ться на родину.
Елена приехала в Москву значительно позднее, только в 1522 году. До этого она проживала с матерью, братьями и сестрой в Литве под покровительством знатных князей Вишневецких, состоявших с ними в родстве. Кроме того, по линии матери в ее роду были известные венгерские воеводы, в частности Петр Петрович, прославившийся своей доблестью в начале XVI века.
Таким образом, в столице Русского государства Елена Глинская появилась в возрасте четырнадцати лет и сразу затмила красотой всех местных боярышень и княжон. Увидев ее в Успенском соборе на одном из церковных праздников, Василий III уже не смог позабыть. Тогда же он стал предпринимать первые шаги для того, чтобы развестись с Соломонией.
Сама Елена вряд ли могла увлечься мужчиной, годившимся ей в отцы. Но она понимала, что только брак с государем позволит ей выбраться из затруднительного материального положения, облегчит участь заточенного в темнице дяди и поможет братьям сделать удачную карьеру при дворе. Поэтому многим знатным юношам, посватавшимся к Елене, было отказано под разными предлогами. На семейном совете решили ждать, когда великий князь обретет свободу и открыто выразит свои чувства к княжне.
Расчет оказался верным — через три года Елену Глинскую официально объявили великокняжеской невестой.
Приготовления к свадьбе, повторяем, были до неприличия скорыми. Обе стороны стремились побыстрее получить желаемое: великий князь — молодую супругу, Hie на — власть и богатство.
Источники сохранили нам подробнейшее описание женитьбы Василия Ш на Елене Глинской. Так ли проходили великокняжеские свадьбы до XVI века, к сожалению, неизвестно.
Итак, слуги готовили помещение для свадебного торжества — обычно среднюю палату дворца. В ней на самом видном и почетном месте ставили два кресла, покрытые бархатом и шелковыми узорчатыми тканями. На них клали две вышитые подушки, а сверху — связки из сорока прекрасных соболиных шкурок. Еще одну такую связку вешали неподалеку для опахивания жениха и невесты. Соболиные шкурки должны были символизировать будущее богатство новой семьи.
Рядом с креслами красивой и богато расшитой скатертью накрывали стол. На него ставили калачи и соль, по углам в трех золотых чашах — хмель, а рядом клали девять бархатных и атласных платков, предназначавшихся для гостей.
Первой в палату привели Елену. Вместе с ней пришли жена тысяцкого (видимо, мнимая, поскольку тысяцким был неженатый брат великого князя Андрей) и родная сестра Елены Анастасия. Всех их сопровождали две свахи и боярыни с мужьями. За ними видные дворяне несли две свечи и каравай с деньгами.
Елену посадили на одно из кресел, рядом села ее незамужняя сестра. Провожатые разместились вокруг на лавках. После этого боярин Михаил Юрьев, князь Михаил Кубенской и Шигона Поджогин отправились в покои великого князя сообщить о том, что к свадебной церемонии все готово.
Первым в среднюю палату вошел государев брат Юрий Дмитровский. Он исполнял роль посаженого отца и должен был следить за тем, чтобы гости сидели на предназначенных для них местах. Вновь рассадив бояр, он отправился к Василию III и сказал ему следующее: «Время тебе, государь, идти к своему делу». В ответ жених молча встал и с дружками пошел в палату к невесте. Там он прежде всего поклонился святым иконам, висевшим в углу, приблизился к креслам, свел со своего места Анастасию и сел рядом с Еленой. Вошедший с крестом священник начал читать молитву. В это время жена тысяцкого стала расчесывать гребнем волосы жениха и невесты. Пока она это делала, церковные служители принесли из Богоявленского собора огонь, зажгли свечи, стоящие перед молодыми, а вокруг них положили обручи и шкурки соболей. Это должно было символизировать единство будущих мужа и жены.
После обряда причесывания жена тысяцкого надела на Елену кику, головной убор замужних женщин, и накрыла сверху покрывалом. Затем она посыпала на головы Елены и Василия хмель, опахнула его соболями. Тем временем Юрий Дмитровский разрезал калачи и сыр и на блюдах поставил их перед молодыми и гостями. Его брат Андрей раздал всем заранее приготовленные платки.
Поев немного, все отправились в Успенский собор на венчание. Жених и невеста ехали в разных санях со своими дружками. Свечи и каравай несли за ними.
В Успенском соборе все было готово для церемонии. По шелковым коврам с разбросанными на них шкурками соболей Василий и Елена подошли к стоявшему у алтаря митрополиту, который благословил их. Однако венчал жениха и невесту священник. Василий стал по правую руку от него, Елена — по левую. Обоим дали в руки по горящей свече. Затем Василий надел на палец невесте золотое кольцо, она же в ответ надела ему железное. После этого они сплели руки, а священник стал обкуривать их благовониями и громко молиться, глядя на восток. Наконец, он благословил брак, желая молодым жить долго и мирно, иметь детей и внучат и наполнить дом благодатью и красотой.
По обычаю супругам подали в стеклянном кубке вино. Елена лишь пригубила его, а Василий допил все до конца, бросил кубок на землю и растоптал его в знак того, что собирается быть главным хозяином в доме.
Осколки по его приказу бросили в Москву-реку, чтобы никто и никогда не смог на них наступить и тем самым «получить право» на вмешательство в семейные дела великого князя.
После венчания молодые приняли поздравления от присутствующих, а дьяконы пропели им многолетие. Затем Василий Иванович отправился на богомолье по ближайшим церквям и монастырям, а Елена пошла во дворец готовиться к свадебному пиру.
За столом собрались все гости, прибыли и недавние жених с невестой. Перед ними поставили жареного петуха, но есть его можно было только в спальне. Гости же угощались разными блюдами, которые приносили слуги.
Наконец тысяцкий объявил, что спальня для молодых готова и им пора идти почивать. Брачное ложе устроили на двадцати семи ржаных снопах в летних сенях, без земляной присыпки на потолке для тепла. Считалось, что первую брачную ночь нельзя проводить даже под тонким слоем земли. По углам были воткнуты стрелы для оберега, рядом с постелью стояли деревянные кадки с пшеницей, символизирующие изобилие. В них поставили венчальные свечи и положили каравай. В изголовье висела икона Богоматери.
Василий и Елена в сопровождении дружек отправились в сени, где их уже ждали молодые князья, по протоколу охранявшие священное ложе. Один из них огненным взором окинул юную невесту, как бы говоря, что рядом с ней не место пожилому великому князю. Этот взгляд Елена хорошо запомнила и после свадебных торжеств поинтересовалась у прислуги, кто охранял ее брачное ложе. Вскоре удалось выяснить, что дерзким красавцем был князь Иван Овчина Телепнев из многочисленного рода Оболенских. Его имя навсегда запало в душу новобрачной.
Далее вся церемония проходила для Елены Глинской как во сне. Жена тысяцкого в двух шубах, одна из которых была одета навыворот, осыпала их с Василием хмелем и снова обмела соболями. Дружки поставили перед ними блюдо с петухом и стали потчевать.
Но у Елены каждый кусок застревал в горле. Волновался и великий князь, хотя старался не подавать виду. Наконец все гости покинули сени и отправились пировать. Молодых ждала первая брачная ночь.
Никто больше не смел их беспокоить. Конюший с саблей наголо охранял их покой.
Наутро новобрачных отвели в баню порознь. Потом тысяцкий и дружки, по обычаю, накормили их кашей. После почти суточного голодания она показалась очень вкусной. Свадебные пиры продолжались несколько дней, и молодые наконец-то смогли принять в них участие. Все волнения первого дня остались позади.
Хотя свадьба Елены Глинской и Василия Ивановича проходила по традиционному ритуалу, многих современников удивило то, что на нее не были приглашены мать и братья невесты. Обычно близкие родственники новобрачной считались самыми почетными гостями на торжестве. В чем крылась причина данного исключения, остается только гадать.
Возможно, великий князь сразу же захотел изолировать жену от честолюбивых и иначе воспитанных литовских родственников, способных повлиять на молодую женщину не в лучшую сторону. По московским обычаям, великой княгине предстояло жить в своем тереме в окружении местных боярынь, строго соблюдать придворный этикет и навсегда забыть вольную и веселую жизнь у себя на родине.
Это вряд ли понравилось бывшей литовской княжне и ее родственникам, строившим далеко идущие планы в связи с новым статусом Елены. Но на время им пришлось смириться.
А вот в окружении Василия III долго еще втихомолку говорили: «Все это за наши согрешения государь отпустил свою жену и на иной женился. Теперь он творит прелюбодейство». Видимо, многие любили Соломонию и сочувствовали се горькой участи.
Василий III надеялся, что молодая жена сразу же родит ему наследника. Но детей все не было и не было. Поэтому в конце 1526 года решили предпринять длительную богомольную поездку по монастырям — «чадородия ради». После нее прихворнувшая Елена вернулась в Москву, а Василий отправился на зимнюю охоту на зайцев — свое самое любимое занятие. Женщинам, по русским обычаям, принимать участие в этой забаве не полагалось.
Чтобы жена не скучала, Василий Иванович писал Елене письма, проявляя заботу о ее здоровье. Одно из них дошло до нас:
«От великого князя всея Русии жене моей Елене. Я здесь (на охоте. — Л. М.), дал Бог, милостию Божиею и Пречистой его матери и чудотворца Николы жив, по Божией воле. Здоров совсем, не болит у меня, дал Бог, ничего. А ты б ко мне и вперед о своем здоровье отписывала, и о своем здоровье без вести меня не держала, и о своей болезни отписывала, как тебя там Бог милует, чтоб мне про то было ведомо. А теперь я послал к митрополиту да и к тебе Юшку Шеина, а с ним послал к тебе образ — икону Преображенья Господа нашего Исуса Христа. Да послал к тебе в этой грамоте запись своей рукой. И ты б эту запись прочла да держала ее у себя. А я, если даст Бог, сам, как мне Бог поможет, непременно к Крещению буду на Москве.