м он любил бывать в Александровой слободе, но ездить туда с маленьким ребенком было хлопотно.
В честь рождения Ивана русские зодчие начали возводить в Коломенском необычайный по своей архитектуре храм Вознесения. Как стрела с пышным оперением возносился он в небо. Современники описали его так: «Церковь та необычайна своей высотой, красотой и светлостью. Такой на Руси еще не было».
Действительно, храм Вознесения стал одним из красивейших каменных шатровых сооружений в Московии. До этого строились лишь небольшие деревянные шатровые церкви, преимущественно на Севере.
Торжественное освящение храма состоялось 3 сентября 1532 года. На нем присутствовала не только великокняжеская семья, но и братья Василия III, удельные князья Юрий Дмитровский и Андрей Угличский, а также московское духовенство и знать.
Праздничные торжества продолжались три дня: молебны чередовались с пирами и увеселениями.
Елена с удовольствием прогуливалась по открытым галереям Вознесенского храма и любовалась широкими далями за Москвой-рекой. Вскоре ей предстояло вновь стать матерью. Маленький Иван, по обычаям того времени, находился под бдительным надзором мамок и нянек. Посторонним до пятилетнего возраста видеть его не полагалось.
Сын Юрий родился 30 октября того же 1532 года (в некоторых изданиях ошибочно указан 1533-й). Появление второго ребенка еще больше обрадовало Василия III — теперь он был уверен, что корень его не погибнет и все его дела окажутся в надежных руках наследников. Правда, позже выяснилось, что Юрий «несмыслен и прост и не годен ни на что доброе», то есть попросту слабоумен. Но отец об этом вряд ли успел узнать.
Крещение второго сына проходило тоже очень торжественно — в Троице-Сергиевом монастыре у раки святого игумена. Крестными отцами стали переяславский игумен Даниил (как и у Ивана) и троицкий игумен Иоасаф Скрипицын (будущий митрополит).
Окончательно успокоившись насчет будущего престола, весь следующий 1533 год великий князь провел в разъездах. Он не знал, что это последний год его жизни.
Снова к Елене в терем полетели письма, полные вопросов о сыновьях: «Ты б и впредь о своем здоровье и о здоровье сына Ивана без вести меня не держала. И о Юрье-сыне ко мне подробно отписывай, как его станет вперед Бог миловать. Да и о кушанье сына Ивана вперед ко мне отписывай: что Иван-сын покушает, чтоб мне было ведомо».
Для ответов мужу Елене приходилось либо самой браться за перо, либо приглашать дьяка и самым подробным образом описывать свое состояние и особенности роста сыновей.
Вероятно, ей было приятно, что муж думает и беспокоится о семье и шлет и шлет нескончаемые письма в Москву.
Осенью по сложившейся традиции было решено вновь отправиться в Троице-Сергиев монастырь для празднования Сергиева дня 25 сентября. После посещения обители Елена с маленькими детьми вернулась домой. Василий же с братом Андреем и многочисленной свитой поехал к Волоку Дамскому на охоту за зайцами. Ничто не предвещало скорой беды.
Около села Озерище великий князь, ехавший верхом, почувствовал сильную боль на сгибе левого бедра. Оказалось, там образовалась багровая болячка величиной с булавочную головку.
По мнению современных врачей, у Василия был периостит — гнойное воспаление надкостницы, вызванное какой-либо травмой или простудой. Заболевание это не смертельно и сейчас успешно лечится антибиотиками.
Василию Ивановичу следовало отлежаться, побыть в тепле, но он не хотел менять своих планов из-за небольшого прыща. Превозмогая боль, он вновь вскочил на коня и отправился на пир в имение своего любимца Шигоны Поджогина. Во время обильного застолья великий князь забыл о болячке, однако на следующий день с трудом дошел до бани, где обычно приходили в себя после чревоугодия.
После парной Василий почувствовал себя лучше и, увидев, что погода ясная и сухая, решил поохотиться с братом Андреем. Псари отпустили в поле собак, князья сели на лошадей и поскакали за ними. Однако через две версты из-за резкой боли в левой ноге Василий решил вернуться. Он подумал, что хорошее застолье поможет ему забыться, и приказал накрыть столы. Но после пира ему пришлось лечь в постель и больше с нее не вставать. Болезнь усиливалась, и великий князь попросил Михаила Глинского привезти из Москвы иностранных лекарей, но при этом ничего не сообщать Елене, чтобы заранее ее не пугать.
Хотя Василий не позволял жене и детям обращаться к врачам, но на себе их науку решил испробовать.
Лекари осмотрели больное место, посовещались и сказали, что болячка — не что иное, как заурядный фурункул. Чтобы ускорить его созревание, они стали прикладывать печеный лук и пшеничную муку, смешанную с медом (сейчас эти средства считаются народными). В итоге образовался гнойник, и следовало дождаться, когда он прорвется.
Но великий князь не хотел жить в деревне и приказал слугам отнести его на носилках в резиденцию бывшего волоцкого удельного князя. Поскольку стояла поздняя осень и хороших дорог не было, то путешествие затянулось и больной в довершение всего простудился.
На Волоке лекари начали прикладывать к фурункулу специальную мазь, и он прорвался. Однако количество гноя всех испугало — до таза в день. Вскоре больному стало хуже: в груди появилась тяжесть и пропал аппетит. Тогда врачи дали ему слабительное (какие-то горошки и семена), но и это не помогло.
Тут-то великий князь понял, что дела его плохи и пора подумать о завещании. Тайком от всех он отправил наиболее близкого ему дьяка и постельничего в Москву за списком духовной грамоты, составленной до рождения сыновей.
Поездку скрыть не удалось. Весть о болезни государя быстро распространилась при дворе. Елена немедленно хотела ехать к мужу, но сделать это самовольно побоялась. Зато великокняжеский брат Юрий, надеявшийся захватить власть, прискакал тут же. Однако Василий Иванович сумел скрыть, что его болезнь смертельна, и Юрий ни с чем вернулся в Дмитров.
Постепенно вокруг постели больного собрались все видные представители двора и начали совещаться: что делать? Внезапно в ночь на 6 ноября состояние великого князя стало критическим: болячка вновь прорвалась и из нее вместе с потоком гноя вышел длинный стержень, но не весь, и процесс нагноения продолжался.
Не чувствуя никакой помощи от врачей, Василий Иванович велел их прогнать. Он решил прибегнуть к последнему испытанному средству — помолиться в святом месте о своем выздоровлении. Ближайшим был Иосифо-Волоколамский монастырь. Туда же дозволили приехать Елене с детьми.
Великая княгиня измучилась от постоянного страха и беспокойства. Никто не мог ей объяснить, в чем дело, каково состояние больного, насколько серьезен его недуг. Все было покрыто мраком тайны. Возможно, Василий не хотел заранее пугать жену или причиной недомолвок стала проблема престолонаследия, которая еще не была решена.
Как на крыльях прилетела Елена в Иосифо-Волоколамский монастырь и стала дожидаться приезда супруга. С замиранием сердца увидела приближающуюся процессию конных всадников, а в центре — закрытую повозку, в которой обычно путешествовали женщины. На этот раз в ней находился великий князь, лежащий на постели. Сам он передвигаться уже не мог — два князя вынесли его на руках и уложили на носилки.
Увидев это, Елена громко зарыдала, вместе с ней заплакали и все присутствующие, бояре, князья и местные жители.
Больного внесли в собор, но дьякон из-за слез не мог читать священные тексты, рыдали и все монахи во главе с игуменом.
Василий, тяжело дыша, лежал на паперти. Происходившее утомляло его, и он стал просить всех заняться делом. Елена тут же подошла к мужу и начала ласково гладить по слипшимся волосам и вытирать обильно текущий пот. Лишь украдкой она смахивала слезы, которые помимо ее воли струились из глаз.
Молебен не помог умирающему. Состояние его с каждым днем ухудшалось. Поэтому на общем совещании было решено тайно отвезти его в Москву, чтобы не пугать горожан и не переполошить врагов в лице некоторых иностранных послов. Они могли тут же растрезвонить по всему свету о немощи государя.
Елена с детьми вернулась в Кремль раньше, чтобы ни у кого не появилось никаких подозрений. В конце ноября привезли и великого князя. В тот же день у его постели состоялось еще одно расширенное заседание Боярской думы с видными князьями. На нем обсудили уже составленный текст нового завещания. Когда все вопросы были обговорены, присутствующие его подписали.
Главными душеприказчиками были назначены князья В. В. и И. В. Шуйские, бояре М. Ю. Захарьин, М. С. Воронцов и М. В. Тучков, дворецкий Шигона Поджогин, казначей П. И. Головин и, наконец, князь М. Л. Глинский, дядя Елены, которому предстояло стать ее главным помощником и советчиком. О последнем умирающий сказал так: «Приказываю вам Михаила Львовича Глинского. Человек он у нас приезжий, но вы не считайте, что он приезжий, держите его за здешнего уроженца, потому что мне он верный слуга и моей княгине будет хорошей подмогой».
Перед объявлением своей последней воли великий князь позвал митрополита Даниила и заявил, что желает принять постриг и просит приготовить все необходимое. Затем, превозмогая слабость и боль, поднялся и стоя приобщился святых даров. Только после этого он приказал привести братьев, Юрия и Андрея, и всех придворных.
Собравшимся Василий сказал следующее: «Приказываю сына своего, великого князя Ивана, Богу, Пречистой Богородице, святым чудотворцам и тебе, Даниилу, митрополиту всея Руси. Даю ему государство, которым благословил меня мой отец. А вы, братья мои, князь Юрий и князь Андрей, стойте крепко в слове своем, на чем вы мне крест целовали. О земском строении и о ратных делах против недругов моего сына и своих стойте сообща, чтобы православных рука была высока над бусурманством. А вы, бояре мои, боярские дети и княжата, как служили нам, так служите и сыну моему Ивану».
Завещание Василия III существенно отличалось от духовных грамот его деда и прадеда. Он оставлял сыну уже н