Той ли пряди упрямое о!
Райна («На корцах краснолесий высоких роса…»)
На корцах краснолесий высоких роса
Без конца, без прозорья добра,
Значит кипенью снежной кипят
Дорогих первогорий леса –
В отуманы серебряной вязи
Вновь поличие земного пыла
Это мледуга полного спаса
За ой лелю лето поила –
От цветовитого берега сдвинуты
Воины хвойные в торные тали
И на пролетах венчанных первин
За очами посланца исконного тая –
Видишь –
Дебелого ладного быта
У поючего дня и тучного гула
Все – особого бега ясная стая.
И последние истовы
На громаде выгнутой дробных небес
И со дна не одною ли мерою выльется
Серп и первое небо?
И вот тропа, как бора раба
Голубиня дубровые моры,
Закружаяск в подружия пряж –
Белой бор оговорен осени
Богородичной тканью дважды.
«Как перебои русой осени…»
Как перебои русой осени
Заплески поутру ветали с межи,
Твой только в россыпь повойник
Червоных листов и нежин.
Воздух вылит как песня
Которую не успел зачерпнуть вечер,
От этого пьяная свежесть
Тянется в голубой омут,
Ясно знавая – теплынь дивежа
Разошлась светая и сетуя
Ночь. Четко твердеет цветка
По изумрудному выгону лета
И в пламени ль осенних вотчин
Тревожный и тяжелый дух
И полосы твои короче
Порывных дней рдянеющий недуг.
Где нивы смотрят Божьими глазами
Границах тлеющей зари,
Где загораются рощи,
Которые выжелтил, выносил ветер
По устьям августа над тишиною рек –
Зачалит чалмой осока
Полночи серп
За медь поющею становища.
И медленно приходит в шатер
Желто-бурых одружий
Многоочитая златень –
Здравствуй, баюная влада,
Здравствуй, здравствуй деревьев пламень.
Велимир Хлебников
«И вечер темец…»
И вечер темец,
И тополь земец,
И мореречи
И ты, далече!..
Алеше Крученых
Игра в аду и труд в раю –
Хорошеуки первые уроки.
Помнишь, мы вместе
Грызли, как мыши,
Непрозрачное время?
Сим победиши!
1920 г.
Замороженный Озирис
Зыбой мертвою уснул.
Голой воблой голос вырос,
В глухом городе блеснул!
Голошанный,
Голоумный,
Голоногий,
Дышит небу диким стадом,
Что восходит звука атом!
1920 г.
Победа без конца!
Футуризм занял первое место на поприще слова – это видно и по внутренним событиям (его достижения) и по внешним: жажда футурного слова, восторги читающей и, особенно слушающей публики, – все это недавно (на вечере поэтических школ и направлений) уже заприходовал В. Брюсов.
Звучизм (звучель, богатство инструментовки), яркий метафоризм разнообразие ритмических фигур и сдвиговая конструкция заполонили изыскателей и просто любителей нового искусства.
Но мы, будетляне, думаем не токмо о деесах настоящего дня, но в еще большой мере об искусстве будовитом, завтрашнем, и тут мы приказываем двигаться слову к ярой беспредметности, чистому словотворчеству, заумному языку.
Уже в настоящее время можно говорить об определенной заумной поэтической школе (единственно самостоятельной в России, без измов), которая объидиняет поэтов: В. Хлебникова, А. Крученых, И. Зданевича, В. Каменского, Е. Гуро, Филонова, К. Малевича, Ольгу Розанову. Г. Петникова, Р. Алягрова, И. Терентьева, Варст, Асеева, Хабиас и др.
Теоретики зау – многие из перечисленных поэтов, а также М. Матюшин, Р. Якобсон, В. Шкловский, О. Брик, Якубинский, и др. Смотри: «Сборн. по теории поэтич. Яз.» «Поэтика» и др.
Сказать кратко о причинах возобладания заумной поэзии я могу лучше всего своей декларацией заумного языка, которую и привожу здесь в отрывках.
Декларация заумного языка
1) Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком (понятия), но и личным (творец индивидуален), и языком, не имеющим определенного значения (не застывшим), заумным. Общий язык связывает, свободный позволяет выразиться полнее (пример: го оснег кайд и т. д.).
2) Заумь – первоначальная (исторически и индивидуально) форма поэзии. Сперва – ритмически-музыкальное волнение, пра-звук (поэту надо бы записывать его, потому что при дальнейшей работе может позабыться).
3) Заумная речь рождает заумный пра-образ (и обратно) – не определимый точно, например: бесформенные бука, Горго, Мормо; Туманная красавица Илайяли; Авоська да Небоська и т. д.
4) К заумному языку прибегают:
a) когда художник дает образы, еще не вполне определившиеся (в нем или вовне),
b) когда не хотят назвать предмет, а только намекнуть – заумная характеристика: он какой-то эдакий, у него четырехугольная душа – здесь обычное слово в заумном значении. Сюда же относятся выдуманные имена и фамилии героев, названия народов, местностей, городов и проч., напр.: Ойле, Блеяна, Вудрас и Барыба, Свидригайлов, Карамазов, Чичиков и др. (но не аллегорические, как то: Правдин, Глупышкин – здесь ясна и определена их значимость),
c) когда теряют рассудок (ненависть, ревность, буйство…),
d) когда не нуждаются в нем – религиозный экстаз, любовь. (Глосса, восклицания, междометия, мурлыканья, припевы, детский лепет, ласкательные имена, прозвища – подобная заумь имеется в изобилии у писателей всех направлений).
5) Заумь пробуждает и дает свободу творческой фантазии, не оскорбляя ее ничем конкретным. От смысла слово сокращается, корчится, каменеет, заумь же – дикая, пламенная, взрывная (дикий рай, огненные языки, пылающий уголь).
6) Таким образом, надо различать три основные формы словотворчества:
I. Заумное – a) песенная, заговорная и наговорная магия.
b) «обличение» (название и изображение) вещей невидимых – мистика.
c) музыкально-фонетическое словотворчество – инструментовка, фактура.
II. Разумное (противоположность его – безумное, клиническое, имеющее свои законы, определяемые наукой, а что сверх научного познания – входит в область эстетики наобумного).
III. Наобумное (алогичное, случайное, творческий прорыв, механическое соединение слов: оговорки, опечатки, ляпсусы; сюда же отчасти относятся звуковые и смысловые сдвиги, национальный акцент, заикание, сюсюканье и пр.).
7) Заумь – самое краткое искусство, как по длительности пути от восприятия к воспроизведению, так и по своей форме, например: Кубоа (Гамсун), Хо-бо-ро и др.
8) Заумь – самое всеобщее искусство, хотя происхождение и первоначальный характер его могут быть национальными, например: Ура, Эван – эвоет и др.
Заумные творения могут дать всемирный поэтический язык, рожденный органически, а не искусственно, как эсперанто.
Баку – 1921 г.
А. Крученых.
Первый тезис этой декларации взят без изменения из моей же «декларации слова как такового» опубликованной в 1913 году, он является основным для теории зау.
Уже в настоящее время в заумной поэзии можно отметить три главных вида:
1) самая веселая забава,
2) напряженная звукотехника (инструментовка и фактура слова)
3) вскрытие и прозрение в загадки слова и мироздания.
В первом роде особенно отличился И. Зданевич, издавший в течение 1917-20 годов пять драм на заумном языке: «Янко», «Остров Пасхи», «Зга якобы» и др.
Насколько до нас писали напыщенно и ложноторжественно (символисты) настолько мы весело, искренно-задорно! За примером недалеко, вот Ильязда (И. Зданевич):
жыних а
жыних б
аркестрам:
павыипит папайная луйку равщычи хрупит и оич оич луду выпил шашни луйку равщыч хруичя аиду.
И в другой дра:
Янко (испуганный):
папася мамася
банька какуйка визийка
будютитька васька мамудяр.
Мы бросили мир хныкачей и ушли в за-ойный,
Безнюнный, мы – заойники:
Зау! Зао! (военный крик папусов)!
Толпы неожиданных звуков, пляска их,
Визжание и кувырканье у заумцев!
Мы звучавцы, мы звукуем
Среди сонных мудрирей!..
Вспомните Гоголевское: страшно звукнули сабли!
Новая инструментовка и фактура слова невольно требует усиленного словоновшества, доводя его до заумного.
Созданием новых слов от известных уже корней особенно заняты В. Хлебников и Г. Петников.
Словотворчество Хлебникова так богато, что нужен специальный словарь, чтобы записать его и ориентироваться в нем. Особенны известны «смехачи» и «смеярышня смехочеств». Я напомню еще ряд неологизмов другого порядка. Если смехач и по звуку по смысловому значению окончания изображает богача смехом; хныкач – богача хныканьем, то окончание (суффикс) ич – означает сыновство, ущемление: смехич, лучич, светич. Это удачно выявлено в стихе В. Хлебникова:
Я небичь зыбкий
Я небичь бледный
Едва на землю сойти я мог…
Г. Петников вводит в свои стихи словечко вич (в значении сыновних, сынеж, сыночество) У обоих неологизмы русского характера: мнев, гремя, омысл, алнь, оутро, младуга-мледуга (а еще бы: сладуга-радуга (бай – баюн – живь, слеток огней, ди веса, живеса – это Петников, а вот Хлебников: яреса, равеса, гневеса, дееса, летеса (= полеты; летчик-ца льтец, льтица), и еще леуна (хорошо бы по этому образцу: пеуна – песня; гнеуна, деуна, млеуна, влеуна).