Щербатов вздохнул. Это был неприятный вопрос. Идеологи Нового порядка, и сам он в первую очередь, постоянно подчеркивали святость семейных уз. То, что он оставался холостым в свои тридцать три года, выглядело лицемерно; словно он отсиживался в тылу, призывая других идти на фронт. Брак — обязанность любого взрослого человека, да и о наследниках пришло время подумать.
Загвоздка была в выборе невесты. Разумеется, семей, стремящихся породниться с начальником ОГП, хватало. Ему постоянно представляли подходящих девиц. Многие из них были привлекательны, некоторые — неглупы, а кто-то даже умел посмеяться над собой. Но ни за одну из них нельзя было поручиться, что она действительно осознает, какие тяжкие обязанности взваливает на себя пожизненно. От жены начальника ОГП требуется активное участие в жизни общества и безупречное поведение.
То, что возможные невесты происходили из влиятельных семейств, могло оказаться не преимуществом, а проблемой. Он не собирался повторять ошибку последнего императора, позволявшего родственникам занимать важные государственные посты и не нести никакой ответственности за ошибки. Перед Новом порядком держат ответ все, и чем выше человек поднимается в общественной иерархии, тем больше с него спрос; нужна ли ему такого рода драма у себя дома?
— Пока так никого и не выбрал, — признал Щербатов.
— Время еще есть, — отозвалась Вера. — Хотя глупо, подготовка-то к свадьбе уже идет.
— Совсем не до того сейчас, моя дорогая, — Щербатов подумал, что мужество, с которым Вера признавала свои ошибки, должно послужить ему примером. — Ты знаешь, я ведь каждый день подписываю расстрельные приговоры тем, кто говорит, что Новый порядок из доктрины, призванной дать место под солнцем всем гражданам России, превратился в средство порабощения страны, превращения ее в сырьевой придаток Антанты. И плохо не то, что люди заслуживают смерти за такие слова, а то, что в них есть доля истины.
Вера накрыла его руку своей:
— Если у врага есть своя правда, это не значит, что у нас ее нет… А потом, ты ведь помнишь, дорогой мой: в безвыходной ситуации выход может найтись там же, где был вход.
Щербатов слабо улыбнулся. Эти слова были чем-то вроде кода, отсылкой к одной из множества историй, известных только им двоим.
Когда они были подростками, Вера страдала от болезни легких, потому их обоих отправляли на зиму в Черноморскую губернию, в Мацесту. Старичок-гувернер предпочитал дремать на солнышке целыми днями и не особо рьяно присматривал за воспитанниками. Субтропическая зима совершенно не походила на среднерусскую; снег здесь выпадал не каждый год, предгорья утопали в зелени. Брат и сестра, предоставленные сами себе, целыми днями исследовали долины, ущелья и каньоны.
Однажды они забрались особенно далеко и заблудились. Погода резко испортилась, пошел холодный дождь. Склоны стали скользкими и смертельно опасными. Природа, только что исполненная удивительных тайн, враз сделалась врагом.
Сперва Андрей беспокоился только, что взрослые разозлятся, если они опоздают к ужину. Но после увидел, как Вера устала, и испугался смертельно; не за себя — за нее. Чем-то обернется эта легкомысленная прогулка для ее хрупкого здоровья? Как он мог из глупого мальчишества поставить ее в такое положение?
От страха и чувства вины он совсем потерял голову. Бросился разведывать одну дорогу, другую, едва не упал на дно каньона, ободрал колени и вконец выпачкал одежду. Вера терпеливо ждала его на вершине, плотные листья эвкалипта уже почти не сдерживали потоки дождя. Поняв его смятение, она не стала упрекать его или понукать; взяла его холодные руки в свои, теплые и сказала: «Ничего страшного, Андрей. В самой безвыходной ситуации выход может найтись там же, где был вход». После этих слов он враз собрался, сориентировался на местности и они медленно, держась за руки, поддерживая друг друга на скользких склонах, вернулись той же дорогой, что и пришли.
Вера всегда была его якорем.
— Не ошибается тот, кто ничего не делает, — сказала она. — Политика народной беды даст нам возможность исправить многие ошибки. Ты помнишь, что послезавтра мы выводим Сашу в свет? Ты посетишь прием?
— Так ли это необходимо? — поморщился Щербатов. — Ты, право же, куда лучше меня ориентируешься в свете. Это твоя стихия.
— Саше нужна твоя поддержка, — сказала Вера. — В этот день, но и не только… Мне так жаль, дорогой мой, что вы с ней оба отказываетесь понять, насколько нужны друг другу.
Щербатов на секунду прикрыл глаза. Он много раз повторял себе, что между ним и Сашей ничего не может быть, и почти поверил в это. Она была врагом, источником неизбывной опасности. И все же ее запах… от нее пахло порохом, костром, окопной грязью, свободой — тем, что он потерял.
Не то чтобы такая идея не посещала его… Женщины после отъезда Софи у него не было. Конечно, они с Сашей в первую встречу в Москве клялись, что между ними не будет ничего… но ведь горячность, с которой они делали это, выдавала их с головой. К чему эти игры? Они взрослые люди и оба этого хотят. Жеманничать Саша не станет — он помнил, насколько она пряма и проста в некоторых вопросах. Они уже были близки, если просто повторить, что изменится?
Эти мысли он от себя гнал. И недостойно, и слишком опасно. Он ведь так и не знает, для чего Саша здесь в действительности. То обстоятельство, что она постоянно находится близко к его сестре, тревожило его.
— Господь с тобой, родная, — сказал он Вере. — О чем ты говоришь, мне же скоро предстоит жениться…
— Ну и женишься, — легко улыбнулась Вера. — Право же, когда это кому мешало… Живая жизнь сложнее катехизиса для церковно-приходской школы. А потом, вечно вы, мужчины, не о том думаете в первую очередь. Поговори с Сашей. Ты поймешь, как сильно изменились вы оба. Просто поговори с ней.
Глава 24
Март 1920 года.
— Госпожа Щербатова, извольте-с получить ключи от вашего «Кадиллака»! — набриолиненный механик через слово кланялся. — Неполадка в стартере найдена-с и самым тщательнейшим образом исправлена-с. Автомобиль ждет-с во дворе!
— Масло вы заменили? — спросила Вера.
— Не извольте сомневаться! «Кастрол» залили-с, высочайшее качество! И салон почистили!
— Превосходно! — Вера жестом отпустила механика. — Значит, не придется ехать на прием в пропахшем бензином казенном автомобиле. Идемте, Саша, вы должны увидеть это платье!
Саша, нахмурившись, смотрела механику вслед. Что-то насторожило ее. Возможно, она его где-то встречала? Но Вера уже взяла ее за руку и повела к себе в гардеробную. Они были в доме Щербатовых — Вера сказала, что для того, чтоб подготовить Сашу к первому выходу в свет, нужно задействовать весь ее женский арсенал. Ехали на том самом казенном автомобиле, который так Веру раздражал. Проходя через дом, Саша незаметно оглядывалась. Она оказалась здесь впервые после дня прибытия в Москву и надеялась увидеть детей Князева или хотя бы следы их присутствия. Но, видимо, они находились в другой части дома.
Первый приступ тошноты настиг Сашу на пороге малой гостиной; по счастью, где здесь ванная, она помнила. Вера успела развернуть приготовленное платье. Саша сразу поняла, почему его шили без примерок и раньше ей не показывали.
— Нет, этого я не надену! — Саша опустилась на оттоманку, стараясь скрыть пробежавшую по телу волну озноба. — Послушайте, время есть, мы еще можем послать за тем багровым платьем…
— Да что же вы так переборчивы? — нахмурилась Вера. — Я два часа потратила, описывая кутюрье, что нам нужно, а вы… Смотрите, здесь нет ничего вызывающего, оно довольно закрытое, с вашими шрамами иначе нельзя. Мы же не хотим излишнего эпатажа, само ваше присутствие уже достаточно фраппирует публику.
— С покроем все хорошо. Но этот цвет…
Платье было обжигающе белым. Не цвет слоновой кости, не один из множества мягких светлых оттенков. Сияющий, беспощадный белый. Цвет поражения, траура, капитуляции.
— Цвет чистоты, преображения, нового начала, — решительно сказала Вера. — Не капризничайте. Нам нужна эффектность. Снимайте эти стародевичьи ризы, почему вы только их и носите из всего, что я вам покупаю…
Платье село превосходно, но хотя шелк был плотный, а в доме прекрасно работало паровое отопление, Саше вдруг стало холодно, она не смогла подавить дрожь. Вера нахмурилась и приложила ладонь к ее лбу.
— Вы нездоровы? Как не вовремя… Жара нет, кашля тоже, следовательно, не испанка. Соберитесь, Саша. Сядьте вот сюда, к свету… Сегодня у вас нет повода отказываться быть моей куклой. Так нужно для дела.
Процесс создания лица занял, по ощущениям, часа три. Саша немного пользовалась помадой и пудрой в бытность мещанкой Сириной, но подлинного разнообразия продукции этой индустрии даже не представляла себе. Первые бальзамы и кремы Вера сперва наносила на кожу — один из них щипал довольно чувствительно — затем смывала. Потом пришел черед замазки, так и оставшейся на лице, румян, пудры, полудюжины герленовских карандашей, еще каких-то средств, назначения которых Саша не поняла. Выщипывание бровей она стоически вытерпела, но от прокалывания ушей нашла в себе силы отказаться — повреждений на ее теле хватало и без того. Завершили процедуру раскаленные щипцы для завивки и дюжина шпилек, которые вонзались, кажется, прямо в голову.
Саша чувствовала себя все хуже. По счастью, выбежать в ванную второй раз пришлось до того, как Вера нанесла ей на губы французскую краску. Едва удалось не замарать платье. Голова кружилась, тело сделалось слабым, словно чужим. Саша злилась на себя: подобные глупости ей, крепкой бабе, никогда свойственны не были, она редко болела и от ран оправлялась быстро. Что на нее нашло? Похоже на первые признаки беременности — еще осенью Саша подробно расспросила о них Наташу Антонову. Но в тягости Саша никак не могла быть, в Москве она вела целомудренную жизнь, и кровь приходила в установленные природой сроки.