- Вы хотя бы помните, было темно или уже рассвело, когда вы ехали домой?
- Стоп! - Эта мысль поразила Николая. - Когда я ложился, уже рассвело. Минуту, сейчас я скажу вам точно: солнечная полоса от жалюзи лежала на подушке, я хорошо помню. Было что-то такое между пятью и шестью утра. Очевидно так.
- Значит, вы начали работать с Тимом около восьми. До того момента, когда вы заснули, прошло не менее пятнадцати минут - ведь вы ввели диск, ходили по лаборатории и только после этого сели у пульта...
- Можете считать, что я не спал еще в четверть девятого.
- Хорошо, - сказал Кройф, - пусть будет четверть девятого. Домой вы пришли не позже шести утра.
- Пожалуй, немного раньше.
- Возьмем крайний случай. Учитывая время на дорогу, получаем, что проснулись вы не позже чем в пять тридцать. Значит, Тим исчез между четвертью девятого вечера и половиной шестого утра, то есть во время вашего сна и перемещения в библиотеку, - заключил Кройф.
- Он мог исчезнуть и позже - ведь я не заходил в лабораторию после пробуждения.
- Не думаю, иначе зачем им понадобилось тебя усыплять? - сказал Глен.
- Кому это - им? - спросила Сэлли.
- Дик хочет сказать, что Тима украли.
- Кто? Лэрри? Но зачем такие сложности? Он мог подождать, пока Ник уйдет, - предположила Сэлли.
- Ты забыла о Стиве, - покачал головой Глен.
- Но Стива он услал, - сказал Николай.
- Да, на полчаса, а Коул проспал в машине до утра, - добавил Глен.
Коул растерянно молчал.
- Стив рассказал нам чудеса похлеще твоих, - сказал Дик. - Похоже, вас оглоушили одним мешком. - Он подсел к краю стола, взял карандаш и лист бумаги. Это движение вывело Кройфа из задумчивости. Он отобрал у Глена карандаш.
- Повторяю последовательность событий, - сказал Кройф и продолжал, делая по ходу заметки. - Вчера в 10.30 Тиму ввели фермент. В 13.00 я ушел, оставив у контрольного стенда Хадсона и Джоан Айкен. В 16.00 я был в лаборатории и проверил ход процесса. В 16.45 пришел Добринский, и мы о чем-то говорили. О чем, кстати?
Расставшись с Лэрри, Николай пошел искать Кройфа и застал его у стенда, где он внушал что-то нескладехе Джоан.
- Бен, сегодня, видимо, не следует заниматься с Тимом?
- Почему? Занимайтесь по программе.
- А это не смажет картину? - спросил Николай.
- С какой стати?
- Но он же растет!
- А дети в школе, по-вашему, не растут?
...В 17.00 я ушел. Еще через час ушел Глен, а Коул и Шеннон сменили Джоан и Хадсона у стенда. Около восьми появился Добринский. Коула и Шеннона уже не было. Куда подевался Шеннон неизвестно, а Коул в это время спустился к машине с намерением - неосуществленным - ехать в Ноксвилл за супом и кофе. В 20.15 - с точностью до нескольких минут - единственный находившийся в лаборатории человек, Николай Добринский, был непонятным образом усыплен. Чуть раньше Коул был усыплен в своей машине. Добринский приходит в себя на рассвете в библиотеке. Испытывая желание вернуться в лабораторию, он тем не менее уезжает в гостиницу, где спит до девяти утра. Примерно в это время я подъехал к Центру и нашел Коула в машине в невменяемом состоянии. Войдя в лабораторию, я увидел... Ясно, что я увидел. Мы покричали Лэрри, но его не было. Затем приехали Сэлли с Гленом, Добринский и сэр Монтегю - в указанной последовательности. Все. Такова хронология.
- Стало быть, каналья Шеннон стащил Тима, предварительно усыпив Стива и Ника, - сказал Глен. - Но возникает ряд вопросов: во-первых, зачем ему понадобилось волочить спящего Ника из лаборатории в библиотеку; во-вторых, какой смысл было пугать беднягу Стива этими кошмарными видениями, о которых он нам тут рассказывал, и наконец, в-третьих, почему он взял именно Тима, а не Клару или Пита? - Глен посмотрел на Кройфа, а потом перевел взгляд на сэра Монтегю, который до тех пор не проронил ни слова. На сей раз Бодкин нарушил паузу:
- На эти вопросы, по-видимому, и ответит полиция, которая будет его искать.
- Что касается Тима, то его искать незачем, - тихо сказал Кройф. - Тима больше нет. Ведь отключенный от поста он не проживет и десяти минут.
"За двойной стеклянной стеною в пространстве мертвенного света стоял человек. Изгибая худое тело, он заламывал руки, сохраняя трагически неподвижное выражение мима на белом лице с темными провалами глаз. Это был Ричард Глен.
- Что с вами, Дик? - испуганно шептал Стив. Слова с легким шипением отскакивали от первого прозрачного экрана. Седые спутанные водоросли змеисто колыхались у его основания и втягивали в себя опадающие звуки. Там они гасли, пуская вверх белые струйчатые дымки.
- Что с вами, Дик?
Искаженный гримасой рот по ту сторону стекла молчал, и в этом молчании чудились таинственные невысказанные мольбы.
Стив смещался куда-то в сторону с полуоборотом направо. Он приказывал непослушной шее повернуться назад, влево, чтобы бросить последний взгляд на изломанную черную фигуру с белыми цветами ладоней. Уходящая в зыбкую зелень стекла фигура медленно взмахивала руками, длинные пальцы щипали невидимые струны, пробегали по черно-белой клавиатуре, а маска лица бросала в пространство немой клич: "Пойми!". Стив сделал последнее волевое движение и на миг увидел растекающиеся формы контрольного стенда с устало запавшими клавишами и кнопками. Ему стало страшно. Он рванулся. Но кто-то крепко держал его.
Карусель завертелась быстрее, закружилась голова, и Стив почувствовал, что падает навзничь.
Он лежал на кровати. Было темно. Вдруг внизу начали загораться слабые огни. Ярче, все ярче. Наконец осветился весь пол. И Стив увидел, что пол этот - стеклянный, прозрачный. Кровать с тихим скрипом начала ездить по полу короткими плавными зигзагами.
Стив свалил тяжелую голову набок. Там внизу было множество таких же кроватей. На каждой лежало безжизненное обнаженное тело. Худые синие руки свисали, касаясь того пола, и был он тоже стеклянный. За ним в холодной гуще стекла угадывался еще один такой этаж и еще один...
Мягкие присоски касались холодеющих тел, и тонкие струйки крови неспешно текли по прозрачным полам, а все кровати медленно и плавно двигались.
Послышались звуки. Тяжелое мерное сопенье. Стив понял: это через стену угрюмо и неотвратимо лезет его, Стива, убийца. Томительно тянулись секунды: кхап, кхап, кхап... И тогда он отчаянно закричал. Но гремящий крик, отлетев на шаг-другой, съежился, свернулся и, подобно спущенному мячу, тихо упал на пол, оставив беловатую загогулину дыма. А оно продолжалось - неутомимое сопенье за стеной.
Еще раз закричал Стив и очнулся. Его мутный взор натолкнулся на белую замызганную раковину, в которую с тускло блестевшего крана мерно падали капли воды: кхап, кхап... К основанию крана была прикручена проволока. Стив проследил ее путь. Она тянулась к черному ящичку, стоящему возле его ног. И тут он обнаружил, что сидит в металлическом, местами проржавевшем кресле. Тонкие подлокотники обтянуты драной синтетической кожей. И к этим пугающим своей холодной медицинской функциональностью поручням были прикручены его руки.
Открылась дверь, и в комнату вошел человек. Из-под опущенных век Стив медленно взглянул на него. Человек был одет в грязный белый халат, прожженный в нескольких местах и покрытый бурыми пятнами.
- Очнулся, - хмуро сказал он.
Вошли еще двое: старый и молодой. Они были без халатов, рукава серых рубашек завернуты выше локтей. Все трое уставились на Стива.
- Ну что, пора все рассказать, сынок? - спросил хрипловатым добродушным голосом старый серорубашечник.
- Он умница, он все сейчас расскажет, - сказал молодой.
- Ты ведь помнишь ключи ко всем кодовым сериям, не так ли, сынок?
Стив с трудом шевельнул сухими губами - ни звука не сорвалось с них. Молодой кивнул человеку в халате. Тот наклонился к черному ящичку. Болезненная конвульсия пронзила тело. Смертная эта мука длилась несколько мгновений. И прервалась. Стив потерял сознание.
В чувство его привел холод. Крупинки бетона впились в ладони. Он был распластан, и живот, и бедра, и грудь, и щека вдавлены в ледяной пол подвала. Он увидел замшевые туфли, повел взглядом вверх: колени, обтянуты серыми брюками, и далеко за ними - лицо классической лепки с участливо обращенными к Стиву глазами. Шевельнулись крупные губы, и донесся внятный негромкий голос:
- Тебе не повезло, юноша. Ты владеешь обременительной тайной, которая неизбежно протащит тебя по всем девяти кругам. Ты думаешь, самое страшное позади? Ты дошел до предела? Нет. Боль беспредельна. Она переменчива и прекрасна, как музыка. Ты переживешь величайшее наслаждение, которое невежды зовут страданием. И только потом достигнешь его венца - смерти.
Ты узнаешь вкрадчивую прелесть ощущения, рождаемого колом, ищущим дорогу в твою плоть, ощущения, вырастающего в роскошное дерево боли, ветви которого, проталкиваясь наружу, рассаживают живое тело на тысячу трепещущих клочьев, и так длится до той поры, когда ствол, порвав нежные пленочки, протиснется в горло и вторгнется в бесчувственную мякоть мозга, чтобы вызвать последний красный взрыв перед вечной тьмой. Казненным - увы! - не дано пережить это так полно. Их ощущения постыдно ограблены, втиснуты в жалкие мгновения. Картина скомкана грубо врывающимся концом. Она лишена стройности. Но ты - ты сможешь насладиться всей симфонией боли, которая будет звучать в тебе час за часом. Мозг твой сохранит ясность, черная пелена беспамятства не лишит тебя привилегии пить и пить эту боль, смакуя ее каждой клеткой тела. Ты проживешь бесчисленные минуты - и оттенки - боли: от серьезных композиций, подобных пытке огнем или испанским сапогом, до таких изящных фиоритур, рожденных капризами моей фантазии, как эта...