Комната Франца. Та же декорация, что во втором акте. Все плакаты исчезли со стены. Остался только один портрет Гитлера. Устричные раковины прибраны. На столе — настольная лампа.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Франц, один.
Франц. Незримые обитатели потолка, слушайте меня! Внимание! Незримые обитатели потолка! Внимание! (Пауза. Подняв голову кверху.) Что? (Сквозь зубы.) Я не ощущаю их! (С силой.) Друзья! Друзья! Говорит Германия, страдающая Германия! (После паузы. Уныло.) Они все там вымерли! (Поднимается, шагает по комнате.) Любопытное ощущение, но непостижимое: сегодня вечером История остановилась. Стоп! Взрыв планеты, ученые держат палец на кнопке. Прощай! (Пауза.) Но ведь захотят же узнать, что произошло с человечеством, если оно переживет? (Раздраженно, почти яростно.) Я как шлюха изгиляюсь перед ними, соблазняю их, а они не хотят даже слушать меня. (С пылом.) Дорогие слушатели, я умоляю вас, внемлите же мне! Если лжесвидетели ввели вас в заблуждение... (Резко.) Обождите! (Роясь в карманах.) Виновник найден! Вот он! (Вынимает из кармана часы, держит их за кожаный ремешок, с отвращением.) Мне подарили это животное, я совершил ошибку, приняв этот подарок. (Смотрит на циферблат.) Пятнадцать минут! Опоздать на пятнадцать минут! Непростительно! Я их уничтожу, эти часы! (Сжимает часы в кулаке.) Пятнадцать минут! Уже шестнадцать! (Взрываясь.) Как сохранить мое неиссякаемое терпение, если я весь исколот булавками? Все кончится очень плохо. (Пауза.) Я не открою; очень просто: заставлю ее простоять два часа на площадке.
В дверь стучат три раза.
(Подбегает к двери.)
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Франц, Иоганна.
Франц (отступая, пропускает Иоганну. Указывая на часы). Семнадцать!
Иоганна. Простите?..
Франц (подражая автоматическим часам). Четыре часа семнадцать минут тридцать две секунды. Вы принесли фотографию моего брата? (Пауза.)
Иоганна (недружелюбно). Да.
Франц. Покажите.
Иоганна (тем же тоном). На что она вам нужна?
Франц (вызывающе смеется). На что бывает нужна фотография?
Иоганна (немного колеблясь). Прошу.
Франц (разглядывая снимок). Никогда бы не узнал его. Да ведь он атлет! Поздравляю! (Прячет фотографию в карман.) Как себя чувствуют наши сироты?
Иоганна (в замешательстве). Какие сироты?
Франц. Вы забыли? Дюссельдорфские сироты.
Иоганна. Ах, да... (Неожиданно.) Они умерли.
Франц (устремив взгляд на потолок). Вы слышите, Крабы? Семьсот несчастных малюток без крова... (Останавливается.) Мой добрый друг, они мне надоели... пусть предадут их земле как можно скорее. К чему нам они... (Пауза.) Вот видите, по вашей вине я стал дурным немцем.
Иоганна. По моей вине?
Франц. Я должен был предвидеть, что эти стрелки перевернут все вверх дном. Чтобы изгнать время из этой комнаты, мне понадобилось пять лет; вам хватило одного мгновения, чтобы водворить его на место. (Показывает на часы.) Этот зверек, что так ласково мурлычет вокруг моего запястья, есть Время Вселенной, говорящие часы — верный страж времени; я прячу их в карман, как только слышу стук Лени. К чему они мне, по-вашему? Разве я связан с вселенной? (Поглядев на часы.) Я весьма скептически отношусь к вашему подарку.
Иоганна. Ну раз так, то верните его.
Франц. Не подумаю. Оставлю у себя. Мне только хочется знать, для чего вы их мне подарили?
Иоганна. Потому что я живу, живите так же и вы.
Франц. Жить? Что это значит? Ждать вас? Я уже ничего но ждал для себя на ближайшее тысячелетие. Лампа эта не зажигается; Лени приходит, когда ей вздумается; иногда мне удается заснуть на часок, когда сон милостив ко мне; короче говоря, я потерял ощущение времени. (Шутливо.) Сумятица дней и ночей. (Покосившись на часы.) Четыре часа двадцать пять минут — тени удлиняются, день угасает; как я ненавижу полдень. Когда вы уйдете, здесь настанет ночь, несмотря на дневной свет! И мне станет страшно. (Внезапно.) Несчастные малыши, когда их предадут земле?
Иоганна. Кажется, в понедельник.
Франц. Да воздадут им пламенную молитву среди развалин церкви. Семьсот маленьких деревянных гробов, окруженных толпой в рубищах. (Поглядев на нее.) Вы не нарумянены?
Иоганна. Как видите.
Франц. Забыли?
Иоганна. Нет. Просто не собиралась к вам.
Франц (в негодовании). Что?
Иоганна. Это день Вернера. (Пауза.) Ведь сегодня суббота.
Франц. Зачем ему день, когда по ночам он с вами. Суббота? Ну да... английская суббота... (Пауза.) И, разумеется, также и воскресенье...
Иоганна. Разумеется.
Франц. Если я правильно понял вас, сегодня у нас суббота. Ах, сударыня, часы об этом молчат, придется вам подарить мне календарь. (Шутливо улыбается. Внезапно.) Два дня без вас? Немыслимо!
Иоганна. Мы обычно проводим эти дни вместе; уж не думаете ли вы, что я отменю из-за вас?
Франц. Почему бы и нет?
Вместо ответа она смеется.
Он имеет права на вас? Весьма сожалею, но и у меня они есть.
Иоганна (возмущенно). У вас? Никаких!
Франц. Я не звал вас — вы сами пришли ко мне. (Кричит.) Когда же вы наконец поймете — эти бессмысленные ожидания отрывают меня от главного моего дела. Крабы в сомнении, они не доверяют мне: лжесвидетели торжествуют. (Желая обидеть ее.) Далила!
Иоганна (зло смеется). Уф! (Подходит к нему; вызывающе и надменно.) А вы Самсон? (Звонко хохочет.) Самсон! Самсон! (Обрывает смех). Я представляла его иным.
Франц (строго). Да, это я. Я возложил бремя века на свои плечи, если я выпрямлюсь — тогда все рухнет. (Просто, с горькой иронией.) Кроме того, Самсон всего-навсего несчастный человек; я в том уверен. (Шагает по комнате.) Какая зависимость! (Молчание. Садится.) Вы мешаете мне, сударыня. (Пауза.)
Иоганна. Я не буду вам больше мешать.
Франц. На что же вы решились?
Иоганна. Я все рассказала Вернеру.
Франц. Вот оно что! Зачем?
Иоганна (горько). Сама не знаю.
Франц. Как он это принял? Надеюсь, хорошо?
Иоганна. Очень плохо.
Франц (встревожен; нервно). Он уедет и увезет вас?
Иоганна. Он останется здесь.
Франц (облегченно). Тогда все хорошо (Потирает руки.) Очень хорошо.
Иоганна (с горькой иронией). Вы так пристально смотрите на меня! И что же вы видите? (Приближается к нему, берет его голову и почти насильно заставляет его взглянуть на себя.) Поглядите мне в глаза. Вот так. А теперь посмейте еще раз сказать, что все хорошо.
Франц (взглянув на нее, освобождается). Вижу... вижу! Вы тоскуете о Гамбурге. Легкая жизнь, вами восхищаются... вас желают. (Подергивает плечами.) Ваше дело, как знаете.
Иоганна (с грустью). Самсон всего-навсего несчастный человек.
Франц. Да. Да. Да. Несчастный человек. (Топчется на месте, делая шаг то вправо, то влево.)
Иоганна. Что с вами?
Франц (скрипучим, глухим голосом). Изображаю Краба. (Приходит в ужас от своих слов.) А? Что?.. (Возвращаясь к Иоганне, обычным голосом.) Почему я несчастный человек?
Иоганна. Потому что вы ничего не понимаете. (Пауза.) Мы будем страдать как в аду.
Франц. Кто?
Иоганна. Вернер, вы и я. (Короткая пауза.) Он остается здесь из ревности.
Франц (опешив). Что?
Иоганна. Из ревности. Теперь вам ясно? (Пауза. Пожав плечами.) Вы даже не понимаете, что это такое.
Франц смеется.
Он будет каждый день отпускать меня к вам, даже в воскресенье; разыгрывая из себя мученика в своем огромном министерском кабинете, там, на верфи. А по вечерам я буду расплачиваться.
Франц (искренне удивленный). Прошу простить меня, дорогой друг, но к кому же он ревнует?
Она пожимает плечами.
(Вынимает фотографию, разглядывает ее.) Ко мне? (Пауза.) Вы рассказали ему... во что я превратился?
Иоганна. Рассказала.
Франц. И что же?
Иоганна. Ревнует.
Франц. Это ненормально! Я болен; вероятно, душевнобольной; в заточении... Война сломила меня, сударыня!
Иоганна. Но она не сломила вашей гордыни.
Франц. Этого достаточно, чтобы ревновать ко мне?
Иоганна. Да.
Франц. Скажите ему, что от моей гордыни остались жалкие крохи. Мое бахвальство не что иное, как самозащита. Я пойду на крайнее унижение — передайте Вернеру, что я завидую ему.
Иоганна. Завидуете — ему?
Франц. Его свободе, его мускулам, его улыбке, его жене, его чистой совести. (Пауза.) Не довольно ли? Какой бальзам для его самолюбия.
Иоганна. Он мне не поверит.
Франц. Тем хуже для него. (Пауза.) А вы?
Иоганна. Я?..
Франц. Вы верите?
Иоганна (неуверенно, раздраженно). Нет, конечно.
Франц. Сударыня, простите за нескромность, но мне известна каждая минута вашей личной жизни.
Иоганна (вздернув плечами). Лени лжет вам.
Франц. Лени никогда не говорит мне о вас. (Указывая на часы.) Вот эта трещотка: она сплетничает. Стоит вам уйти, и она начинает болтать. Восемь часов тридцать минут — семейный обед; десять часов — все расходятся по комнатам; вы наедине с мужем. Одиннадцать часов — вечерний туалет; Вернер ложится, вы принимаете ванну. Полночь — вы ложитесь с ним рядом на его кровать.
Иоганна (вызывающе смеется). На его кровать? (Пауза.) Нет.
Франц. Две кровати?
Иоганна. Да.
Франц. На какой же из них вы обнимаете его?
Иоганна (раздраженно и цинично). То на одной, то на другой.
Франц (брюзжит). Ого! (Глядя на снимок.) Восемьдесят килограммов. Это тяжело. Атлет. Вам он нравится?
Иоганна. Если я выбрала его, значит, я предпочитаю атлетов.
Франц (бормочет, разглядывает снимок, затем прячет фотографию в карман). Шестьдесят часов я не смыкал глаз.
Иоганна. Почему?
Франц. Мне неприятно, что вы с ним, когда я сплю.
Иоганна (сухо смеется). Ну что ж, придется вам не спать совсем.
Франц. Так и будет. Сегодня ночью, когда вы ляжете рядом с ним, знайте — я бодрствую.
Иоганна (в негодовании). Меня не интересуют ваши грязные мысли... И потом, спите спокойно: Вернер не прикоснется ко мне.
Франц (в замешательстве). А...
Иоганна. Вы разочарованы?
Франц. Нет.
Иоганна. Он не прикоснется ко мне, покуда мы будем жить здесь по его вине. (Пауза.) Знаете, что он вообразил? Что вы меня соблазнили. (Оскорбительно.) Это вы-то! (Пауза.) Вы с ним во многом похожи друг на друга.
Франц (вытаскивая фото). Да нет. Нисколько.
Иоганна. Похожи. Два брата Герлаха. Каждый из вас сосредоточен только на самом себе. Эгоцентрики-мечтатели. Что я такое? Ничто. Орудие для наслаждения. (Приближаясь к Францу.) Взгляните на меня. (Берет его руку и почти насильно кладет себе на плечо.) Когда я жила среди настоящих людей, они не служили черной мессы, чтобы почувствовать ко мне влечение. (Отталкивает его и отходит. Пауза. Внезапно.) Отец хочет говорить с вами.
Франц (безразлично). А...
Иоганна. Если вы его примете, он освободит Вернера от клятвы.
Франц (спокойно и равнодушно). А потом? Вы уедете?
Иоганна. Это зависит только от Вернера.
Франц (тем же тоном). Вы хотите этой встречи?
Иоганна. Да.
Франц (тем же тоном). Значит, отказаться видеть вас?
Иоганна. Разумеется.
Франц (тем же тоном). Что же будет со мной?
Иоганна. Вернетесь к вашей Вечности.
Франц. Хорошо. (Пауза.) Передайте отцу...
Иоганна (внезапно). Нет!
Франц. А?
Иоганна (неудержимо и пылко). Нет! Ничего ему не передам!
Франц (бесстрастно, понимая, что выиграл). Надо же ответить ему.
Иоганна (так же горячо). Бесполезно: я не передам.
Франц. Тогда зачем же вы сообщали мне его просьбу?
Иоганна. Наперекор себе.
Франц. Наперекор?
Иоганна (чуть усмехнувшись, во взоре еще сквозит ненависть). Можете себе представить: у меня возникло желание убить вас.
Франц (очень любезно). Вот как! Давно?
Иоганна. Пять минут тому назад.
Франц. И оно уже прошло?
Иоганна (улыбающаяся, спокойная). У меня осталось одно желание: отлупить вас как следует по щекам. (Схватив обеими руками его голову, треплет по щекам.)
Он не вырывается.
Вот так. (Отпускает его и отходит.)
Франц (учтиво). Пять минут. Желание убить вас длилось у меня всю ночь.
Пауза.
Иоганна (присев на кровать, она глядит в пространство. Как бы самой себе). Я никогда не уеду отсюда.
Франц (подзадоривая ее). Никогда?
Иоганна (не глядя на него). Никогда. (Смущенно смеется, растерянно разводит руками, глядит вниз, точно что-то обронила.)
Франц (наблюдает за ней; внезапно превращаясь в надменного маньяка, каким он был во втором действии). Тогда останьтесь со мной. Навсегда.
Иоганна. В этой комнате?
Франц. Да.
Иоганна. И никогда не выходить отсюда?
Франц кивает.
Значит — затворничество?
Франц. Именно. (Шагает по комнате.)
Иоганна следит за ним. По мере того как он говорит, она приходит в себя, постепенно ожесточается, понимая, что Францу нужно только одно — утвердить свое безумие.
Я пробыл двенадцать лет на стеклянной крыше, на вершине горы, я кинул в ночь стеклянную, блестящую игрушку.
Иоганна (уже с презрением). Какую игрушку?
Франц. Мир — дорогая моя. Мир, в котором вы живете. (Пауза.) Суетные мысли вновь воскресли во мне. Из-за вас. Когда вы уходите, они окружают меня, ибо вы в них. Вы раздавили меня у подножия саксонской Швейцарии, и я несу чушь перед вами, в охотничьем павильоне, в пяти метрах над уровнем моря... Вода наполняет ванну, в которой вы сидите... Но все идет своим чередом — Эльба течет, трава растет. Женщина всегда предает, сударыня.
Иоганна (мрачно и сурово). Если я предаю кого-нибудь, то не вас.
Франц. И меня. Также и меня, мой двойной агент! Двадцать часов из двадцати четырех вы думаете, чувствуете, говорите с другими, в то время как я брожу здесь наверху, над вами; вы хотите подчинить меня законам пошлости. (Пауза.) Если я буду держать вас под замком, все успокоится; мир канет в бездну, и вы будете такой, какая вы есть на самом деле. (Указывая на нее.) Такой, как сейчас! Крабы возвратят мне свое доверие, и я вновь смогу заговорить с ними.
Иоганна (насмешливо). А со мной вы будете иногда говорить?
Франц (указывая на потолок). Мы станем оба говорить с ними.
Иоганна разражается смехом.
(Сердито.) Вы отказываетесь?
Иоганна. От чего отказываться? Это какой-то кошмар. Вы бредите. Я вас слушаю. Вот и все.
Франц. Вы не покинете Вернера?
Иоганна. Я вам уже сказала: нет.
Франц. Тогда оставьте меня. Вот вам фотография вашего мужа. (Протягивает ей фотографию.) Что же касается часов, пусть они канут в Вечность. (Снимает с руки часы, разглядывает циферблат.) Вот! (Бросает часы на пол.) По последнему сигналу будет навсегда ровно четыре часа тридцать минут. В память о вас, сударыня. Прощайте. (Подходит к двери, поворачивает ключ, отодвигает железный засов. Длинная пауза. Он молча кланяется, указывая ей на дверь.)
Иоганна неторопливо подходит к двери, запирает ее. Двигает засов. Вновь возвращается к нему, спокойно, без улыбки. Во всех ее движениях ощущается сила.
Хорошо. (Пауза.) Что же вы будете делать дальше?
Иоганна. То, что делала все эти дни, начиная с понедельника: давать сигнал. (Указывая на дверь.)
Франц. А если я не открою?
Иоганна (уверенно). Откроете.
Франц наклоняется, поднимает часы, подносит их к уху; выражение его лица меняется, в голосе слышится некая страстность. С этой реплики на какое-то время между ними возникает настоящая близость.
Франц. Нам повезло: они идут. (Разглядывая циферблат.) Четыре часа тридцать одна минута. Вечность плюс одна минута. Бегите, бегите, стрелки, надо жить. (Иоганне.) Но как?
Иоганна. Не знаю.
Франц. Нас будет три буйных безумца.
Иоганна. Четыре.
Франц. Четыре?
Иоганна. Если вы откажетесь принять отца, он расскажет Лени.
Франц. Он на это способен.
Иоганна. И что тогда?
Франц. Лени не терпит осложнений.
Иоганна. И что же?
Франц. Она все упростит.
Иоганна (взяв револьвер, который лежит на столике). Вот этим?
Франц. Может, этим, может, другим способом.
Иоганна. В таких случаях обыкновенно женщина стреляет в женщину.
Франц. Лени только наполовину женщина.
Иоганна. У вас нет охоты умереть?
Франц. Откровенно говоря, нет. (Указывает в потолок.) Я еще не нашел слов, понятных для них А у вас — есть?..
Иоганна. Мне бы не хотелось оставить Вернера одиноким.
Франц (приходит к выводу; с усмешкой). Мы не способны ни умереть, ни жить.
Иоганна (тем же тоном). Ни соединиться, ни расстаться.
Франц. Мы как-то странно прикованы друг к другу.
Иоганна. Да, странно. (Садится на кровать.)
Молчание. Франц поворачивается спиной к Иоганне и трет устричную ракушку одну о другую.
Франц (спиной к Иоганне). Надо найти выход.
Иоганна. Выхода нет.
Франц (с силой). Надо найти. (С какой-то безумной, бессильной яростью трет ракушки.) Ну что?
Иоганна. Оставьте же наконец ракушки! Это невыносимо.
Франц. Замолчите. (Кидает ракушку в портрет Гитлера.) Чего мне это стоило. (Полуобернувшись, показывает ей на свои трясущиеся руки.) Знаете, что меня страшит?
Иоганна. Выход?
Франц утвердительно кивает, по-прежнему подавленный.
Почему?
Франц. Тише. (Поднимается, в сильном волнении ходит по комнате.) Не торопите меня. Все голоса заглохли, даже голос наименьшего зла... все пути закрыты, кроме одного; остается только один, самый тяжелый, — и его-то мы изберем.
Иоганна (с криком). Нет!
Франц. Вот видите, значит, вы знаете выход.
Иоганна (пылко). Мы были счастливы.
Франц. Счастливы — в Аду?
Иоганна (охвачена стремлением убедить его). Да. Счастливы в Аду. Наперекор вам, наперекор мне... я вас прошу, умоляю... останемся такими, как есть... будем ждать, не надо никаких слов, пусть все будет по-прежнему... (Схватив его за руку.) Не будем ничего изменять.
Франц. Другие изменят, Иоганна. Другие заставят нас измениться. (Пауза.) Неужели вы думаете, Лени позволит нам жить?
Иоганна (с отчаянием). Лени я беру на себя... Если будет нужно, я первая нажму курок.
Франц. Отбросим Лени. Мы наедине с вами сейчас: что будет с нами?
Иоганна (с той же страстью). Ничего не будет!.. Ничего не изменится... мы будем...
Франц. Вы погубите меня.
Иоганна (тем же тоном). Никогда!
Франц. Погубите... медленно, верно... погубите... одно ваше присутствие освобождает меня от безумия. Безумие — мое убежище, Иоганна, что станет со мной, когда я опомнюсь?
Иоганна (так же). Вы исцелитесь.
Франц(коротко усмехаясь). Да! (После паузы, сурово посмеиваясь.) Впаду в полный маразм.
Иоганна. Я никогда не причиню вам зла; я не хочу вас исцелять. Ваше безумие — моя клетка, я мечусь в ней.
Франц (с грустной нежностью и горечью). Вы мечетесь, маленькая белка? Но у белок острые зубки: вы разгрызете прутья.
Иоганна. Неправда! У меня и в мыслях этого нет. Я потворствую всем вашим причудам.
Франц. О да. Это видно сразу. Ваша ложь понятна и слепому.
Иоганна (сдавленным голосом). Я никогда вам не лгу.
Франц. Ничего иного вы не делаете. Вы лжете бесконечно, мужественно, как маленький храбрый солдат. И притом очень неискусно. Для того чтобы хорошо лгать, надо самому быть ложью — вот как я. А вы... вы — сама правда. Глядя на вас, я знаю, что правда существует и она против меня. (Смеясь.) Могу поручиться, если в Дюссельдорфе есть сироты, — они жирнее перепелов.
Иоганна (непроизвольно и упорно.) Они все погибли. Германия мертва!
Франц (резко). Замолчите! (Пауза.) Ну что? Теперь вам понятно, как безысходен наш путь? Вы открываете мне глаза, пытаясь изо всех сил закрыть их. А я каждый раз, разгадывая ваш обман, становлюсь вашим сообщником, потому что... потому что верю в вас, Иоганна.
Иоганна (постепенно смягчаясь). Значит, каждый из нас действует наперекор тому, к чему стремится.
Франц. Именно.
Иоганна (отрывисто, упрямо). Где же исход?
Франц. Пусть каждый из нас стремится осуществить то, что считает необходимым.
Иоганна. И мне стать виновницей вашей гибели?
Франц. Помочь друг другу добиться Истины — вот наша задача.
Иоганна. Вы всегда будете надувать себя. В недрах вашей души вы жаждете исказить Истину.
Франц (сухо и отчужденно). Надо же как-то защищать себя, дорогая моя. (Пауза. Смягчившись.) Я откажусь от своих вымыслов, когда... (Он колеблется.)
Иоганна. Когда?
Франц. Когда полюблю вас сильнее, чем свою ложь, когда вы полюбите меня не взирая на мою правду.
Иоганна (иронически). У вас есть правда? Какая? Не та ли, которую вы рассказываете вашим Крабам?
Франц (яростно обрушиваясь). Какие крабы? Вы что, помешались? Какие крабы? (Пауза. Отвернувшись в сторону.) Ах, да. (Его точно осеняет.) Ведь крабы — это люди. (Пауза.) А? Что? (Садится.) Когда мне стало это ясно? (Пауза.) Я понял это однажды... да, да, да... Но голова у меня так забита разными мыслями... (Пауза. Решительным тоном.) Настоящие люди, добрые, прекрасные на всех этапах столетий. Я еще ползал в загоне, когда мне послышалось, что кто-то сказал: «Погляди-ка, братец, что там за существо?» Это он говорил обо мне. (Встает, вытягивается по-военному, отдает честь; громко.) Я — Краб. (Повернувшись к Иоганне, задушевно, просто.) И тогда я сказал себе: «Нет! Люди не смеют судить мое время. Какими же после всего они будут? Сыновья наших сыновей? Мыслимо ли позволить сосункам судить своих предков? Я решил обменяться ролями и воскликнул: «Вот — человек! После меня потоп! После потопа вы — Крабы!» Разоблачайтесь! Уступы веков заполонили Ракообразные. (Торжественно.) Вы, конечно, знаете, человечество встало на путь беззакония... я решил прикончить их чудовищные преступления и предал их бренные останки Суду Ракообразных... (Пауза. Медленно шагая из стороны в сторону.) Хорошо, назовем их людьми. (Тихонько посмеиваясь, с отсутствующим взором пятится назад, к портрету Гитлера.) Люди?! Поглядите-ка на него! (Неожиданно взрываясь.) Я лишаю их права судить меня, Иоганна. Я даю им отвод и передаю дело вам. Судите меня.
Иоганна (скорее покорно, чем удивленно). Судить вас?
Франц (кричит). Вы что, оглохли? (Ярость мгновенно переходит в испуг; точно изумившись.) А? Что? (Овладев собой, мрачно, слегка вызывающе смеется.) Вам придется судить меня, видит бог, именно вам, Иоганна.
Иоганна. Вчера вы были еще свидетелем. Свидетелем защиты Человека.
Франц. То было вчера. (Проводит рукой по лбу.) Свидетель Человека? (Смеясь.) А как вы думаете, кто может им быть? Послушайте, сударыня, даже ребенку понятно, что свидетельские показания о себе дает сам обвиняемый. Я сознаю — это какой-то порочный круг (С мрачной гордостью.) Я — Человек, Иоганна, я — Человек; я — Человечество, я — Время! (Неожиданно приниженно, почти шутовски.) Как любой другой!
Иоганна. Значит, я должна судить не вас?
Франц. А кого же?
Иоганна. Любого другого.
Франц. Обвиняемый обещает быть ни на кого не похожим; я мог быть свидетелем защиты, но я буду обвинять себя, если разрешите. (Пауза.) Разумеется, вы свободны, но знайте, если, не выслушав, вы покинете меня из страха горько разочароваться во мне, узнав поближе, — значит, я осужден, волей-неволей осужден вами. Решайте. (Пауза. Указав на потолок.) Я рассказывал им небылицы, смешные приключения и до сих пор не знаю, поверили они мне или настроились против меня. Пирамида безмолвия над моей головой. Молчание тысячелетий. Оно убивает меня. Может, они не знают о моем существовании? Забыли обо мне? Что же станет со мной без суда? Какое унижение! «Поступай как хочешь — плевать нам на тебя!» Что же тогда будет со мной? Я ничего не стою? Бесплодную жизнь поглощает земля. Так гласил Ветхий завет. А вот и Новый. Вы мое грядущее и настоящее, вы для меня весь мир, кроме вас — ничего: вы заставите меня позабыть о вечности; я буду жить. Вы услышите мою исповедь и поразитесь, станете возражать, я буду внимать вам. Пройдут годы, наступит день, вы признаете меня невиновным, и я это почувствую. Какой торжественный праздник: вы станете для меня всем, и мир простит меня. (Пауза.) Иоганна, возможно ли это?
Пауза.
Иоганна. Да.
Франц. Меня еще можно любить?
Иоганна (печально улыбаясь, глубоко искренне). К несчастью.
Франц (поднимается с чувством освобождения, он почти счастлив. Подходит к Иоганне и обнимает ее). Я никогда не буду больше одинок... (Наклоняется над ней, намереваясь ее поцеловать, но тут же отшатывается, отходит с ожесточенным видом, точно повинуясь своей навязчивой идее.)
Иоганна, взглянув на него, понимает, что он снова замкнулся в своем одиночестве, и тоже становится отчужденной.
(С горькой иронией в свой адрес.) Прошу простить меня, Иоганна, я слишком рано собрался обольстить судью, которого я себе выбрал.
Иоганна. Я вам не судья. Тех, кого любят, не судят.
Франц. А когда вы разлюбите меня? Разве это не будет судом надо мной? Страшным судом?
Иоганна. Разве это мыслимо?
Франц. Когда узнаете, кто я такой на самом деле.
Иоганна. Но я уже знаю.
Франц (потирая руки, язвительно, почти весело). О, нет. Не все! Не все! (Пауза. У него совсем помешанный вид.) Наступит день, как все обычные дни, я начну рассказывать о себе, вы будете слушать и вдруг любовь исчезнет! В ваших глазах я увижу ужас и почувствую, что вновь превращаюсь... (Опустившись на пол, становится на четвереньки, пятясь в сторону)... в Краба!
Иоганна (глядит на него в ужасе). Прекратите!
Франц (на четвереньках). Точно такими же глазами вы поглядите на меня, как сейчас! Да, такими же! (Поднимаясь с пола.) И я буду осужден, не так ли? Осужден без права обжалования. (Уже другим, голосом, торжественно и оживленно.) Но ведь можно еще надеяться, что я буду оправдан.
Иоганна (вся презрение, напряженно). Я не уверена, что вы этого добиваетесь.
Франц. Сударыня, у меня только одно желание — поскорее ускорить развязку... прийти к концу любым способом.
Иоганна. Вы выиграли, поздравляю! Если я уеду — значит, я осудила вас; если останусь — вы отравите наше чувство недоверием: оно уже сейчас горит в вашем взгляде... Что ж, пойдем по избитому пути: будем опускаться на глазах друг у друга, падать все ниже и ниже; сделаем из своей любви орудие пытки, превратимся во врагов, будем пить; уж, конечно, без этого нам не обойтись, не правда ли? Я буду приносить вам шампанское, себе — виски, каждый молча, сидя за своей бутылкой, друг против друга. (Зло усмехаясь.) Вот когда мы станем подлинными свидетелями Человечества, да? Счастливая чета, как все остальные! (Наливает шампанское, поднимает бокал.) За нас! (Отпивает глоток и кидает бокал в портрет Гитлера; бокал со стуком ударяется о портрет. Идет налево, вытаскивает из груды сломанной мебели кресло, ставит его, садится.) Итак?
Франц (понуро). Иоганна... что вы?..
Иоганна. Сейчас моя очередь спрашивать Что вы намерены мне рассказать?
Франц. Вы меня не поняли... если бы не было никого... кроме нас... то клянусь...
Иоганна. Кроме нас... кто же еще?
Франц (с усилием). Лени, моя сестра. Если я решусь говорить, то только для того, чтобы отвести от нас удар... Я расскажу все, что надо рассказать, ничего не утаив, но постепенно... пройдет время, месяцы, годы, пока я выскажусь до конца... я прошу вас лишь об одном — о доверии. Я верю вам... обещайте никому не верить, только мне.
Иоганна (устремив на него долгий, пристальный взгляд; смягчившись). Хорошо. Обещаю верить только вам.
Франц (в какой-то мере торжественно, но искренне). Если вы сдержите ваше обещание, Лени потеряет власть над нами. (Садится.) Я так испугался... вы были в моих объятиях, меня влекло к вам... я словно воскрес... и вдруг я увидел свою сестру, и тут же сказал себе: она все погубит... (Вынимает носовой платок из кармана, проводит по лбу.) Уф! (Тихо.) Сейчас лето, не правда ли? Душно, должно быть, очень. (Пауза. Глядя в пространство.) Знаете, ведь он превратил и меня в отвратительный автомат.
Иоганна. Отец?
Франц (так же). Да. Человек-автомат, ни на что не способный, разве только командовать. (Усмехнувшись, после паузы.) Еще одно лето прошло. Машина все вертится. И, как всегда, впустую. (Поднимаясь.) Я расскажу вам о своей жизни, но не рассчитывайте услышать повесть о крупных преступлениях. О нет, я даже этим не могу похвастать. Знаете, в чем я себя упрекаю?.. Я ни на что не способен...
Свет медленно гаснет.
Ни на что! Ни на что! Никогда!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Франц, Иоганна, женщина.
Голос женщины еле слышен: «Солдат!»
Иоганна (не слышит голоса женщины). Но вы воевали.
Франц. Подумаешь!
Свет начинает гаснуть.
Голос женщины явственней: «Солдат!»
Франц, один на авансцене; Иоганна в кресле, погружена в темноту.
Франц. Война, ее не делают, это она делает нас. Покуда сражались, я развлекался вовсю: оставался штатским в военной форме. Одна ночь навсегда превратила меня в солдата. (Берет со стола офицерский шлем и одним жестом нахлобучивает его на голову.) Бедный, побежденный бродяга, бездарь. Я возвращался из России, крадучись пробирался по Германии, вошел ночью в разрушенную деревушку.
Голос женщины (по-прежнему из мрака; громче): «Солдат!»
Кто там? (Резко поворачивается; в левой руке — электрический фонарь; в правой — револьвер, прицеливается, не зажигая фонаря.) Кто звал меня?
Голос женщины: «Погляди».
Вас много?
Голос женщины: «Рядом с тобой — никого. На земле — я одна».
Франц внезапно зажигает фонарь, опускает его вниз: на полу, прислонясь к стене, полулежит женщина в черном.
Женщина. Ты ослепил меня. Потуши.
Франц тушит фонарь, рассеянный свет освещает их.
Ну, стреляй! Стреляй! Стреляй же! Убивай немку, заканчивай свою войну!
Франц (видя, что бессознательно держит револьвер направленным на женщину, с ужасом засовывает его в карман). Ты что тут делаешь?
Женщина. Разве не видишь, я у стены. (Гордо.) Это моя стена. Самая надежная стена во всей деревне. Одна удержалась.
Франц. Идем со мной.
Женщина. Зажги свой фонарь.
Франц зажигает фонарь.
(Резким движением срывает с себя покрывало.) Смотри!
Франц опускает глаза вниз и видит изуродованные ноги женщины. Зритель этого не различает. Франц, бормоча проклятья, мгновенно тушит фонарь
Вот что осталось от моих ног.
Франц. Чем я могу помочь тебе?
Жeнщина. Присядь на минуту.
Он садится возле нее.
Наконец-то мне удалось поставить к стенке нашего солдата! Ни о чем другом я не просила. (Пауза.) Я надеялась, что это будет мой брат, но он убит. В Нормандии Пусть ты заменишь его. Я мечтала ему сказать: «Гляди! (Указывает на развалины деревни.) Это твоя работа!»
Франц. Его работа?
Женщина (выпрямляясь, Францу). И твоя, мой мальчик.
Франц. Почему?
Женщина (как бы обличая его). Ты бежал с поля боя.
Франц. Не говори глупостей. (Резко поднимается, взор его падает на плакат, не замеченный им прежде из-за темноты.)
Плакат приклеен к стене на высоте полутора метров от пола, направо от женщины: «Виновный — это ты!»
Еще один плакат! Они повсюду их расклеивают! (Намеревается сорвать плакат.)
Женщина (откинув голову, глядя на него). Оставь! Оставь, тебе говорю! Это моя стена!
Франц отходит.
(Указывая на плакат, читает.) «Виновный — это ты!» Ты, мой брат, вы все!
Франц. Значит, ты заодно с ними?
Женщина. Как ночь заодно с днем. Они рассказывают господу богу, что мы каннибалы, и господь бог верит им, раз они победители. Но меня никто не переубедит: истинный каннибал — это победитель. Сознайся, солдат, у тебя не было желания съесть человека. Сознайся, солдат.
Франц (устало). Мы все уничтожили! Города! Деревни! Столицы!
Женщина. Если они победили вас, значит, они разрушили больше, чем вы.
Франц пожимает плечами.
Ты пожирал человека?
Франц. А твой брат? Он был способен на это?
Женщина. Разумеется, нет: он был хорошо воспитан. Как ты.
Франц (после паузы). Тебе рассказывали о лагерях?
Женщина (после паузы). О каких?
Франц. Ты знаешь, о чем я спрашиваю: об истребительных лагерях.
Женщина. Да, рассказывали.
Франц. Когда б ты узнала, что твой брат перед смертью был сторожем в одном из таких лагерей, ты бы гордилась им?
Женщина (в диком исступлении). Да. Выслушай меня, солдат, будь на совести моего брата тысячи убитых, будь среди убитых женщины, как я, дети, как те, что зарыты здесь под этими камнями, я бы гордилась им; я бы знала, что он в раю и вправе сказать: «Я сделал все, что смог!» Но я знаю его: он любил свою честь, свою добродетель больше нас. И вот чего он добился. (Жестом указывает вокруг, с яростью.) Необходим был террор! Чтобы вы все опустошили.
Франц. Мы только это и делали.
Женщина. Мало! Мало крови! Мало лагерей! Ты нас предал, ты щадил то, что тебе не принадлежит; каждый раз, когда ты щадил жизнь врага, будь он даже в колыбели, ты забирал нашу жизнь; ты хотел сражаться без ненависти, но ты отравил ненавистью меня, и она терзает мое сердце. Где твоя доблесть, плохой солдат? Будь ты проклят, солдат поражения! Где твоя честь? Виновный — это ты! Бог будет судить тебя не по твоим поступкам, а по тому, чего ты не осмелился совершить: по тем преступлениям, которые надо было совершить, и ты их не совершил!
Мрак понемногу рассеивается. Виден только один плакат.
Голос женщины (постепенно удаляясь, глухо повторяет): «Виновный — это ты! Ты! Ты!»
Плакат исчезает.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Франц, Иоганна.
Голос Франца (во мраке): «Иоганна!»
Свет. Франц стоит возле стола, с непокрытой головой. Иоганна сидит в кресле. Женщина исчезла.
Иоганна (невольно содрогнувшись). Что?
Франц (подходит и пристально смотрит на нее). Иоганна! (Не отрываясь, глядит ей в лицо, пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания.)
Иоганна (откинувшись в кресле, несколько сухо). Что с ней сталось?
Франц. С женщиной? Смотря по обстоятельствам...
Иоганна (изумленная). Каким?
Франц. В моих снах.
Иоганна. Разве это не воспоминание?
Франц. В той же мере, как и сон. Иногда я веду ее за собой, иногда бросаю по дороге, иногда... По как бы ни было, она всегда умирает, и это кошмар. (С остановившимся взглядом; про себя.) Не знаю, может, я пристрелил ее.
Иоганна (не изумлена, с отвращением). Ох!
Франц (смеется. Как бы нажимая на воображаемый курок). Вот так! (пренебрежительно улыбаясь.) А по-вашему, лучше было оставить ее мучиться? Все дороги кишели несовершенными преступлениями, которые только и ждали своих преступников. Настоящий солдат идет и берет это на себя. (Внезапно.) Вам не по душе эта история? Мне не нравится, когда вы на меня так смотрите! Ладно! Придумайте какую угодно развязку. (Стремительно отходит от нее, подойдя к столу, оборачивается.) «Виновный — это ты!» Что вы на это скажете? Она права?
Иоганна (пожимая плечами). Это была сумасшедшая.
Франц. Да. А что это меняет?
Иоганна (с силой, ясно). Мы проиграли, потому что у нас не хватало ни людей, ни самолетов.
Франц (обрывая ее). Знаю! Знаю! Это слова Гитлера. (Пауза.) А я вам говорю свое. Война была моей участью: что я мог еще совершить?
Она хочет что-то сказать.
Подумайте! Подумайте хорошенько: ваш ответ будет решающим.
Иоганна (недовольная, раздраженно и колко). Все уже продумано.
Франц (после паузы). Если бы я совершил те злодеяния, за которые судили в Нюрнберге...
Иоганна. Какие?
Франц. Откуда мне знать? Геноцид и весь бордель.
Иоганна (пожимая плечами). Зачем вам было их совершать?
Франц. Затем, что война стала моей участью: когда наши отцы брюхатили наших матерей, они делали солдат. Откуда мне знать — зачем?
Иоганна. Солдат — это человек.
Франц. Но прежде всего — он солдат. Что тогда? Вы продолжали бы меня еще любить? (Не давая ей ответить.) Нет, ради Христа, подумайте, прежде чем ответить.
Она молча глядит на него.
Ну, так как?
Иоганна. Нет.
Франц. Вы перестали бы меня любить?
Иоганна кивает.
Пришли бы в ужас?
Иоганна. Да.
Франц (разражаясь смехом). Превосходно! Успокойтесь, вы имеете дело с ягненком. Поверьте мне, что я невиновен.
У нее по-прежнему недоверчивый и раздраженный вид.
Вы можете даже улыбнуться; я убил Германию своей чрезмерной чувствительностью.
Дверь из ванны распахивается; входит Клаг, закрывает дверь, медленными шагами подходит к стулу Франца, садится. Ни Франц, ни Иоганна не замечают его.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Франц, Иоганна. Клаг.
Франц. Мы находились в пятистах километрах от Смоленска. Окопались в одной деревушке Командир убит, капитаны убиты, из командиров нас осталось двое лейтенантов и один фельдфебель. Забавный триумвират; лейтенант Клаг был сыном священника, идеалист, витающий в облаках... Фельдфебель Генрих твердо стоял на земле и был стопроцентным нацистом. Партизаны отрезали нам путь к отступлению: дорога обстреливалась и день и ночь. Припасов оставалось на три дня. Кто-то из солдат поймал двух русских крестьян; их заперли в сарай, и они считались пленными.
Клаг (удрученно). Какая скотина!
Франц (не оборачиваясь). А?
Клаг. Генрих! Говорю — какая он скотина!
Франц (сумрачно, в той же позе). А... да..
Клаг (жалобно и мрачно) Франц, я влип!
Франц круто поворачивается к нему.
Он вбил себе в голову, что заставит заговорить этих крестьян.
Франц. А-а-а-а... (Пауза.) А ты, ты против того, чтобы он издевался над ними?
Клаг. Я не прав?
Франц. Не в этом дело.
Клаг. А в чем?
Франц. Ты запретил ему входить в сарай?
Клаг молча кивает.
Так пусть не входит.
Клаг. Ты прекрасно знаешь, что он меня не послушает.
Франц (возмущенно, с притворным удивлением). Как?
Клаг. Нет у меня нужных слов.
Франц. Каких слов?
Клаг. Чтобы убедить его.
Франц (ошарашен). Ты еще хочешь убедить его! (Грубо.) Обращайся с ним как с собакой, заставь его ползать.
Клаг. Не могу. Если я позволю себе презирать человека, даже палача, то больше никого не смогу уважать.
Франц. Если один из подчиненных хоть раз ослушается тебя, то конец. Никто не будет тебе повиноваться. Уважать человека смешно, и запомни лучше: если ты наплюешь на дисциплину, это приведет к поражению, к резне или к тому и другому одновременно.
Клаг (поднимается, подходит к двери, приоткрывает ее и выглядывает наружу). Он опять перед сараем: выслеживает их. (Закрывает дверь, поворачивается к Францу.) Спасем их!
Франц. Ты их можешь спасти, если спасешь свой авторитет.
Клаг. Я думал...
Франц. Что?
Клаг. Генрих почитает тебя, как господа бога.
Франц. Потому что для меня он мешок с дерьмом: это логично.
Клаг (смущенно). Если ты ему прикажешь... (С мольбой.) Франц!
Франц. Нет. Пленные — твое дело. Тебя перестанут уважать, если прикажу я. А случись, что меня убьют, Генрих, понимая, что ты за слюнтяй, примет командование. Это будет катастрофой и для моих солдат, потому что он скотина, и для твоих пленных, потому что он живодер. (Пересекает комнату, подходит к Иоганне.) И также для Клага: в каком бы он чине ни был, Генрих все равно закопал бы его в яму.
Иоганна. Почему?
Франц. Клаг мечтал о нашем поражении.
Клаг. Я не мечтал: я хотел этого!
Франц. Не имеешь права!
Клаг. Это будет крахом Гитлера!
Франц. И также Германии. (Смеясь.) Капут! Капут! (Возвращаясь к Иоганне.) Он сражался с ними только мысленно: проклинал нацистов в душе, пытаясь забыть, что на деле был их слугой.
Иоганна. Он не был их слугой.
Франц (Иоганне). Бросьте! Вы из той же породы. Голосом, руками, всей своей плотью он служил им. А богу твердил, что не волен в своих поступках... Но он их совершал! (Возвращаясь к Клагу.) Война — это ты. Отрицая ее, ты обрекаешь себя на бессилие: отдаешь задаром свою душу, моралист. За свою я потом рассчитаюсь. (Пауза.) Главное — выиграть! А тогда уж займемся Гитлером.
Клаг. Поздно будет.
Франц. Поживем — увидим! (Возвращаясь к Иоганне, злобно.) Меня надули, сударыня, и я решил, что во второй раз я не дам себя надуть.
Иоганна. Кто же надул вас?
Франц. И вы еще спрашиваете? Лютер. (Смеясь.) Ну, теперь вам понятно. Я послал Лютера к черту и уехал. Война была моей судьбой, и я жаждал ее всей душой. Наконец-то я мог действовать! Я отдавал приказы, я был в полном согласии с самим собой.
Иоганна. Разве убивать — это действовать?
Франц. Да. Вписывать свое имя.
Клаг. Куда?
Франц. В список тех, кто там находился. Я запечатлел свое имя на этой равнине. Я отвечаю за войну, будто веду ее один; когда я выиграю, буду считать, что исполнил свой долг.
Иоганна (очень сухо). А что с пленными, Франц?
Франц (поворачиваясь к ней). Что?
Иоганна. Вы считали себя в ответе за все; как вы ответили за двоих?
Франц (после паузы). Я выпутал их из этого дела. (Клагу.) Как отдать ему приказ, не унизив твоего авторитета? Погоди немного! (Размышляет.) Вот! (Подходит к двери, зовет.) Генрих! (Возвращается к столу.)
Вбегает Генрих.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Франц, Иоганна, Клаг, Генрих.
Генрих (отдает честь; руки по швам). К вашим услугам, господин лейтенант. (Стоит навытяжку перед Францем, на лице мелькает довольная улыбка, почти с любовной преданностью глядит ему в глаза.)
Франц (не спеша приближается к фельдфебелю, внимательно оглядывает его с ног до головы). Что за небрежность, фельдфебель? (Указывает на плохо пришитую пуговицу). Это что такое?
Генрих. Это... ох, это пуговица, господин лейтенант.
Франц (дружелюбно). Вы потеряете ее, мой друг. (Резким движением отрывает пуговицу, держит ее в левой руке.) Пришейте.
Генрих (скорбно). Не могу, господин лейтенант, ниток нет.
Франц. А, ты еще отвечаешь, каналья? (Размахнувшись, правой рукой дает ему две пощечины подряд.) Подбери! (Бросает пуговицу.)
Фельдфебель нагибается, чтобы поднять пуговицу.
Смирно!
Фельдфебель, подняв пуговицу, стоит навытяжку, руки по швам.
Лейтенант Клаг и я обменялись сегодня нашими обязанностями. Лейтенант Клаг отправился сейчас на осмотр передовых позиций вместо меня. Вы будете его сопровождать. Я остаюсь здесь и до понедельника буду выполнять его функции. Ступайте.
Генрих отдает честь.
Обождите! (Клагу.) Если не ошибаюсь, у нас есть пленные?
Клаг. Двое.
Франц. Превосходно. Я займусь ими.
Генрих (глаза его блестят, он надеется, что Франц поддержит его). Господин лейтенант!
Франц (с изумленным видом, резко). Слушаю.
Генрих. Это партизаны.
Франц. Возможно! Что еще?
Генрих. Если позволите...
Клаг. Я уже запретил ему заниматься ими.
Франц. Вы слышите, Генрих? Выполняйте приказ. Ступайте.
Клаг. Обожди. Ты знаешь, что он мне сказал?
Генрих (Францу). Я... я пошутил, господин лейтенант.
Франц (нахмурив брови). С начальством? (Клагу.) Что он сказал?
Клаг. «А что будет, если я ослушаюсь вас?»
Франц (безучастно). А-а-a... (Поворачиваясь к Генриху). Сегодня, фельдфебель, я вам отвечу сам. Если вы ослушаетесь (похлопывая по портупее). ...я пристрелю вас... (Пауза.)
Клаг (Генриху). Пошли! (Обменивается с Францем взглядом, выходит следом за Генрихом.)
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Франц, Иоганна.
Франц. Я поступил правильно, убив своих солдат?
Иоганна. Вы не убивали их.
Франц. Но я ничего не сделал, чтобы помешать им умереть.
Иоганна. Пленные не стали бы говорить.
Франц. Откуда вы знаете?
Иоганна. Крестьяне? Им нечего было говорить.
Франц. Какие доказательства, что они не были партизанами?
Иоганна. Как правило, партизаны никогда не говорят.
Франц. Как правило, да! (Настойчиво, с обезумевшим видом.) Германия стоит преступления. Не так ли? (Надменно, с усталой развязностью, почти рисуясь.) Не знаю, поймете ли вы меня. Вы уже другое поколение. (Пауза. С неистовой злобой, не глядя на нее, встав навытяжку.) Жизнь коротка! Впереди смерть! Шагать! Шагать! В самую глубь кошмаров, за пределы Ада. Пороховой склад. Если я взорву его, средь мрака, все полетит в преисподнюю, кроме моей страны, одно мгновение, И я, кружась волчком, взлечу ввысь, как праздничная ракета... и затем — ничего... Ночь — и мое имя на медной доске. (Пауза.) Согласитесь, что я сопротивлялся. Принципы, моя дорогая, принципы прежде всего, во всем... Этих случайных пленных, как вы догадываетесь, я предпочел моим людям. И все же я был обязан сказать — нет! Что же, выходит, я — людоед? Простите, вернее — вегетарианец. (Пауза. Помпезно, нравоучительно.) Тот, кто не доходит до конца, — ничего не совершает, я ничего не совершил. Тот, кто ничего не совершил, есть ничто. Ничто? (Указывая на себя, как бы во время переклички.) Вот он, здесь! (Пауза. Иоганне.) Вот первый пункт в обвинительном акте.
Иоганна. Я вас оправдываю.
Франц. Я говорю, что надо во всем разобраться.
Иоганна. Я вас люблю.
Франц. Иоганна!
Раздается стук в дверь. Сначала пять раз, затем четыре раза и два раза по три. Они глядят друг на друга.
Поздно...
Иоганна. Франц...
Франц. Мало времени для моей защиты. (Пауза.) Отец говорил Иоганна, вы будете свидетельницей страшной казни.
Иоганна (глядя на него). Вашей?
Стук повторяется.
И вы дадите себя убить? (Пауза.) Вы не любите меня?
Франц (беззвучно смеется.) О нашей любви я буду сейчас говорить... (указывая на дверь) в ее присутствии. Ничего хорошего не произойдет. И запомните мои слова: я буду вас просить о помощи, и вы мне откажете в ней. (Пауза.) Но если он оставил хотя бы один шанс... Пройдите туда.
Отводит ее в ванную, закрывает за ней дверь и идет открывать дверь Лени.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Франц, Лени.
Франц поспешно снимает с руки часы и прячет их в карман. Входит Лени, в руке у нее тарелка с тортом, обсыпанным сахарной пудрой, на нем четыре свечи. Под мышкой — газеты.
Франц. К чему тревожить меня в такой час?
Лени. Ты знаешь который час?
Франц. Я знаю, что ты заходила ко мне уже раз, а потом мы расстались.
Лени. Не заметил, как промелькнуло время?
Франц. Да. (Указывая на торт.) Что это?
Лени. Торт. Собиралась преподнести его завтра к десерту.
Франц. И что же?
Лени. Как видишь, принесла сегодня вечером, со свечками.
Франц. А при чем свечи?
Лени. Сосчитай.
Франц. Одна, две, три, четыре. И что?
Лени. Тебе тридцать четыре года.
Франц. Да. Пятнадцатого февраля.
Лени. Пятнадцатое февраля — день твоего рождения.
Франц. А сегодня?
Лени. Дата.
Франц. Хорошо. (Берет у нее из рук тарелку и ставит на стол. Читает.) «Франц»! Это ты вывела здесь мое имя?
Лени. А ты бы хотел, чтобы кто его написал?
Франц. Слава! (Сосредоточенно разглядывая торт, читает.) «Франц» на розовой помадке. Премило, не менее лестно, чем на бронзе. (Зажигает свечи.) Горите себе понемногу, мы догорим вместе... (Небрежно.) Ты видела отца?
Лени. Он нанес мне визит.
Франц. Он был у тебя?
Лени. Да!
Франц. Долго?
Лени. Довольно долго.
Франц. В твоей комнате — это особая милость.
Лени. Я заплачу за нее!
Франц. И я.
Лени. И ты тоже.
Франц (отрезав два куска торта). Вот тело мое. (Наливает шампанское в два бокала.) Вот кровь моя. (Протягивает торт Лени.) Угощайся.
Она отрицательно качает головой, улыбается.
Отравлен?
Лени. С какой стати?
Франц. Ты права: с какой стати? (Протягивает бокал.) Выпей со мной.
Лени, принимая бокал, презрительно разглядывает его.
Франц. Что ты там увидела? Краба?
Лени. Губную помаду.
Франц (вырывает у нее из рук бокал и разбивает его о край стола). Это твой бокал! Плохо моешь посуду. (Протягивает свой бокал Лени; наливает себе шампанское в третий.) Выпей за меня!
Лени. За тебя. (Поднимает бокал.)
Франц. За меня!
Они чокаются.
Что ты мне пожелаешь?
Лени. Чтобы ничего не было.
Франц. Ничего? О! Совсем ничего? Превосходная мысль! (Поднимая бокал.) Пью за ничего. (Выпивает залпом, ставит бокал на стол.)
Лени пошатывается.
(Обнимает ее и подводит к креслу.) Садись, сестренка.
Лени (садясь). Прости, но я устала. (Пауза.) И самое тяжелое еще впереди.
Франц. Верно. (Вытирает лоб.)
Лени (про себя). Холодно. Еще одно гнилое лето.
Франц (оторопев). А мне душно.
Лени (благодушно). А? Возможно. (Пристально смотрит на него.)
Франц. Что ты на меня смотришь?
Лени. Ты изменился. (Пауза.) Этого нельзя не заметить.
Франц. Так заметно?
Лeни. Нет. Но я вижу. (Пауза.) Никто не виноват, дорогой мой, — ты должен был любить меня. Но понимаю, ты не смог.
Франц. Я любил тебя.
Лени (в гневе, яростно кричит). Замолчи! (Сдерживается, но в голосе до конца слышны жесткие нотки.) Отец сказал, что ты познакомился с нашей невесткой.
Франц. Она заходит иногда ко мне. Очень милая. Я рад за Вернера. Что ты наплела мне о ней? Она вовсе не горбунья.
Лени. Конечно, горбунья.
Франц. Совсем нет! (Делает вертикальный жест рукой.) У нее...
Лени. Ну да, держится она прямо. Но это не мешает ей быть горбуньей. (Пауза.) Ты находишь ее красивой?
Франц. А ты?
Лени. Красива, как смерть.
Франц. Это ты весьма тонко заметила. Я как-то ей тоже об этом сказал.
Лени. Пью за нее! (Опорожняет бокал и бросает его на пол.)
Франц (небрежно). Ревнуешь?
Лeни. Не вижу смысла.
Франц. Да. Еще рано.
Лени. Слишком рано.
Пауза.
Франц (указывая на торт, смеется). Это пустой выстрел. (Перекладывает торт в левую руку, правой открывает ящик, вынимает револьвер и, продолжая есть, протягивает его Лени.) Держи!
Лени. На что он мне?
Франц (указывая па себя). Стреляй. И оставь ее в покое.
Лени (смеясь). Положи его в ящик. Я понятия не имею, как обращаются с этой штукой.
Франц (рука по-прежнему протянута к Лени, револьвер лежит у него на ладони). Ты не причинишь ей зла?
Лени. За кем я ухаживала тринадцать лет? Выпрашивала, как милостыню, ласки? Сносила все обиды? Кормила, обмывала, одевала, защищала от всех? Она-то мне ничем не обязана, я к ней и не прикоснусь. Если я хочу заставить ее немного пострадать, то только из-за моей любви к тебе.
Франц (скорее утвердительно). Я обязан тебе всем?
Лени (исступленно). Всем.
Франц (указывая на револьвер). Возьми же его.
Лени. Ты только этого и ждешь, умираешь от желания. Какое воспоминание ты оставил бы ей о себе! И вдовство ей к лицу: она создана для него. (Пауза.) Разве я решилась бы убить тебя, любовь моя? Ничего на свете я так не боюсь, как твоей смерти. Я только хочу, чтобы и ты пострадал: я намерена рассказать обо всем Иоганне.
Франц. Обо всем?
Лени. Обо всем. Я вырву тебя из ее сердца.
Рука Франца судорожно сжимает револьвер.
Лени. Стреляй в твою бедную сестренку, стреляй: я оставила письмо; если случится несчастье, Иоганна получит его вечером. (Пауза.) Ты считаешь, — я хочу отомстить?
Франц. Это не месть?
Лени. Нет. Я хочу быть справедливой. Живой или мертвый, ты должен принадлежать мне, потому что только я одна люблю тебя таким, какой ты есть.
Франц. Ты одна? (Пауза.) Скажи ты об этом вчера, я бы тебя убил. Сегодня мне почудилось, что есть проблеск надежды. Один шанс из ста, что она не оттолкнет меня. (Кладет револьвер в ящик.) Ты жива еще, Лени, только потому, что я решил использовать эту возможность до конца
Лени. Прекрасно. Пусть она узнает то, что знаю я; и посмотрим, кто выиграет. (Поднимается, направляется к ванной комнате. Проходя мимо него, бросает газету на стол.)
Франц (привскакивает). Что это?
Лени. Газета «Франкфуртер цейтунг»: пишут о нас.
Франц. О тебе и обо мне?
Лени. О нашей семье. Они печатают целый ряд очерков. «Гиганты, возродившие Германию». В знак признательности выдающимся людям страны. Они начали с Герлахов.
Франц (не решаясь взять в руки газету). Отец — гигант?
Лени (указывая на статью). Так они его называют. Ты только почитай: они считают его самым выдающимся.
Франц берет газету, разворачивает, и у него вырывается какой-то хриплый звук; он сидит лицом к зрителю, головой уткнувшись в развернутые страницы, спиной к ванной комнате.
(Стучит в дверь ванной.) Откройте! Я знаю, что вы здесь.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Франц, Лени, Иоганна.
Иоганна (открывая дверь). Тем лучше. Не люблю прятаться. (Любезно.) Здравствуйте.
Лени (любезно). Здравствуйте.
Иоганна (в тревоге проходит мимо Лени, направляясь прямо к Францу). Ах, вот что, газеты!
Франц даже не оборачивается.
(Повернувшись к Лени.) Вы не теряете времени зря.
Лeни. Да. Я тороплюсь.
Иоганна. Торопитесь убить его?
Лени (пожав плечами). Совсем нет.
Иоганна. Поспешите: мы обогнали вас! Я убеждена, что теперь он уже вынесет любую правду.
Лени. Вот смешно: он также убежден, что вы выдержите все.
Иоганна (с улыбкой). Я все выдержу! (Пауза.) Отец доложил обо всем?
Лeни. Да.
Иоганна. Выполнил свою угрозу. Это он помог мне прийти сюда.
Лени. А...
Иоганна. Этого он вам не сказал?
Лени. Нет.
Иоганна. Мы для него пешки.
Лени. Очевидно.
Иоганна. Вас ото устраивает?
Лени. Да.
Иоганна. Чего же вы хотите?
Лени (указывая на Франца). Уйдите из его жизни.
Иоганна. Я не уйду.
Лени. Я заставлю вас уйти.
Иоганна. Попробуйте.
Молчание.
Франц (откладывает в сторону газету, поднимается, подходит к Иоганне). Вы обещали верить только мне одному, Иоганна; настал час напомнить об этом обещании; теперь наша любовь зависит только от вас.
Иоганна. Я верю только вам.
Они глядят друг другу в глаза. Она нежно и доверчиво улыбается ему. Лицо Франца бледно, искажено конвульсиями; он судорожно пытается улыбнуться ей, затем, повернувшись, возвращается на место, берег газету,
Иоганна. Итак, Лени?
Лeни. Нас двое. Одна из нас лишняя. Это должно быть ясно само собой.
Иоганна. Как же мы поступим?
Лeни. Испытание разрешит все, если вы победите, то замените меня.
Иоганна. Вы смошенничаете.
Лeни. В этом нет необходимости.
Иоганна. Почему?
Лeни. Потому что вы проиграете.
Иоганна. В чем же испытание?
Лeни. Сейчас узнаете. (Пауза.) Он исповедовался вам о фельдфебеле Генрихе и русских пленных? Корил себя, что, спасая жизнь партизанам, стал виновником смерти своих товарищей.
Иоганна. Да.
Лени. И вы его утешили, сказав, что он прав?
Иоганна (насмешливо). Вы все знаете!
Лени. Не удивляйтесь: он и ко мне обратил свою жалобу.
Иоганна. Что из того? Вы хотите сказать, что он лгал?
Лени. Все, что он рассказал, — правда.
Иоганна. Тогда... что же...
Лени. Это не развязка. История этим не заканчивается. Вот в чем испытание, Иоганна.
Франц. Невероятно! (Отбросив в сторону газету, поднимается; бледен, глаза сумасшедшего.) Сто двадцать верфей! Можно покрыть расстояние от земли до луны, если выстроить в ряд наши корабли, выпущенные за год! Германия — на ногах! Да здравствует Германия! (Механически направляется к Лени крупным военным шагом.) Спасибо, сестра. А теперь оставь нас.
Лени. Нет.
Франц (повелительно кричит). Я сказал — оставь нас. (Хватает ее за руку.)
Иоганна. Франц!
Франц. Да?
Иоганна. Я хочу знать конец истории.
Франц. История не имеет конца: все умерли, кроме меня.
Лени. Послушайте его. Однажды в сорок девятом году он мне признался во всем.
Иоганна. В чем признался?
Франц. Все выдумки. Разве можно говорить с ней серьезно? Я развлекался! (Пауза.) Иоганна, вы дали обещание верить только мне.
Иоганна. Я верю вам.
Франц. Так верьте же, господи, верьте мне!
Иоганна. Я... вы совсем другой в ее присутствии
Лени смеется.
Заставьте же меня поверить вам! Скажите, что она лжет, скажите! Вы ничего не совершили... ведь правда?
Франц (почти со стоном). Ничего.
Иоганна (исступленно). Говорите же!.. Я хочу слышать ваш голос. Скажите — я ни в чем не виноват!
Франц (сдавленным голосом). Я ни в чем не виноват.
Иоганна (глядя на него, кричит в ужасе). А-а-а-а! (Подавляя крик.) Я не узнаю вас!
Франц (упрямо). Я ничего не сделал.
Лени. Ты не воспротивился.
Иоганна. Кому?
Лени. Генриху.
Иоганна. Двое пленных?..
Лени. Только поначалу их было двое.
Иоганна. Значит, были другие?
Лени. Трудно только начало.
Франц. Я все объясню. Когда я вижу вас вдвоем, я теряю голову. Вы меня убиваете... Иоганна, когда мы будем одни... Все произошло слишком быстро... Я вспомню свои мысли, я открою вам всю правду, Иоганна, я люблю вас больше жизни... (Берет ее за руку.)
Иоганна (с воплем вырывается от него). Оставьте меня! (Подбегает к Лени.)
Франц в тупом оцепенении стоит перед ней.
Лени (Иоганне). Вы плохо подготовились к испытанию.
Иоганна. Испытание проиграно. Оставайтесь с ним.
Франц (неистово). Послушайте, вы обе...
Иоганна (с ненавистью). Вы пытали! Вы!
Франц. Иоганна!
Она глядит на него.
Не смотрите на меня! Не хочу видеть ваших глаз! (Пауза.) Я предвидел, что так будет. (Разражается смехом и становится на четвереньки.) Назад! Назад!
Лени кричит.
(Поднимается.) Ты забыла, что я Краб, сестричка? (Пауза.) Ступайте отсюда обе.
Лени направляется к столу с намерением открыть ящик.
Пять часов, десять минут. Передайте отцу, что я встречусь с ним ровно в шесть в зале совещаний. Ступайте!
Долгое молчание. Свет гаснет. Иоганна первая уходит не оглядываясь. Лени сначала колеблется, затем уходит следом за ней.
(Садится и разворачивает газету.) Сто двадцать верфей: Империя!
Занавес