— От чего же вам надо защитить этих детей?
Саша потупилась:
— Вам лучше не знать.
— Вы что-то замышляете, — нахмурился доктор. — Что-то, по своему обыкновению, мерзкое и кровавое. Как мог я быть настолько наивен, чтобы в самом деле считать вас смирившейся беспомощной пленницей… Я, на свою беду, слишком вас знаю. Вы понимаете, что я должен немедленно доложить в ОГП об этой беседе?
Саша пожала плечами, не сводя с доктора умоляющего взгляда.
— Я не стану, пожалуй, — продолжил доктор. — Они ничуть не лучше вас. Но с вами я желаю сотрудничать не больше, чем с ними. Да отпустите уже мою руку, что за мелодраматические жесты… Как вы могли втянуть в свои замыслы каких-то несчастных детей? И теперь пытаетесь втянуть меня.
— Я никого не пытаюсь куда-то втянуть, — с отчаянием ответила Саша. — Мы все уже втянуты в это, понимаете? Я, вы, эти дети, все дети, все взрослые… Я только пытаюсь это прекратить. Закончить эту войну.
— Да как вы можете закончить войну, когда вы и есть война?
Доктор Громеко встал, чтоб уйти. Саша бросилась ему наперерез, преградила путь, рухнула на колени, закрывая собой дверь. В другое время этот жест показался бы ей самой чрезмерным и жалким, но теперь хороши были любые средства.
— Подождите, доктор, — говорила она лихорадочно. — Прошу вас, не бросайте меня с этим. Я ведь помню, о чем вы говорили там, в госпитале. О том, что человечество будет объединено однажды сопереживанием и безграничной любовью, и тогда все сделается возможно.
— Допустим, — Громеко скрестил руки на груди. — Но какое это имеет отношение к вам? К убийце, палачу, разжигательнице войны?
— Такое, что я ведь тоже — часть человечества! Хоть вы имеете полное право так и не считать. Но вот о чем подумайте, Юрий Владимирович. Если вы станете отсекать от человечества его порочные, негодные части… Все ведь с этого начинали. И мы, и они. Достаточно, мол, отделить зерна от плевел, и тогда наступит счастливое будущее… Вот только будущее, от которого часть человечества отсекают, неизменно оказывается не таким уж счастливым, вы это понимаете? Я прошу у вас помощи не для себя — для детей, непричастных к этому всему, чтобы они и остались непричастными. Однажды вы спасли мне жизнь. Но моя жизнь ничего не стоит. Я прошу вас спасти мою душу теперь, у меня ведь еще есть душа…
— Ну полно, полно, Александра Иосифовна… и встаньте уже, не позорьтесь. Как в провинциальной оперетке, ей-богу. Не стану я судить, есть у вас душа или нет. Но вы ведь все равно попытаетесь представить этих несчастных детей больными, так ведь? Изувечите их еще по невежеству… Сядьте, наконец, в кресло по-человечески. Подумаю, как помочь вашей беде…
Доктор с минуту молчал, потирая виски. Саша не сводила с него взгляда, боясь дышать.
— Дети живут в этом доме, верно? Тогда к ним вызовут хорошего педиатра, а любой педиатр собаку съел на распознавании симулянтов. На что только не идут гимназисты перед экзаменами… Одним натиранием подмышек солью или там нюханием силикатного клея опытного врача не обманешь. Да не бледнейте вы так, нашел я вам решение. Поставили нам в госпиталь одно средство от… ну неважно, от чего. Мы от него отказались, потому что у большинства пациентов оно вызывало сыпь по всему телу. Другого вреда здоровью от разового применения его не выйдет, даже детям. Если верно рассчитать дозировку, сыпь продержится около трех суток. Вместе с температурой от соли и соплями от силикатного клея получится типичная картина рубеллы — по-простому, краснухи. Эта болезнь заразна и достаточно опасна для взрослых, в особенности для дам в положении. Потому детей ваших оставят дома. Я пришлю порошки, вроде бы для вас, но на самом деле — для них. Надпишу по возрасту детей, надеюсь, вы не запутаетесь.
— Спасибо вам, Юрий Владимирович, — тихо сказала Саша.
— Да не благодарите, это же не ради вас. Это ради будущего человечества, если угодно. Кстати, я намерен просить вас об ответной услуге.
— Все, что скажете, доктор!
— Ради всего святого, постарайтесь не болеть. Я смертельно не хочу вас когда-либо еще видеть.
Глава 37
Май 1920 года.
— Ты не напутала чего? — спросил Пашка, переминаясь с ноги на ногу. — Точно на сегодня вызывали?
Саша уже полчаса ждала вызова в отдел сугубого покаяния в обычном месте, у иконы Григория Нового, но за ней так никто и не пришел.
— Да точно, Пашка… Ты-то чего суетишься? Солдат спит — служба идет!
Пашка хмуро пожал плечами. Саша вздохнула. Ей тут тоже не нравилось. Она и вообще недолюбливала храмы, посещала их до революции по необходимости, а после революции — по случаю. Однако бывало, что в какой-нибудь беленой или покрытой темными фресками церквушке ей удавалось уловить ощущение покоя; но только не в этом здании. Орнаменты, украшения, иконы, росписи — все здесь было избыточно, не в меру пестро и лишено всякой гармонии. Деревенская елка, которую детишки под Рождество украсили всем, что у них нашлось, может быть трогательной; однако от главного храма страны ожидаешь чего-то не столь аляповатого.
Сам храм поражал размерами — и только ими одними, в архитектурном отношении он ничего из себя не представлял; однако главный зал имел форму креста, потому был не так уж велик. Саша читала, что в нем могут разместиться пять тысяч человек, но не представляла, каким образом. На свадьбе гостей будет меньше. Обычную публику в зал не допустят, вход исключительно по пригласительным билетам, так что случайных людей среди жертв будет минимум. С особым облегчением Саша прочитала в газете, что гости приглашены на торжество без детей, только с супругами. Князевы, видимо, должны были стать исключением, поскольку их Щербатов держал за членов семьи. Что до жен… многие из них, наверно, даже не интересуются, как именно мужья обеспечивают им богатую жизнь и положение в обществе. Но они пользовались этим всем, потому тоже заплатят по счету.
Леса вокруг купола уже были разобраны. Взрывчатку закладывали под предлогом срочного ремонта кровли. Динамит ввозили под видом строительных материалов.
Может, за Сашей сегодня так и не придут? Она исполнила свою работу и больше не нужна хлыстам. И зачем только вызывали? Или придут, да не те… Саша приметила у входа троих огэпэшников в форме и постаралась сохранить скучающий вид. Версию, что теракт в действительности является инсценировкой, а сама Саша — пешкой, предназначенной в жертву, она рассматривала с самого начала и риск этот принимала. Классический сценарий: некая группировка организует заговор, чтобы потом сдать его властям и так усилить свое влияние. Шутка ли, полный подвал аммонала и комиссар-мститель с мотивом и возможностями! ОГП не имеет права производить аресты на церковных территориях, однако если им указали на организатора теракта, они, разумеется, на это наплюют.
Однако огэпэшники прошли мимо Саши, к фрескам, изображавших каких-то людей в остроконечных шлемах.
— Не бойся ничего, сестра, — сказал монашек. Саша вздрогнула — так и не привыкла к его манере подкрадываться со спины. — Старец Самсон ожидает тебя.
Помахала Пашке рукой и спустилась вслед за провожатым по хорошо знакомой винтовой лестнице.
— Леса уже снимают, дитя, — сказал Самсон. — Наш груз надежно замурован в основание купола. В подвалах тоже все размещено ровнехонько как твой Акимушка велел.
— Хорошо, — ответила Саша. — Чего Аким говорит, обрушим купол? Всех внутри накроет?
— Кто по центру стоять будет — всех. А вот про приделы просчитать не выходит, там, может, кто и спасется. Но с края не самые важные гости будут поставлены. А посередине храма, Аким сказал, разве что алтарная арка выстоит. Там, глядишь, кто и укроется.
— Кто-то, кто очень быстро соображает, — кивнула Саша. — Вряд ли таких много сыщется. Да и алтарь отгорожен от зала, три двери всего, и две из них узкие. Не беда, в общем.
Они немного посидели на шаткой лавочке. Самсон неизменно выглядел человеком, который никогда никуда не спешит.
— Ну так что, все тогда готово, получается? Что еще требуется сделать? — Саша, как обычно, нарушила молчание первой.
— Одно осталось. Последнее, — спокойно ответил Самсон.
Саша подавила вздох. Она так и знала, что где-то в плане найдется прореха!
— Чего еще?
— Нужен твой приказ, дитя Сударыни Матери. Без твоего приказа дело не пойдет.
— Мой приказ, да? — взвилась Саша. — Послушайте, Самсон, не знаю, как вас по батюшке. Давайте свернем уже это цирковое представление. Ну какое я вам дитя. Какой, к черту, мой приказ.
Самсон только улыбнулся. Саша сперва держала его за узколобого фанатика и потому не считала нужным с ним спорить. Какие союзники в борьбе с Новым порядком есть, такие и есть. Как говорил Князев, харчами перебирать не приходится. Но за время планирования теракта Саша поняла, что Самсон — человек довольно образованный и весьма умный. Когда он начинал обсуждать с Акимом технические подробности, она через пять минут теряла нить беседы. По рассказам о переговорах с Вершининым стало ясно, что Самсон превосходно разбирается в логистике и финансах. И к чему тогда это мракобесие…
— Мне же обидно, что вы меня за дурочку держите, — ярилась Саша. — Давайте начистоту. Полагаете, я не понимаю, зачем нужна вам на самом деле? Вы что, без меня не додумались бы, в какой день надо взорвать собор? Связи вы использовали мои, но, я уверена, у вас и свои есть ничуть не хуже. Я случайный внешний человек, на которого удобно будет свалить вину в случае неудачи, вот так просто. Я понимаю, и я на эту роль согласна. Но к чему это все — дитя, приказ… Неловко, ей-богу.
— Охолони, дитя, — невозмутимо ответил Самсон. — На вот, кваску выпей… Ты верно понимаешь, но не все. Ты правда нужна, чтобы было кому на себя грех принять. Но не перед людьми. Перед Богом.
— А, ну черт с вами. Грех так грех, — Саша налила квас в глиняную кружку. Продолжать этот разговор было все равно что биться о стену. — Беру на себя, целиком. Сколько ни случится жертв, каждая на мне. Довольны? Или мне поклясться каким-нибудь страшным образом?