Паренек подошел к зеркалу, умылся и обтер торс, потом просто стоял облокотившись о раковину минут десять и пялился на худое осунувшееся мальчишеское лицо, впавшие от переживаний серо-зеленые глаза и растрёпанные после сна русые волосы. Потом вдруг с силой сжал края раковины, пока не побелели костяшки пальцев. Переполнявшая его злость отразилась на лице, вырываясь наружу, но закричать Тимофей не мог. Иначе разбудит весь детский дом, и все эти незнакомые дети и воспитатели опять будут издеваться над ним.
Мальчик просто закрыл глаза, и его лицо постепенно разгладилось, приняло выражение полной безмятежности, будто и не было внутри никогда никакого страха. Перед внутренним взором, меж тем, проносились сцены ужаса, принесенного в жизнь непростым прошлым. И корявая ветка за окном, и тараканы с мокрицами и пауками, и «шепчущий» труп отца, и загорающееся полотенце при спящей пьяной матери, и ненавистный отчим, и сегодняшний кладбищенский ужас, где с каждой мраморной плиты на ребенка смотрела его мать. И конечно, мальчишки, бьющие его и писающие на кровать. И угрожающие.
– Хочу к мамке! – опять прошептал Тимофей, так тихо, что лишь легкое дуновение сорвалось с губ мальчика. Но оно будто порыв ураганного ветра вдруг ударило в зеркало, и оно треснуло. Тима услышал громкий хруст и удивлённо открыл глаза. Зеркало переломилось почти пополам, меньшая часть чуть не отвалилась от стены, но еще чудом висела на хлипких держателях. Мальчик вдруг понял, что не видит отражения в малой половине. Тогда Тим медленно шагнул в сторону, чтобы заглянуть в отколовшуюся часть.
Там за спиной ребенка, на фоне темных кабинок материализовывалось нечто. Сначала бесформенное и черное, потом быстро меняющееся, но уже складывающееся в подобие человеческой фигуры, после – во что-то или кого-то страшно знакомого. Тим узнал монстра. Это был мертвый отчим из сна. Холодок страха попытался вновь сковать руки и ноги мальчика, но Тимка обернулся, и понял, что позади никого не было. Это нечто, сотканное из снов мальчика, существовало только в его воображении и каким-то образом отражалось в зеркале.
Белов с любопытством уставился на свой кошмар. Отчим просто стоял позади, не предпринимая никаких попыток напасть. Оно и понятно: мертвый Виктор – всего лишь отражение в зеркале. Словно прочитав мысли мальчика отчим поднял ужасную в темно-зеленых подтеках руку и водрузил на плечо мальчика. Нечто холодное коснулось плеча Тимки. Ребенок вздрогнул, но не испугался. Он пристально глядел в глаза своему ужасу и пытался понять, в какой момент монстр из его страхов стал способен влиять на реальный мир.
Тимка медленно сжал кулаки и тихо, но чётко, чтобы чудовище его расслышало, проговорил:
– Уходи! Я не хочу больше тебя видеть. Никогда!
Тимофей с удовольствием смотрел, как начинает блекнуть и растворяться в воздухе фигура отчима, но мальчик вдруг сильно сжал края раковины и громко воскликнул:
– Стой! Стой! Сначала сделай кое-что для меня! Слышишь?
Исчезновение монстра прекратилось, отчим снова принял реальный вид, и ребенок понял, что может управлять своим ужасом.
– Хочу к мамке! – прошептал Тимка, и его ужас кивнул.
Мальчик быстро спустился по пожарной лестнице вниз и остановился перед выходом из здания.
– Её, – ткнул Тим пальцем в дверь. – Открой её.
Некоторое время ничего не происходило, ребенок даже засомневался, что и монстр, и его возможности – лишь выдумка больного воображения, но дверь вдруг задрожала, будто ее кто-то дергал, а потом резко открылась и на мальчика дунуло свежим ночным воздухом. Теплая июньская ночь раскрыла перед мальчуганом свои объятия.
Тимка обрадовался, хотел было выбежать из здания, но тут вспомнил одну очень и очень неприятную вещь.
– Стой, – тихо сказал Белов, обращаясь в пустоту, надеясь, что монстр еще не исчез. – Перед тем как ты уйдешь… Я хочу, чтобы ты кое-что сделал. Комната номер тринадцать, – еще тише добавил мальчик. Он не был уверен, что поступает правильно, но мир его страха не оставил ему выбора. Злость и невозможность ответить на обиды копились годами, и вот теперь нашли выход. – Они твои!
С этими словами ребенок ушел из детского дома, пролез под въездными воротами и растворился в теплой июльской ночи.
А еще двадцать минут спустя абсолютно всех обитателей детского дома разбудил дикий крик, тисками страха сжимающий всё внутри и пробирающий до костей даже последнего скептика.
***
Инспектор по делам несовершеннолетних Мария Семеновна Кравцова спешно поднималась по лестнице, потом бежала по коридору детского дома, куда еще днем оформила круглого сироту Тимофея Белова. В два часа ночи ей позвонил следователь и попросил срочно приехать в районный дом для детей сирот и инвалидов. На вопрос: «Не может ли это подождать до утра?», ответил: «У нас ЧП федерального масштаба! Приезжайте, на месте все объясню. Только с журналистами у здания не беседуйте.»
С журналистами? В два часа ночи? Женщина решила, что и правда случилось нечто неординарное, раз журналисты в два часа ночи уже осаждали место происшествия в их захолустном провинциальном городке. Так что же случилось? Стало страшно, ведь это районный детский дом, и чтобы там не произошло, это касалось с живущих там детей, которых и так боженька обидел.
С этими нелегкими думами инспектор доехала до детского дома, где продралась через заслон из журналистов с камерами и сдерживающих их полицейских, и побежала, как указал один из них, на второй этаж, где и дожидался ее следователь Воронцов.
Уже на входе она с удивлением обнаружила, что никто в заведении не спит. Свет горит и в коридорах, и в комнатах, дежурная первого этажа с красными глазами нервно отмеряла капли валерьянки в стакан с водой. На втором и вовсе ходила от стены к стене. Примерно посередине коридора, напротив двери в одну из детских спален, столпились полицейские. К ним-то Кравцова и направилась.
Но за пять метров её остановил выставленный ради охраны сержант.
– Сержант Васильев, – представился он. – Извините, но дальше нельзя.
– Я инспектор по делам несовершеннолетних, – доложила Мария Семеновна. – И меня ожидает…
– Я знаю, кто вы, – мягко возразил Васильев, – но капитан Воронцов попросил, чтобы вы подождали здесь. Он сам скоро выйдет и все вам объяснит.
Кравцова чуть отошла, и встала у стены, рассматривая доступные следы происшествия, от которых ей становилось не по себе.
Например, выбитая и разломанная дверь. Она еле держалась на нижней навеске, а в центре зияло несколько отверстий и щель, делившая оную чуть ли не пополам. Темно-красное пятно грязи, будто из дверного проема выволокли очень грязного человека. След заканчивался телом взрослого, накрытым белой простыней. В районе головы простыня была окрашена красным – явно кровь. И самое страшное: из двери по коридору в сторону туалетов вели чьи-то следы, оставленные явного голыми кровавыми ступнями. И либо у человека шла при этом кровь, либо он наступил в нее в комнате, а потом просто шлепал по бежевому ламинату, окрашивая его красными следами босых ног.
Мария Семеновна обернулась, поискав глазами любого человека, который мог объяснить, что здесь случилось и для чего необходимо присутствие инспектора по делам несовершеннолетних в явном деле об убийстве. Но ни дежурная няня, ни директор не появились в страшном коридоре, как не было и детей. Очевидно, их спустили в актовый зал, где с маленькими, испуганными ребятами сейчас работали психологи.
Женщина вновь повернулась к месту происшествия, и вздрогнула: перед ней стоял капитан Воронцов – следователь уголовного розыска. Это он вызвал Кравцову сюда, наверное, уж сейчас-то соизволит объяснить, что случилось?
– Вы меня напугали, Семен Владимирович, – после вздоха сказала Мария Семеновна и слегка улыбнулась. – Чем могу помочь? Ведь не просто так вы меня вызвали сюда посреди ночи?
– Здравствуйте, Мария Семенова, и извините: меня так же подняли среди ночи, не спросив. Глава города хочет, чтобы расследование началось незамедлительно. Поэтому и разбудил всех, кого можно, – извиняющимся тоном сказал Воронцов. Он вытер пот со лба, и без обиняков заявил: – Тут шесть трупов: пять мальчишек и одна дежурная воспитательница. Пацанов и душили, и ломали им кости, вешали на лампочке, а одного прижали кроватью к стене с такой силой, что сломали и тазовые и грудные кости. А воспитательница пыталась ворваться к ним в комнату, но её изнутри шарахнуло и откинуло дверью так, что она шмякнулась о противоположную стену с такой силой, будто упала на асфальт с пятиэтажки.
Кравцова открыла рот, но выдавить слова из себя не смогла, настолько была шокирована.
– Я никогда прежде ничего подобного не видел, – продолжил следователь, будто оправдываясь. – Да и не только я. Судмедэксперт только держится – работает, остальные же не хотят заходить в эту комнату. В том числе и нянечки, и воспитатели, не говоря уже о директоре.
– Вы что? Хотите, чтобы туда зашла я? – Вопрос сам вырвался, на автомате. Шокированная женщина также хотела ляпнуть лишнего, как и идти туда, в эту ужасную мешанину детских трупов.
– Нет-нет, – успокаивающе поднял руки Воронцов. – Что вы! Я всего лишь хотел узнать, что вы знаете о мальчишке, которого сюда вчера доставили?
– Его то же, что ли?..
– Нет-нет. Его нет. То есть, его на месте нет. Видите ли, он сбежал…
– Так это он их, что ли? – задала женщина совсем уж безрассудный вопрос.
– Нет-нет, что вы! – Следователь поспешил уверить инспектора, что мальчишка не причём. – Следы на полу взрослого. Я бы хотел знать, что о мальчике знаете вы. Он убежал. Он один бегает по ночному городу. Возможно, его преследует безумец, сотворивший с детьми такое…
– А? Да-да, конечно! – тут же затараторила Мария Семеновна. – Так, дайте вспомнить. – она нервно хохотнула. – У меня же в ведении только за неделю девять детей. А Тимофей Белов – случай особый. – Кравцова обхватила себя за плечи и потерла руки. – Меня вызвали в его дом дежурные, когда обнаружили… Когда об