сь с Германом Титбюри в штате Мэн.
В конце концов, пришли к согласию встретиться где-нибудь вне стен Филадельфии, тайно. По окончании предварительных переговоров разнесся слух, что встреча отложена до окончания матча, и легковерные подумали, что никакого поединка не будет. А между тем девятого числа около восьми часов утра в маленьком городке Эрондале, в тридцати милях от Филадельфии, несколько джентльменов собрались в одном из городских залов, тайно нанятом противниками. Фотографы и кинооператоры присутствовали тут же, чтобы сохранить для потомства все фазы захватывающей борьбы (при подготовке ответственной встречи, о которой должны знать только в узком кругу профессионалов, надо признать, особой осторожности проявлено не было).
Когда Том Крабб в полной форме борца, готовый дать работу своим громадным рукам, и Кавэнэф, не такой высокий, но такой же широкий в плечах, обладавший совершенно исключительной силой, вышли на ринг, зрители приготовились следить за редкой встречей протяженностью от двадцати до тридцати раундов. Но едва только руки борцов приняли требуемое положение, как в зале появился местный шериф Винсент Брюк в сопровождении Гуго Хюнтера, священника приходской церкви методистов[185].
Предупрежденные каким-то жителем города, они прибежали на поле сражения, чтобы не допустить аморального и унизительного боя, причем один действовал во имя пенсильванских законов, другой — во имя законов божеских. Болельщики, уже успевшие заключить несколько пари на значительные суммы, встретили гостей без особого энтузиазма.
Шериф и священник хотели говорить — их не пожелали слушать. Хотели разнять борющихся — им оказали сопротивление. Что могли они сделать вдвоем против двух мускулистых борцов (способных, по-видимому, одной рукой заставить их отлететь на двадцать футов от места схватки)? Без сомнения, мораль и закон были на их стороне — у представителя власти земной и у представителя власти небесной, но не хватало содействия полиции, которая обычно приходила им на помощь.
И в тот самый момент, когда Том Крабб и Кавэнэф уже приняли боевую позу, произошла сцена, вызвавшая сначала изумление, а затем восхищение всех присутствующих в зале.
Оба — шериф и священник — не отличались ни высоким ростом, ни крепким телосложением, но обладали исключительной гибкостью, ловкостью и быстротой. В один момент Винсент Брюк и Гуго Хюнтер ринулись на боксеров. Джон Мильнер пытался преградить дорогу священнику, но получил от него такую пощечину, что свалился и едва не потерял сознание, а секунду спустя Кавэнэф получил сильнейший удар кулаком в левый глаз от шерифа, в то время как священник наносил такой же удар по правому глазу Тома Крабба. Оба профессионала готовы были убить нападающих, но те, избегая атак и делая прыжки и скачки с ловкостью настоящих обезьян, не попали ни под один из направленных на них ударов.
Вот тогда восхищенные зрители зааплодировали (заметим, там присутствовали только знатоки) Винсенту Брюку и Гуго Хюнтеру и закричали громкое «ура» в честь обоих.
Методист обнаружил редкую методичность в манере дубасить и, сделав Тома Крабба кривым на один глаз, едва не выбил у него и второй. Вскоре появились полицейские, и публика без промедления очистила зал. Так закончилась эта незабываемая встреча к чести шерифа и священника, действовавших во имя закона и во имя религии.
А Джон Мильнер привез Тома Крабба со вздутой щекой и с подбитым глазом обратно в Филадельфию, где оба они заперлись в своей комнате и, преисполненные стыда, стали ждать прибытия очередной телеграммы.
Глава IX ДВЕСТИ ДОЛЛАРОВ В ДЕНЬ
Разочарованный, разозленный скептическими ответами шерифа, мистер Титбюри ушел из полицейского управления и вернулся к миссис Титбюри.
— Ну что, Герман, — обратилась она к нему, — нашли жулика, Инглиса?
— Он — не Инглис, — ответил Титбюри, в изнеможении опускаясь на стул, — его зовут Билл Аррол…
— Мерзавец арестован?
— Будет.
— Когда?
— Когда смогут поймать…
— А наши деньги? Наши три тысячи?…
— Я не дал бы за них и полдоллара!
Госпожа Титбюри, в свою очередь, упала на стул: все погибло! Но эта сильная женщина скоро встала.
— Что же делать? — спросил муж в полном отчаянии.
— Ждать, — ответила она.
— Но чего? Чтобы этот бандит Аррол…
— Нет, Герман, ждать телеграммы от нотариуса Торнброка.
— Но как же с деньгами?
— Есть время их выписать, даже если нас отошлют на окраину Соединенных Штатов.
— Что меня вовсе не удивило бы!
— Следуй за мной, — решительным тоном заявила госпожа Титбюри, и они, выйдя из гостиницы, направились на телеграф.
Понятно, весь город знал уже о несчастье, постигшем чету Титбюри, но не нашлось ни одного, кто посочувствовал бы им. Не говоря уж о том, что никто и не подумал держать пари за людей, на которых сыпалось столько неприятностей, за игроков, топтавшихся после двух тиражей только в четвертой клетке. Изучая карту, миссис Титбюри рассчитывала на десять очков, число, которое нужно было бы удвоить в четырнадцатой клетке, занятой штатом Иллинойс. Тогда одним скачком они перенеслись бы в двадцать четвертую, штат Мичиган — соседний с Иллинойсом. Это был бы самый удачный удар игральных костей, какой только можно пожелать. Совершится ли он только?
В девять часов сорок семь минут телеграмму вынули из аппарата и… И надо быть объектом какого-то дьявольского невезения, чтобы получить не четыре и не шесть, и не сколько угодно, а именно пять очков! Перейдя на девятую клетку (штат Иллинойс), игрок обязан был немедленно передвинуться еще на пять очков вперед и опять попадал в Иллинойс, а если к четырнадцати еще прибавить пять, то получим девятнадцать. Таким образом, утроенные пять очков прямехонько вели в квадрат, отмеченный «гостиницей».
Мистер и миссис Титбюри возвращались в отель походкой людей, получивших сильный удар по голове. Их сопровождали насмешки зевак.
— В Луизиану! В Новый Орлеан! — повторял мистер Титбюри и в отчаянии рвал на себе волосы. — Какие же мы глупцы, что решились метаться по всей Америке.
— И мы будем метаться дальше, — объявила миссис Титбюри, скрестив на груди руки.
— Как… Ты думаешь…
— Думаю ехать в Луизиану.
— Но ведь это по меньшей мере тысяча триста миль!
— Мы их сделаем.
— Придется платить штраф в тысячу долларов!
— Уплатим.
— Нам нельзя участвовать в двух ходах матча!
— Мы в них не будем участвовать.
— Но пробыть в Новом Орлеане около сорока дней… а жизнь в нем безумно дорога.
— Все равно мы туда едем.
— У нас уже нет денег…
— Мы их выпишем.
— Но я не хочу…
— Я хочу!
— И, в довершение всего, — вспомнил мистер Титбюри, — мы не имеем права выбрать себе гостиницу по своему желанию.
Действительно, после слов: «девятнадцатая клетка, Луизиана, Новый Орлеан», в злосчастной телеграмме стояло: «Эксельсиор-отель». Какова бы ни была эта гостиница — первого разряда или последнего, — именно на нее указал покойник, и приходилось подчиняться.
— Значит, мы отправимся в «Эксельсиор-отель», — сказала миссис Титбюри.
На календаре стояло второе июня, а голубому флагу надлежало явиться за телеграммой только пятнадцатого июля. Но нужно помнить, что кто-нибудь из «семи» в один прекрасный день мог быть послан туда на смену мистеру Титбюри, поэтому супругам лучше бы поскорее занять девятнадцатую клетку и сидеть там, дожидаясь счастливого случая.
Получив денежный перевод из чикагского банка, мистер и миссис Титбюри покинули Грейт-Солт-Лейк-Сити пятого июня при полнейшем равнодушии местного населения и не получив от шерифа обещанного кончика веревки. Поезд повез их через штат Вайоминг к Шайенну и оттуда через штат Небраска в Омаху. Там из экономии путешественники пересели на пароход и по главному притоку Великой реки[186] добрались до Канзаса, а потом до Сент-Луиса, который стоит немного ниже впадения Миссури в Миссисипи, через которую как раз в Сент-Луисе перекинуты два моста.
Великая американская река, длина которой превышает четыре тысячи пятьсот миль, не раз меняла свое название. Миси Сипи, то есть Большая Вода — так ее называли на своем языке алгонкины, одно из индейских племен Северной Америки, затем испанцы дали ей название Рио-дель-Спирито-Санто (Река Святого Духа). В середине XVII века путешественник Кавелье де ла Саль назвал ее Кольбер, а исследователь Жолье дал ей имя Бюад. И наконец, под поэтическим пером Шатобриана[187] река стала называться Месшасебе. Но многочисленные названия были вытеснены самим первым — Миссисипи. Так называемая промышленная Миссисипи начинается на склоне горы Сент-Луис, выше шумных водопадов Сент-Антуана. Кроме основных притоков — Миссури, Арканзаса, Ред-Ривера, Иллинойса и Огайо, в нее вливаются воды Миннесоты, Терки, Айовы, Чипиевы, Висконсин и других больших и малых рек.
В Сент-Луисе пассажиры пересаживаются на другое судно.
Пароход «Блэк-Уорриор» принял на борт чету Титбюри и поплыл вниз по течению «Большой Воды». Мистеру и миссис Титбюри предстояло плыть вдоль речной границы шести штатов, не считая Луизианы — конечной цели путешествия. На правом берегу останутся Миссури и Арканзас. На левом — Кентукки, Теннесси и Миссисипи.
Проплывая между штатами Миссури и Иллинойс, путешественники могли видеть высокие меловые скалы высотой в шестьдесят туазов. Ниже устья Огайо начиная с города Кейро характер местности совершенно меняется. Равнина Миссисипи становится очень широкой, и при виде многочисленных рукавов, разветвляющихся вокруг островов, можно подумать, что Великая река уже пытается образовать дельту.
«Блэк-Уорриор» осторожно скользил среди многочисленных островов, не отличающихся устойчивостью. Некоторые изменяют свой облик или уносятся течением во время половодья на новые места, а другие образуются из наносных песков. Вот как описывает эти места Элизе Реклю: «Вся область низменных равнин, простирающаяся к западу от Миссисипи ниже города Кейро, на пространстве 200 км с севера на юг усеяна озерами и болотами, перерезана ленивыми речками, которые останавливаются перед малейшим препятствием. Обыкновенно повторяют, что эти полузатопленные земли, изве