Николай уже не хотел поддерживать этот разговор, но, заведенный, он продолжал по инерции, хотя и не так уж убежденно.
- А не проглядел ли ты ту тяжкую борьбу, которую ведет человек сам с собой, против себя - плохого. И за себя - хорошего. Это, по-моему, и есть краткая формула прогресса. Не в вещах дело, не в мясе этом. Может, и вправду лучше перейти на таблетки. Главное - не в технике, не в компьютерах, пусть самых совершенных... Извини, брат, ты здесь ни при чем. Ты - не машина. В тебе живет идея добра, а значит, и душа. И это прекрасно, Тим.
- Ах, Коля, все это очень и очень грустно.
Николай уже был у двери, когда услышал: "Коля, а я роман сочинил".
- Роман? - вздрогнул Николай. - Что ты сказал?
- Ну, может быть, не роман. Я не знаю, как это назвать
- Где этот роман? О чем он?
- Он в моей памяти. Был. О чем? О том, как люди улетели с Земли.
- Дашь прочитать? Давай распечатаем.
- Нет, Коля, роман не получился. Я хочу удалить его из своей памяти. Ну, вроде как сжечь.
- О чем ты говоришь, Тимоша? Ты что, Гоголь?
- Гоголь? Это такой русский писатель? Да, я знаю. Нет, я - это не он.
- Не надо ничего сжигать. Я тебя прошу.
- Я уже сделал это.
- Тим...
- Но ты знаешь, Коля, как трудно забывать?
- Знаю, Тимоша, знаю.
- Я стер, но я помню. Раньше я не сталкивался с такой проблемой.
- Мне-то это понятно. Знаешь, как у нас бывает? То, что хочешь помнить - то забываешь. То, что хочешь забыть - то помнишь.
- Я стер, но я помню. Это называется - парадокс?
- Ты умница, Тимоша.
- Я стер, но я помню.
- Так о чем был роман? Скажи хоть идею.
- Я думал о добре и зле. Не могу найти решения.
- Легенькая задачка.
- Представь себе, Коля, что на земле не осталось ни одного человека.
Нет, они не умерли, не погибли, ничего плохого. Просто они улетели. Знаешь, как покидают ставшую ненужной деревню. Или как кочевое племя бросает последнее становище. Сели на космические свои корабли и отбыли. Все. До последнего младенца, до самого дряхлого старика. Куда? Далеко. На какой-нибудь спутник Юпитера? О нет, гораздо дальше. В какую-нибудь туманность звездного кольца. Я не знаю, найдут ли они там счастье. Я об этом не думал. Я думал о том, что осталось здесь. На земле. Останется ли на земле зло?
- Вопросец! Продолжай, мне интересно.
- Не очень интересно, Коля. Знаешь, как начинался мой роман? Люди забыли открыть клетки зоопарков. Кто-то из зверей сумел выбраться на волю. Но большинство осталось в железных клетках. Осталось погибать от голода. Таким образом на земле осталось зло. Это было последнее зло. И не надолго.
- Знаешь ли, Тимоша, по-моему это не очень свежая идея.
- Ты послушай дальше. Не буду тебе рассказывать о волке, который гонится за зайцем. Я тебе уже об этом говорил. Напомню лишь тебе, что волк - не злой. Не зла ради он это делает. И он никогда не собирался поджигать дом зайца.
- Вот это уже что-то. Поджигать дом зайца! Слушай, это звучит.
- Но люди поджигают все дома! Ладно, оставим это. Меня тронула картина умирания городов. Ты только представь себе, Коля, опустевшие небоскребы зарастают плющом. Трескаются стены. На Манхеттене, в Куала-Лумпуре... Везде. В южных городах это случится быстрее. Коля, у тебя есть любимая улица в Москве?
- Есть, конечно. Точнее, была. А сейчас уж и не знаю. Пречистенка? Ордынка? Нет, скорее Поварская. Тимоша, я тебе не показывал Москву?
- Нет, Коля. Все, что я знаю - это минимум из курса географии. Кремль, Арбат, Тверская, Галерея-Третьяков. Это все.
- Это мой промах. Я покажу тебе Москву. Я расскажу о ней.
- Спасибо, Коля. Но ты представь себе, как все это покрывается буйной зеленью, как листья лопухов и крапивы вылезают из окон, как пучатся мертвые мостовые под напором травы.
- Жуткая картина.
- Но ведь это торжество жизни. Разве не так?
- Отчасти. Лишь отчасти, мой друг.
- Но ты послушай дальше. В пустынном, заросшем городе скрипнула дверь.
Тихонько приоткрылась. И вышел на свет божий испуганный заспанный человек. Его забыли, понимаешь? Ведь всегда кого-нибудь забывают. Он с ужасом озирается вокруг, он ничего не понимает. Он болел, он спал, он не вылезал из своей берлоги. И вот он один на свете. Он еще этого не знает. Хотя страшная догадка мгновенно пронзила его мозг. И вот ему предстоит... А что, собственно, ему предстоит? Завыть от ужаса? Или взять себя в руки и методично начать осваивать этот новый и пустой мир? Коля, ты читал роман о некоем Робинзоне?
Николай улыбнулся.
- Да, Тимоша, читал, - сказал он.
- Но ведь здесь не тот случай, правда?
- Совсем не тот.
- И все же я думал, Коля, как пойдет дело дальше. В какой-то момент я понял, куда пойдет линия... неизбежно пойдет. Сначала мой новоявленный Робинзон, преодолев отчаяние, впадет в эйфорию. Уйдет в невиданный загул. И что интересно, Коля, начальный урок политэкономии. Ему совершенно неинтересны банки и хранилища драгоценностей. Его мало будут волновать и следы культуры. Если он выйдет на улицы Москвы. то ведь не поспешит в Галерею-Третьяков?А если это случится, скажем, в Мадриде, то не пойдет в Прадо, не правда ли?
- Не пойдет, Тимоша. Это точно.
- Но он устремится в магазины и продовольственны склады, разве не так?
Он будет как животное. Он только одним будет отличаться. Он начнет отчаянно пить и курить. В каком-нибудь шикарном супермаркете, уже покрытом пылью и тленом, он наберет груду бутылок, обложится банками с консервами, притащит коробки с лучшими сигарами. Потом, после пиршества, он снова впадет в отчаяние и даже повоет немного. Долго, протяжно, словно он из племени волков. Но потом вздохнет, вспомнит, что он не волк, а человек. Он возьмет себя в руки и... Внимание, Коля, в этот момент в мир снова проникнет зло. Знаешь, как пойдет дело дальше? Там у меня было несколько вариантов, но все сводятся, сплетаются в один жгут. Он заскучает в своем родном городе, ему захочется куда-то... В широкий мир. Искать соплеменников. И... Ты уже догадался, Коля? Конечно, он найдет ее. Где-нибудь в джунглях Бразилии или в скалах Шотландии. Одинокую, испуганную, замерзшую. Но такую прекрасную. И все начнется снова. Каин снова убьет Авеля, а Хам станет насмехаться над отцом своим... Ты понимаешь это, Коля?
- Я прекрасно тебя понимаю, Тим. Ты гениальный писатель, но за что ты так не любишь людей?
"Предположим, мне удалось слегка поколебать убежденность этого удивительного создания в изначальной порочности людей, - думал Николай, шагая по коридорам, - но удалось ли при этом мне поколебать собственную убежденность именно в том же? Не лгу ли я этому печальному существу, полуроботу - полумозгу... и получеловеку? Странно это признавать. А человек... Что знаю я о так называемом первородном грехе? Почему и кто с самого детства приучал меня к мысли. что Библия - всего лишь сборник талантливых и туманных сказок и легенд? Я на священников смотрю с приязнью, их вид, их манера говорить меня не отталкивает... Но и не более того. Доводилось ли мне всерьез, по душам, со всей искренностью и глубиной разговаривать с умным, знающим, чувствующим человеком церкви? Да и с толковым, тонким философом за всю мою жизнь мне, похоже, не пришлось общаться. Почему раньше жизнь не столкнула меня с таким человеком, как Ахматов? Как Бен Кройф. В юности, помню, меня распирала гордыня, мне казалось, что о мироздании и о человеке я знаю все.. Возможно, среди тех, кто читал нам стандартный курс философии в университете, и был тот тонкий, нужный мне собеседник? Если так, то я прошел мимо. Помню, как мы, свежеиспеченные физики и биологи, подтрунивали над философами, считая их если не пустыми болтунами, то людьми, в жизни этой мало пригодными. . А теперь я в растерянности. Я осознал, что не понимаю ни мира, ни человека. Ни самого себя. Кто я, собственно, такой? Откуда пришел? Кто меня выдумал? Ведь не сам же я - я не знаю, как создавать, формировать человеческую душу. Родители, школа? Чушь. Разве ведали родители, что творили, когда исполняли свой биологический танец? Ну да, они надеялись произвести на свет среднестатистическое существо, милое создание, семейное утешение, которое будет покорно есть кашу, поступит в университет, станет достойным и интеллигентным членом общества. Но ведь так думают все родители. Не встречался мне представитель рода человеческого, который бы говорил, хоть в виде шутки, своей разогретой уже до любовного томления женщине: "А давай-ка, дорогая, зачнем сегодня какого-нибудь удалого бандита. Ну так осточертело производить на свет всех этих сопливых добропорядочных нотариусов, экономистов, автомехаников, всех этих гордецов-ученых, пошлых кривляк певцов и актеров и прочий сброд. Нет уж, дудки, сварганим лучше настоящего головореза, чтоб мир вздрогнул".
Разве понимал немолодой филистер Алоиз Шикльгрубер и его простоватая женушка, кого они зачинают? А неграмотная грузинка, то ли осетинка, из глухого горного села и ее вечно пьяный сапожник-муж (правда, сказывали, не он тут виноват) понимали, кого засылают в мир? Их дитя не успокоилось, пока за свои семьдесят с чем-то лет жизни не перерезало глотки десяткам миллионов людей. И даже смертью своей, похоронами умудрилось захватить с собой в могилу тысячи и тысячи живых и совсем еще теплых людей. Было оно человеком? Впрочем, и светлые гении рождаются не по плану. И что означают здесь родительские гены? Э, генетика еще очень наивная наука. Я бы сказал, эвклидова генетика. Товарищ Риман, товарищ Лобачевский от генной инженерии и от страшной науки клонирования, ау! Но что же есть мое Я? Где его границы? Как выглядят его контуры? Где поселился мой личный гомункулюс? В каком участке мозга? А, может, в печенке? Хорошо, если в сердце. А понимаешь ли ты, осознаешь ли ежесекундно, что ТЫ, твоя душа, твое Я - не тобою выдуманы, не тобою засланы в этот мир. Не тобою. И до смертного часа ты не узнаешь того главного задания, с которым и заслали тебя в этот мир. Вот я отчетливо вижу, что мне какого-то особого, великого задания не предложили. Так, средненький шампиньончик на интеллектуальном поле. Эх ты, ученый муж, ученый кот. Ну поставишь какой-нибудь эксперимент, тиснешь десяток-другой статей, напишешь пару книг, станешь