, – заявил Быков с уверенностью, которой вовсе не испытывал. – Для людей за бортом мы бросили круги и плот.
– Думаешь, в этом аду они найдут круги? – спросила Элен.
– Будем верить, – сказал Леоне. – Больше ничего не остается. Черт! Я и сам чуть следом не нырнул. Спасибо, парни.
Предоставив Ватерману принимать благодарности, предназначавшиеся им обоим, Быков перешел в каюту Заводюка.
Старик тупо сидел за столом, держась за него, чтобы не быть сброшенным на пол. Под ногами у него перекатывалось все, что раньше было аккуратно разложено и расставлено. Его лицо представляло собой трагическую маску.
– Никогда себе не прощу, – пробормотал он, бросив на Быкова затравленный взгляд. – Это моя вина, только моя. Почему я не послушался капитана?
– Мистер Джеллоу не должен был вас слушать, – возразил Быков. – Судном командует он. Раз он подчинился, значит, в глубине души считал, что лучше остаться.
– Совершенно верно, – пробасил капитан, вваливаясь в каюту, где сразу сделалось тесно и душно. – Понадеялся на тросы.
– А они лопнули, – горько произнес Заводюк. – Как гнилые нитки порвались.
– Не совсем так, – возразил мистер Джеллоу.
– Что? – одновременно воскликнули Быков и профессор.
– Пока еще было можно, я добрался до двух обрывков, чтобы их осмотреть. На них сохранились явные следы надрезов.
– Не может быть!
– Кто это мог сделать?
– Этого я не знаю, – сказал капитан. – Но в моей команде нет самоубийц. Ни один моряк не отдал бы судно во власть ветра и волн. Это сделал человек, ничего не знающий об океане. – Он помолчал, прежде чем продолжить: – Если бы не диверсия, «Пруденс» выдержала бы первый удар тайфуна, а потом осталась позади, вот и все. Теперь же нас несет неизвестно куда. Приборы и рация выведены из строя. Один Господь знает, где мы окажемся к исходу дня. Корабль – игрушка волн…
Не в силах справиться с эмоциями, капитан умолк.
– Вы уверены? – спросил Быков, с трудом веря в услышанное. – Я имею в виду тросы.
– Да, – коротко ответил Джеллоу.
– В голове не укладывается, – пожаловался профессор и покачал той самой головой. – Я абсолютно уверен в каждом человеке из своей команды.
– А я – из своей, – быстро вставил капитан.
– Всех их я давно знаю лично, – продолжал Заводюк, не обращая на него внимания. – Разве что…
Не договорив, он бросил быстрый взгляд в сторону Быкова. Это походило на укол шпаги, когда тонкий, узкий клинок наносит смертельную, но внешне незаметную рану, из которой даже кровь не всегда появляется.
Вспыхнув, Быков начал пробираться к двери.
– Дима! – окликнул его Заводюк. – Я не тебя имел в виду.
На фоне бушующего океана его голос казался слабым и дрожащим. Быков обернулся и, держась за дверной косяк, язвительно посоветовал:
– Вы напрасно меня в своем кабинете принимаете, профессор. Здесь столько ценных вещей. Компьютер с важной информацией, золотая цепь… Нельзя быть таким доверчивым.
– Дима!
Быков покинул каюту, и его погнало по коридору, как шарик в лунку. Помимо воли он перешел на бег, но врезался в трап и повернул обратно.
Стаут лежал на койке Ватермана и смотрел в потолок, грызя трубку.
– Лео отправился играть с Ником в электронные шахматы, – пояснил он. – Не возражаешь против моей компании?
– Нет.
Быков опустился на колени и достал спасательный жилет.
– Зачем это тебе? – искоса взглянул на него англичанин. – Ты собрался наверх?
– Да.
– Что-то случилось?
– Ничего не случилось.
Путаясь в застежках, Быков направился к выходу. Стаут сел на кровати и поймал его за лямку жилета.
– Постой, Дима. Что ты задумал?
– Хочу проверить концы тросов. Говорят, они надрезаны, а не оборваны.
– Кто говорит?
– Капитан.
Стаут зашелся неестественным хохотом:
– Да он просто страхуется! Судно получило многочисленные повреждения, а может, вообще пойдет ко дну. С кого спросят? С капитана. Вот он и спешит переложить ответственность на плечи мифического террориста.
– Сейчас я это проверю, – мрачно пообещал Быков. – Пусти меня.
– Ни за что! – горячо возразил Стаут. – Я не позволю тебе рисковать жизнью из-за какой-то ерунды.
– Для меня это не ерунда.
– Не горячись, Дима.
– Отпусти, я сказал!
Вырвавшись, Быков вывалился в коридор. Стаут повис на нем, требуя немедленно вернуться. Их бросало от стены к стене, пока оба, навалившись на дверь каюты Ватермана и Леоне, не распахнули ее и не рухнули на пол. Падая, Быков приложился головой так сильно, что рассек бровь, и кровь залила его лицо.
Перепуганные хозяева каюты бросились ему на помощь, заодно выясняя причины свалки. Быков, которого заставили принять горизонтальное положение, объяснил, в чем дело. Вместо того чтобы поддержать Стаута, они заявили, что тоже хотят осмотреть тросы.
– Необходимо точно знать причину. Хотя бы для того, чтобы подобное не повторилось.
– Ладно, черт с вами! – махнул рукой Стаут. – Уговорили. Я тоже пойду. Все должны быть в жилетах. Предлагаю обвязаться веревкой.
Быков хотел сесть, но в глазах потемнело, и он снова упал на подушку. Вероятно, сильно ударился при падении. Скорее всего, заработал небольшое сотрясение мозга.
– Придется тебе полежать, Дима, – сказал Леоне, надевая жилет. – Мы сами справимся.
– Это моя идея!
На этот раз Быков не просто сел, а поднялся на ноги, но тут его с размаху швырнуло о стену – он даже руки не успел перед собой выставить. Перед глазами опять все поплыло. Он пришел в себя на койке с холодным компрессом на лбу. В каюте было пусто.
Выругавшись, Быков поднялся в третий раз. Ему удалось добраться до двери, но она оказалась запертой снаружи. Ударив кулаком в дверь, он снова выругался и вернулся на место. Оставалось только ждать, пока остальные вернутся и поделятся своими впечатлениями.
Они выбрались через узкий дверной проем, в который захлестывала обжигающе холодная вода. Стаут шел последним. Еще до того, как оказаться на палубе, он потянул за конец веревки на поясе и распустил хитрый узел. Ему вовсе не улыбалась перспектива быть смытым за борт вместе с остальными, пожелавшими уподобиться связке сосисок. Ну а истинные мотивы такого поступка он скрывал даже от себя. Некоторых вещей лучше не знать. Словно они происходят сами по себе.