Через несколько минут, поднимаясь по лестнице к квартире Казоура, он подумал: я приглашен сюда не по делам, а как гость, к обеду. Ему, разумеется, пришлось изрядно помучиться над своей одеждой — но в своем внешнем виде он был уверен. Во внешнем виде, подумал он. А как же я все-таки выгляжу? Ведь все равно я никого не могу ввести в заблуждение. Все равно я здесь чужой. На этой земле, где белые расчистили территорию и возвели один из прекраснейших своих городов, я посторонний в своей же собственной родной стране.
По застеленному коврами коридору он прошел к нужной двери, позвонил. Вскоре дверь отворилась. В ней стояла юная мисс Казоура в шелковом кимоно, подпоясанном ярким широким оби, ее длинные блестящие черные волосы свободно падали на плечи, она приветливо ему улыбнулась. Позади нее, в гостиной, стоял муж с бокалом в руке, вежливо кивая.
— Мистер Чилдэн. Заходите.
Чинно поклонившись, он вошел внутрь квартиры.
Все здесь было в высшей степени изысканным. И — столь же аскетичным. Совсем немного предметов. Торшер, стол, книжные полки, эстамп на стене. Невероятное японское чувство «ваби». Английский язык даже не в состоянии передать это понятие. Способность найти в простых предметах повседневного быта особую красоту, которую нельзя заранее придумать или смастерить. Это нечто, связанное со взаимным расположением предметов.
— Прошу, — предложил мистер Казоура. — Виски с содой?
— Мистер Казоура… — начал он.
— Пол, — поправил его молодой японец, указав на жену, добавил: — Бетти. А вы…
— Роберт, — промямлил Чилдэн.
Рассевшись на мягком ковре с бокалами в руках, они слушали игру «кото», японской тринадцатиструнной арфы. Пластинка эта была выпущена совсем недавно японским отделением фирмы «Хиз Мастерс Войс» и была весьма популярна. Чилдэн заметил, что все составные части граммофона, даже громкоговоритель, были искусно скрыты. Он не мог определить, откуда лились звуки.
— Не зная ваших вкусов в отношении еды, — сказала Бетти, — мы решили действовать наверняка. На кухне, на электрической плите, поджаривается отбивная с косточкой. Вместе с ней — печеный картофель в кисло-сладком соусе с луком. Никогда не прогадаешь, если на первый случай только что обретенному гостю предложишь жареное мясо.
— Очень польщен, — сказал Чилдэн. — Мне нравится жареное мясо.
Он ничуть не покривил душой. Огромные скотобойники Среднего Запада теперь совсем не жаловали западное побережье своей продукцией. Он даже не мог припомнить, когда в последний раз пробовал приличный бифштекс.
Самое время вручить подарок хозяевам дома.
Из кармана пальто он извлек небольшую, завернутую в тонкую папиросную бумагу вещицу и осторожно поставил ее на низкий столик:
— Безделушка для вас. Это благодарность за удовольствие и отдохновение, которые я испытываю, находясь здесь.
Он развернул бумагу, открыв их взорам подарок. Фрагмент кости с резьбой, выполненный столетие тому назад китобоями из Новой Англии. Крохотное, покрытое затейливым орнаментом произведение искусства, называемое резьбой по кости, которой занимались старые матросы в свободное от вахты время. Ни одна другая вещь не могла более достойно представить культуру прежних Соединенных Штатов. Воцарилась тишина.
— Спасибо, — произнес Пол.
Роберт Чилдэн низко склонил голову.
Мир — на какое-то время — разлился в его душе. Это было настоящим подношением в духе и букве «Книги Перемен». Оно произвело тот эффект, на который он рассчитывал. Какая-то часть тревоги и угнетенности отлегла от его души.
С Рэя Келвина Чилдэн получил соответствующее возмещение убытков за Кольт-44 плюс кучу письменных заверений о недопущении подобного в будущем. Но это не сняло камень с его сердца. Только теперь, в этой совсем не связанной с его неприятностями ситуации, он на какое-то время потерял ощущение, что все вокруг него постоянно идет вкривь и вкось. Это «ваби» окружавшей его обстановки квартиры Казоура, излучение гармонии… вот в чем все дело, решил он. В пропорциях. Чувство меры. Равновесия. Они так близки к Дао, эти двое юных японцев. Вот почему они так повлияли на меня раньше. Я ощутил благодаря им близость Дао. Увидел сам его отсвет.
Ему вдруг страстно захотелось узнать, как на самом деле постичь Дао? Дао — это то, что сперва вбирает в себя свет, затем тьму. Вызывает такое взаимодействие этих двух основных первозданных сил, что в результате всегда наступает обновление. Это то, что удерживает мироздание от разрушения. Вселенная никуда никогда не исчезнет, потому что только стоит тьме, как кажется, погасить все сущее, превратив его в законченную абстракцию, как новые зерна света прорастают в ее сокровенных глубинах. Вот на чем держится стабильность миропорядка. Когда зерно падает, оно падает в землю, в почву. И там, в глубине ее, невидимое взору оно прорастает и дает новую жизнь.
— Настоящий шедевр, — сказала Бетти. Она привстала на колени и протянула поднос, на котором лежали небольшие ломтики сыра со всем прочим, что к ним полагалось.
— Международные новости заняли очень большое место место в последние дни, — произнес Пол, неторопливо опорожняя свой бокал. — Пока ехал домой сегодня вечером, я слушал прямой радиорепортаж грандиозных похорон в Мюнхен, включая прохождение пятидесяти тысяч человек знамена и все остальное в том же духе. Сплошное непрерывное пение «Был у меня товарищ…». Тело сейчас установлено для всеобщего обозрения.
— Да. Это большое горе, — произнес Чилдэн. — Эта неожиданная новость в начале недели.
— Японская «Таймс» сегодня вечером, ссылаясь на заслуживающие доверия источники, сообщает, что Бальдур фон Ширах находится под домашним арестом, — сказала Бетти. — По настоянию СД.
— Плохо, — сказал Пол, покачав головой.
— Власти, безусловно, хотят сохранить порядок, — заметил Чилдэн. — Фон Ширах известен своим своеволием и опрометчивостью. Даже своими весьма непродуманными акциями, чем очень напоминает Рудольфа Гесса в прошлом. Достаточно вспомнить его безумный перелет в Англию.
— О чем еще сообщается в японской «Таймс»? — спросил Пол у своей жены.
— О сильном замешательстве и интригах. Армейские подразделения непрерывно перебрасываются то туда, то сюда. Отпуска отменены. Пограничные станции закрыты. Проходит сессия рейхстага. Выступают все подряд.
— Это напоминает прекрасную речь доктора Геббельса, которую мне довелось услышать по радио, где-то около года тому назад, — сказал Роберт Чилдэн. — Очень остроумная обличительная речь. Публика слушала его, как обычно, затаив дыхание. В ней был весь диапазон владевших им чувств. Безусловно, после того, как удалился от дел несравненный Адольф Гитлер, доктор Геббельс теперь оратор номер один среди национал-социалистов.
— Верно, — согласились с ним кивками головы Пол и Бетти.
— У доктора Геббельса отличные дети и жена, — продолжал Чилдэн. — Тоже весьма незаурядные личности.
— Верно, еще раз согласились Пол и Бетти, а Пол еще добавил:
— Прекрасный семьянин, в отличие от остальных тамошних главарей, весьма сомнительных сексуальных пристрастий.
— Я бы не стал сегодня обращать внимание на всякие слухи, — сказал Чилдэн. — Вы, вероятно имеете ввиду таких, как Рэм? Но ведь это уже древняя история. Давно уже позабытая.
— Я скорее думал о Германе Геринге, — произнес Пол, медленно потягивая содержимое своего бокала и задумчиво глядя на него. — О рассказах насчет фантастических оргий, своим разнообразием и изощренностью напоминающих древнеримские. Мороз проходит по всему телу от одного лишь упоминания о них.
— Это все ложь, — сказал Чилдэн.
— Этот вопрос недостоин нашего обсуждения, — тактично произнесла Бетти, поглядев поочередно на каждого из мужчин.
Они осушили свои бокалы, и Бетти вышла, чтобы снова наполнить их.
— Политические разговоры разгорячили кровь у множества людей, — сказал Пол. — Всюду, куда только не зайдешь. Сейчас важно не терять головы.
— Правильно, — согласился Чилдэн. — Спокойствие и порядок. Чтобы все пришло к привычной устойчивости.
— Период, наступающий после смерти вождя, очень критичен в тоталитарном обществе, — сказал Пол. — Отсутствие традиций и созданных средним классом учреждений в своем сочетании… — Он осекся. — Давайте лучше бросим говорить о политике, как в прежние студенческие годы.
Роберт Чилдэн почувствовал, как вспыхнуло его лицо, и низко склонился над принесенным Бетти полным бокалом, чтобы скрыть от хозяина свое смущение. Какую ужасную глупость он сморозил в самом начале, совершенно неуместными и категорическими суждениями о политике; нагрубил хозяевам дома своим несогласием, и для того, чтобы спасти вечер, понадобился весь присущий им изначально такт. Сколь многому мне еще необходимо учиться, подумал Чилдэн. Они такие элегантные и хорошо воспитанные. А я — просто белый варвар. Этого нельзя оспаривать.
На какое-то время он весь ушел в себя, медленно потягивая виски из бокала, стараясь сохранять на лице притворное выражение якобы испытываемого им при этом удовольствия. Мне нужно всецело следовать их примеру, решил он. Соглашаться всегда и во всем.
Однако паника не оставляла его. Мой ум, размышлял он, помутился из-за выпитого спиртного. И из-за усталости и нервов. Удастся ли собраться с духом? Все равно, больше меня сюда уже никогда не пригласят. Поздно что-либо предпринимать. Его охватило отчаянье.
Бетти, вернувшись из кухни, снова расположилась на ковре. Какая она все же привлекательная, подумал Чилдэн. Стройное тело. У них фигуры — само совершенство; ни жира, ни выпячивающихся выпуклостей. Ей не нужно ни бюстгальтера, ни корсета. Мне надо тщательно скрывать свое вожделение. Причем, чего бы это не стоило.
И все же время от времени он не мог удержаться, чтобы не бросить украдкой взгляд в ее сторону. Полюбоваться прелестным темным цветом его кожи, волос и глаз. Мы выпечены всего лишь наполовину по сравнению с ними. Нас вынули из печки для обжига до того, как мы были полностью готовы. Старый миф аборигенов. Здесь он звучит как правда.