Дул ветер, вздымая красную пыль, гнал белые шары. Вдали на белых ломких суставчатых ногах вышагивали светящиеся на фоне темного неба тележные колеса. "Юто-ацтеки", - догадался Николай. Почему-то он был уверен, что это именно они.
Теперь старик шел не один: тонкая фигурка возникла рядом. "Как же ее зовут? Корделия? Ах да - Тио. Значит Лира зовут Этцаклем..."
- Да, Этцаклем! - кричал старик. - Но между нами - симметрия! - Он взмахами рук показывал на шары и колеса и глухо бормотал: - Симметрия...
- Какая же симметрия? - горько усмехнулся Николай.
Еще один короткий полет, и он увидел: Тио - это вовсе не Татьяна. Тио - это Мэг.
Душ и кофе не вернули свежести отуманенному сном мозгу. Николай явился в лабораторию вялым и заторможенным. Он сел в свое любимое кресло на колесиках, чуть оттолкнулся от стола, подбираясь ближе к стеллажу, придвинул груду журналов, но ни одного не взял в руки. Откинулся на спинку, прикрыл глаза.
Он вновь бежал по пустыне. Нет, то была не пустыня. Поляна, сплошь покрытая голубыми и желтыми цветами. Над заросшими пнями висели шмели, трепетали кружевные бабочки. В руке у него был сачок. Посреди поля на пеньке сидела Таня Бурмина и укоризненно смотрела на него.
- Я не ловить, - крикнул Николай. - Мне нужна только одна, только одна узорчатая бабочка.
И в тот же миг бабочка оказалась перед ним, помахивая ажурными крыльями, сплетенными из букв и значков. Рисунок крыльев был неодинаков.
- Где же симметрия? - возмутился Николай и оглянулся. На пеньке никого не было.
- Сэлли, как ты думаешь, что снится Нику?
Он поднял глаза и увидал Дика, Сэлли и Мэг, стоявших рядом.
- Это же формула, - пробормотал Николай.
- Какая формула? - спросил Дик.
- Это же формула, - повторил Николай и тряхнул головой. - Так, ерунда. Извините, я задремал... Известно, я не жаворонок. Утром потягивает в сон, знаете, ли. - Он почувствовал неловкость, но Ричард и близнецы улыбались так дружелюбно, что чувство это растаяло почти сразу.
- У Сэлли сегодня день рождения, и она поручает мне пригласить тебя на вечер к Эдвардсам, - сказал Глен весьма торжественно.
- Примите мои поздравления, мисс Эдвардс, - Николай посмотрел на Сэлли и тут же перевел взгляд на Мэг. - Постойте, Мэг, если я правильно понимаю...
- Боюсь, вы неправильно понимаете, Ник. Я родилась, когда часы показывали четверть первого ночи, а Сэлли - на полчаса раньше. У меня день рождения завтра, и завтра я выслушаю вашу речь. Так что у вас уйма времени, чтобы сочинить что-нибудь менее банальное, чем "примите мои поздравления, мисс Эдвардс".
- Вот уж отбрила, - рассмеялся Дик. - Язычок у нашей Мэг ой-ой. Так ты приедешь?
- Спасибо, я обязательно приду. Дик, ты сварил бы для наших гостей кофе, а мне надо кое-что записать. - И, схватив карандаш, Николай забормотал: - Только-то и всего - симметричную группу атомов заменить на антисимметричную...
После полудня в лаборатории разгорелся спор. Начался он с вопроса Добринского:
- Тим, как тебе лекция Ахматова?
- Я получил много новой информации. История Сканы, например, была мне неизвестна. Мысли Ахматова я принимаю... сочувственно. Однако это мысли человека со всеми вытекающими отсюда ограничениями.
- Что ты имеешь в виду?
- Люди не могут объективно оценить свое отношение к природе.
- Все-то ты нападаешь на людей, - шутливо сказал Николай.
- А разве я не прав? - ответил Тим. - Представь себе: великая вечная природа. Но вот пришли маленькие, трусливые и в то же время хитрые и сильные существа. Они впились в беззащитное тело природы и жадно сосут его соки. И природа начинает хиреть, обрекая, между прочим, на гибель и своих мучителей. Из-за беспечности, лени и жадности люди вряд ли способны свернуть с гибельного пути. Скажи, Ник, разве делается что-нибудь серьезное, чтобы спасти природу?
- Ты не прав, Тим. Во-первых, кое-что делается. А кроме того, ты совершенно упустил идею единства человека и природы. Уже никто не решается говорить о природе без человека, как и о человеке без природы.
- А по-моему, лучше, если природа без человека, - бесстрастно сказал Тим.
В разговор вмешался сидевший у своего пульта Глен:
- Но не будь человека, и тебя бы не было, Тим.
- Меня? А чем это плохо? Мне быть не обязательно. Зачем мне быть?
- Ну, ты скажешь, - смутился Ричард. - А ты, Клара, что об этом думаешь?
Клара и Пит были включены на внешнее восприятие и слышали весь разговор.
- Тим слишком упрощает, - ответила Клара.
- Того же мнения,- сказал Пит.
- Того же мнения? - возмутился Тим. - Да вы ничего не знаете! Ты, Пит, погряз в своей дурацкой математике. Ты насквозь пропитан массой мало что означающих абстрактных формул и схем. Да можешь ли ты судить о таких тонких материях, как отношения между человеком и природой? А ты, Клара...
- Что я? - спокойным голосом спросила Клара.
- А то, что со своими дурацкими стихами... - Тим словно задохнулся и замолк на мгновение.
- Когда ты сердишься, - сказала Клара, - у тебя удивительно убогий лексикон.
В лабораторию вошли Сэлли и Мэг.
- Мальчики, - сказала Сэлли, - напоминаю: ждем вас в шесть.
- А теленка не забыли зарезать? - спросил вдруг Тим громко. Николай заметил, как вздрогнула Мэг.
- Что, что? - переспросила Сэлли.
- Да вот, Тим разбушевался, - примирительно сказал Глен.
- Но при чем здесь теленок?
- Если я правильно его понял, первый шаг к самоусовершенствованию - это вегетарианство, - пояснил Дик.
- А, это тот самый теленок, с завитком между рожками, - понимающе сказала Мэг, глядя на Николая.
- Теленок - это символ, - отчетливо произнес Тим. - Нетрудно догадаться, что речь идет о гармонии в природе, которую ученые иногда называют экологическим равновесием. Человек везде, где только может, эту гармонию разрушает. Вот почему я поднимаю голос за природу - против человека. При этом я ничего не имею против вас. Против тебя, Дик. Против тебя, Коля. Против вас, милые Сэлли и Мэг. Приходится думать, что вы все, да и мы с Кларой и Питом - жертвы обстоятельств. История против нас, ибо мы - против гармонии. А теперь возражайте, если можете.
Николай и Дик одновременно открыли рты, но тут раздался мягкий певучий голос Клары:
- Позвольте мне.
- Пожалуйста, Клара!
- Тим, ты говорил о гармонии чистой природы? Природы, не замутненной присутствием человека?
- Да, говорил, - подтвердил Тим.
- Конечно, я могла бы вспомнить Дарвина или, лучше, Ламарка, но мне хочется ответить тебе "дурацкими" стихами. Я благодарна Дику за курс русской поэзии, и, мне кажется, сейчас очень уместно познакомить тебя с одним стихотворением русского поэта Заболоцкого. - Клара перешла на русский. - Его герой - очень добрый и мягкий человек Лодейников...
- Я вам потом переведу, - шепнул Ник остальным.
-... Он нежно любит природу и внимательно вглядывается в нее. И вот, представь себе, к огромному своему огорчению, он не находит в ней спокойной и ясной гармонии. Напротив, он видит в этой чистой природе боль и ужас:
Лодейников склонился над листами,
И в этот миг привиделся ему
Огромный червь, железными зубами
Схвативший лист и прянувший во тьму.
Так вот она, гармония природы,
Так вот они, ночные голоса!
Так вот о чем шумят во мраке воды,
О чем, вздыхая, шепчутся леса!
Лодейников прислушался. Над садом
Шел смутный шорох тысячи смертей.
Природа, обернувшаяся адом,
Свои дела вершила без затей.
Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорек пил мозг из птичьей головы,
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы.
Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие
В один клубок, но мысль была бессильна
Соединить два таинства ее.
- Вот я и думаю, Тим, что перед человеком стоит великая цель - внести гармонию в природу. Ведь это человек породил понятие добра. В природе же добро и зло неразличимы. Тот же Заболоцкий хорошо сказал об уставшем от буйств и изнемогшем осеннем мире: "И в этот час печальная природа лежит вокруг, вздыхая тяжело, и не мила ей дикая свобода, где от добра неотделимо зло". И если хочешь знать, наша с тобой задача - как умеем, как можем, помогать человеку гармонизировать природу.
Николай негромко переводил.
- Какая ты умница, Клара, - пробормотал пораженный Дик.
- Хорек пил мозг... - звучно проговорил Тим по-русски, потом, перейдя на английский, вдруг громко заявил: - Что ни говорите, а этот ваш Хорроу напоминает мне как раз такого хорька.
Последние слова Тима вызвали взрыв хохота. Когда смех утих, Николай спросил у Глена:
- Кто это Хорроу?
- Есть тут один. Мальтузианец-любитель. Он работал с Тимом какое-то время, но Кройф попросил Бодкина убрать его из лаборатории.
Николай направился к двери.
- Ты куда? - спросил Глен.
- Я вспомнил, - ответил тот,- мне надо забежать к Килрою. Точнее - к Сейто Ватанабэ. Хочу до приезда Кройфа кое-что просчитать.
- Коля, - донесся голос Тима, - а что, Скана действительно такая безотрадная - мертвая, пустая?