Стюарт. Ты хочешь сказать, что своей нетерпимостью Тим научил нас быть терпимее?
Добринский. По-моему, кое-кто оказался чересчур терпимым к Ордену. Но Тим здесь не при чем. Он действительно дал людям урок этики. Стыдиться тут нечего.
Стюарт. Ты знаешь, почему мы были так терпимы к Хорроу, Фоллу и всей компании? Ведь они не скрывали своих взглядов. Просто в своем сравнительном благополучии мы забываем уроки истории: олигархические режимы, Гитлер, Сталин, Пол Пот, Хусейн, Кастро. А Пит - сторонний наблюдатель - сразу дал столь квалифицированный диагноз. Его ум, способный к бесстрастному анализу и обобщению человеческого опыта, понял опасность Ордена и указал средство.
Добринский. Полно, Чарли. Не думай, что Пит - нечто оторванное от человека. Холодный сторонний наблюдатель? Что ты! Он - дитя человека. Он и доказал нам, как и Тим, что он - не машина. У Пита и ценности и эмоции человеческие. Дал слово не разглашать тайну - и не сказал Килрою ни слова. Как честный человек, а? И тут же проболтался Кларе - как по-человечески.
(Объявляется посадка на самолет до Нью-Йорка)
Стюарт. Ну вот, Ник.
Добринский. Ну вот, Чарли.
Конец этой сцены может домыслить читатель. Мы думаем, что Николай и Чарли улыбнулись и пожали друг другу руки. А может быть, обнялись.
В самолете Николай развернул сверток. Это была акварель, изображавшая город: черепичные крыши, каминные трубы, кирха. Несомненно, работа была того же художника, чьи картины висели в кабинете Бена. Добринский посмотрел на обратную сторону. В глаза бросилась размашистая надпись: "Дорогому Нику в память о Тиме. Бен". А ниже мелкими выцветшими буквами - имя автора: Тимоти Кройф.
Через два месяца после возвращения в Пущино Николай получил весточку от Сэлли. Вот ее письмо:
"Дорогой Ник,
спешу поделиться с тобой радостью победы: я, кажется, отвоевала Дика у Клары. Неделю назад мы поженились, чем и объясняется итальянский штемпель на письме. Наше свадебное путешествие включает, кроме Италии, Швейцарию, Австрию и Польшу. Большой соблазн из Польши заехать к тебе, но мы, по всей видимости, сделаем это в декабре: Дику предложили представлять Центр на Московском симпозиуме биокибернетиков.
К сожалению, не могу порадовать тебя утешительными вестями о Бене. Он совсем сдал, забросил бег и гольф, ни с кем не встречается. Чаще всего его можно встретить в Тимгардене. Он часами бродит там совсем один.
Написала ли тебе Мэг? Что-то и она хандрит в туманном Альбионе.
Дик шлет тебе тысячу приветов. Он говорит, что многого ждет от декабрьского симпозиума: надеется, что после "кислого" медового месяца (все эти "кьянти" и "асти-спуманте") ты отпоишь его горькой русской водкой.
Твоя Сэлли"
Он вышел к Оке. Осень высветлила частокол леса на той стороне. Одинокая баржа с пирамидами ржавого песка и щебня плыла внизу по светлой реке. Нет, не одинокая: тихо пыхтящий маленький буксир толкал ее в низкую железную корму. "Что движет природой, огромным, неповоротливым ее телом? - подумал Николай. - Какое горячее сердце, какая живая душа ведет ее? Какой болью отзывается она на бездумный, безумный, эгоизм своих детей? Что это я: сердце, душа, боль... Ничего этого там нет. Впрочем, Тим понимал этот лучше. Как мало мы успели о нем узнать. Правда, есть еще Клара и Пит".
Николай шел вдоль берега и вдруг остановился. "Стоп! А не сам ли Тим навеял мне ту бабочку? Ту, ажурную, с крыльями из букв и значков?"
Прошло еще полгода. Как-то утром Николаю позвонил Граник и сообщил о смерти Кройфа.
- Ты можешь лететь сегодня вечерним рейсом, похороны завтра в Тимгардене.
Самолет заходил на посадку над Шереметьевым по широкой плавной дуге. Такая же дуга над Ноксвиллом означала для Николая прощальный круг. Прижавшись лбом к холодному стеклу, он прощался с обоими. Они лежали вместе - отец и сын, учитель и ученик. Один занимал две сажени, другой - сотни миль. Оба спали. Но что это было - сон жизни или сон смерти? Они не казались мертвыми.
Из статьи Ч.Стюарта в "Кроникл". 14 сентября, четверг.
"Я пишу эти строки в Тимгардене, в аллее акаций Софоро Торамиро. Только что прошла пресс-конференция по случаю окончания первого (и смею уверить читателей - далеко не последнего) симпозиума, посвященного изучению этого удивительного феномена. Впрочем, бурно прошедший симпозиум практически никаких вопросов не разрешил, но зато поставил их во множестве. Это, по-видимому, и составляет основной результат встречи ведущих биологов мира.
Посмотреть Тимгарден - это чудо, этот поразительный остров жизни в мертвой пустыне - съехались ботаники, зоологи, микробиологи, генетики, эволюционисты из самых разных уголков планеты. Три дня в зарослях и на лужайках раздавались возгласы удивления, скоропалительные потоки междометий, протяжные вздохи, взволнованные ахи, выдающий неподдельное восхищение свист. Да, Тимгарден преподнес науке тысячи сюрпризов, дал людям образец высокой красоты и гармонии.
Взять хотя бы акации, чья благотворная тень падает сейчас на меня. Семена этого некогда исчезнувшего дерева были обнаружены на острове Пасхи знаменитым путешественником Туром Хейердалом и привезены в Швецию. Там в ботаническом саду предприняли попытку возродить этот вид. Однако выращенные экземпляры не идут ни в какое сравнение с мощной красотой деревьев Тимгардена. Вчера я видел возле них тихого, задумчивого профессора Мюрдаля из Мальме. Это было красноречивое молчание.
Я слышал, как доктор Сэсар Бланко из Мехико воскликнул торжествующе: "Да возродится хлеб ацтеков!" Примерно на четверти гектара в Тимгардене растет высокая трава с пышными метелками соцветий. Это амарант - легендарная хлебная культура древних ацтеков. Замешивая муку амаранта на сладком соке агавы и жертвенной крови, жрецы выпекали из этого теста сакральные фигуры богов, разламывали их на куски и раздавали прихожанам. В середине шестнадцатого века испанский наместник дон Педро Гомес запретил этот обычай по наущению церкви, и культура амаранта захирела, чтобы возродиться здесь, в этом саду.
Сама биологическая основа Тимгардена ставит ученых в тупик. В его подземных бассейнах, нагретых, очевидно, природным теплом Сканы, обнаружено несколько тысяч штаммов микроорганизмов, большинство из которых неизвестно науке. Многие представители найденной микрофауны способны интенсивно синтезировать витамины, аминокислоты, ценные белки. Столь же удивительны и растения Тимгардена, образующие, по первому впечатлению, целостную систему, несмотря на фантастическое разнообразие: от каштанов и вязов до пальмы юбеи, дающей тонкое вино, от австралийских саговников, живущих тысячи лет, до бальзамической пихты с восхитительно ароматной смолой. Наконец, здесь обнаружены растения и организмы, известные только палеонтологам: диатомиты, солнечники, ольчатники.
Есть своя система и в том, какие растения отсутствуют в этом саду. Здесь не нашли омелы и ее родственников, паразитирующих на корнях соседей. Нет здесь и эпифитов-душителей, обвивающих приютившее их дерево, продавливающих кору и убивающих его в конечном счете. И это не удивительно, если вспомнить о создателе Тимгардена, о его нравственных идеалах. Я не оговорился, приписывая идеалы созданию, не являющемуся человеком. Однако речь сейчас идет не о Тиме, а о Тимгардене.
Великое изумление рождало горячие споры. Я слышал, как подвергали сомнению пастеровскую формулу "все живое из живого", как одни говорили о нарушении закона, разрешающего каждую экологическую нишу заселять только одним видом, а другие оспаривали их доводы. Два патриарха мировой биологии Твердислов-Галкин и Тер-Галстян усмотрели в феномене Тимгардена первый достоверный случай полного перехода биогенеза в ноогенез. Первым из этих терминов принято называть область стихийно развивающейся живой природы, вторым, имеющим в своем составе древнегреческий корень "ноос", что означает "разум", мы называем контролируемый разумом процесс. По мнению выдающихся ученых недавнего прошлого Владимира Вернадского и Тейяра де Шардена, в жизни биосферы закономерно должен наступить момент, когда она от стихийного развития перейдет к разумно направляемому бытию, от хаоса и вражды - к любви и гармонии. "Мы видим перед собой живой пример того, сказал Твердислов-Галкин, - как биосфера, пусть еще на малом пространстве, начинает сбрасывать старые покровы борьбы н страданий..."
Прав старый ученый. Значение Тимгардена не исчерпывается его уникальной биологией. Невозможно забыть, что чудо рождения сада сопряжено со смертью недавнего изгоя, беглеца, преследуемого обезумевшими людьми с их бомбами и смертоносным лучами, - этими плодами человеческого разума. Человек впервые встретился со сверхразумом - и испугался. А испугавшись - ожесточился. Бояться было нечего. Сверхразум преподал человеку урок высшей морали. Доктор Роберт Мэллори из Финикса и доктор Сергей Ахматов из Санкт-Петербурга так и сформулировали это положение: "Высшая мысль тождественна высшей нравственности. Сверхразум исповедует сверхсовесть".
1979-1982