В изложении Ашкрафта последнее событие, вместе с провалом билля об исключении в палате лордов в конце 1680 г., означало, с точки зрения вигов и Шефтсбери, что король перестал соблюдать законы и перешел грань, отделявшую конституционное правление от режима абсолютной власти. С точки зрения вигов, это означало также неминуемую победу «папства» в лице будущего короля, а ныне наследника престола Йорка, и в перспективе – реставрацию католицизма с последующей французской оккупацией. Легальные средства влияния на короля, которые применяли до этого виги, чтобы убедить его пойти на «исключение» Йорка из порядка престолонаследия (в том числе с помощью петиций, памфлетов и трактатов), потеряли смысл. Наступил новый этап, требовавший более радикальных методов. В это время, по мнению Ашкрафта, и был написан «Второй трактат о правлении», и процесс его создания мог продолжаться вплоть до бегства Локка в 1683 г. в Голландию и совпадал по времени с подготовкой заговора с целью убийства или похищения короля и его брата и всеобщего мятежа.
С точки зрения Ашкрафта, кардинальный поворот в политической стратегии вигов произошел в июне 1681 г., что нашло подтверждение в документе, найденном при аресте Шефтсбери 2 июля 1681 г. Это был призыв к созданию протестантской «Ассоциации» и сопротивлению рекатолизации Англии.
Супруга Карла II Екатерина Браганца оказалась бесплодной [175] , у Карла не было законных детей, поэтому ближайшим наследником трона становился Йорк. В середине 1673 г. стало известно о переходе Йорка в католицизм, а осенью о его втором (после смерти первой жены, протестантки и дочери графа Кларендона Анны Хайд) браке – с итальянской принцессой католичкой Марией Моденской.
По мнению Ашкрафта, практические шаги по спасению страны от «католического рабства» были предприняты Шефтсбери и его окружением спустя год после роспуска Оксфордского парламента, а именно после того, как произошла организованная правительством кампания по замене шерифов Лондона на ставленников Карла II. Несмотря на то что в июле 1681 г. Шефтсбери был помещен в Тауэр, он был освобожден в ноябре того же года, а еще через несколько месяцев обвинение против него было снято решением присяжных-вигов, не усмотревших в его действиях состава преступления. Но осенью 1682 г. Шефтсбери уже не мог рассчитывать на судебную систему и, предупрежденный о новом аресте, сначала скрывался в Англии, а затем бежал из страны и вскоре объявился в Нидерландах.
По логике короля, если Шефтсбери действительно замышлял убийство его самого и герцога Йорка, то бегство в Голландию указывало и на источник угрозы, которая должна была исходить от заинтересованного лица. Таким лицом была, по мнению Ашкрафта, Мария, старшая дочь Йорка и законная наследница престола [176] .
Таковы выводы Ричарда Ашкрафта.
По гипотезе Дэвида Вуттона, в целом согласившегося с доводами Ашкрафта, но предложившего собственную датировку, «Первый трактат» мог быть написан до марта 1681 г., хотя работа над ним, возможно, продолжалась вплоть до сентября 1681 г. Что касается «Второго трактата», то он мог быть написан в течение лета 1681 г., когда вопрос о революции обсуждался все еще в «интеллектуальной», а не практической плоскости. Непосредственным поводом для его написания стал выход в свет работы Джеймса
Тиррела «Патриарх – не монарх», напечатанной анонимно в мае 1681 г. [177] Собственно говоря, результаты сопоставления двух текстов – Тиррела и Локка – и являются главным доводом Вуттона в пользу такой датировки «Двух трактатов о правлении». Вуттон повторяет высказанные ранее выводы Дж. Гоуфа: «Аргументы Тиррела во многом сходны с аргументами Локка. Некоторые из них были заимствованы у Гроция или Пуфендорфа, но трудно поверить, что Локк и Тиррел продумывали их совершенно независимо друг от друга» [178] .
Речь у Вуттона идет даже не столько о датировке, сколько о содержании «Двух трактатов о правлении». По сути дела, Вуттон превращает вопрос о датировке в вопрос об авторстве и даже о плагиате. Для начала Вуттон цитирует Ашкрафта: «Параллелей между „Patriarcha non Monarcha“ Джеймса Тиррела и „Вторым трактатом слишком много… чтобы их здесь перечислять. Не только понятия „состояния природы“ или „великого закона природы“, по которому всякий человек должен делать все возможное для общего блага человечества, но также распад правительства, состояние войны, „молчаливое согласие“, частная собственность, возникающая из „труда и усердия“ индивида, пример индейцев, живущих в Америке, и многие другие характерные части локковской аргументации впервые появились в работе Тиррела» [179] .
Заметим, что после этих слов Ашкрафт в своей книге, не обсуждая характер «связи» между произведениями Локка и Тиррела, показывает, что понятия и аргументы, использованные Локком, имели широкое хождение в многочисленных памфлетах, печатавшихся в период «кризиса исключения», так что речь здесь не могла идти о каком-то прямом плагиате. По этой логике, и Тиррела, повторявшего ранее высказанные идеи, можно было бы обвинить в плагиате (например, идей Аристотеля).
Не поднимая вопроса о плагиате, Ашкрафт обращает внимание на совпадение формулировок Локка и Роберта Фергюсона, капеллана Шефтсбери и автора радикальных памфлетов [180] , а впоследствии сторонника свергнутого Якова II. В истории Фергюсон остался также под именем «Заговорщика» (The Plotter), а за его голову после раскрытия заговора в Рай-Хаусе английское правительство назначило награду. «Аргументы и фразеология Фергюсона, – пишет Ашкрафт, – необычайно близки Локковым» [181] . С точки зрения Ашкрафта, в революционной ситуации сочинение памфлетов, трактатов, прокламаций и т. п. политической литературы происходило постоянно и осуществлялось людьми, не слишком задумывавшимися об авторстве. В какой-то момент заговорщики начали обсуждать новую конституцию Англии, идеологом которой Ашкрафт называет Локка, а автором республиканца Джона Уайлдмана (по словам Мориса Ашли, «заговорщика равно против Карла I, Кромвеля, Карла II, Якова II и Вильгельма III» [182] ).
В отличие от Ашкрафта, стремившегося показать включенность Локка в революционную деятельность, Вуттон хочет показать вторичность Локковых идей. Проведя сопоставление двух произведений, Локка и Тиррела, Вуттон заключает: «Почти все принципы, которые мы считаем специфически локковскими, на самом деле заимствованы Локком у Тиррела» [183] . Впрочем, сама эта «адаптация», если пользоваться термином Вуттона, была совершена таким образом, что получилось нечто гораздо более радикальное, чем исходный текст Тиррела. В другом месте Вуттон называет «Два трактата о правлении» не адаптацией, а «радикальной реконструкцией». Спустя пятнадцать лет Дж. Рудолф, в целом соглашаясь с Вуттоном, сделала основанный на собственных аргументах вывод: «Не Джон Локк, а Джеймс Тиррел является теоретиком… вигов» [184] .
На взгляд Вуттона, вполне возможно, что после того, как Шефтсбери просмотрел написанные Локком «Два трактата о правлении», а может быть, и сделал замечания, повлекшие за собой «радикализацию», труд этот, публикация которого по каким-то неясным причинам задержалась, был положен в долгий ящик в буквальном смысле слова, поскольку именно в сундуке красного цвета, не раз упоминавшемся в переписке с друзьями (в частности, с Тиррелом), это произведение и пролежало сначала в доме Тиррела, а затем в доме Эдварда Кларка вплоть до возвращения Локка в Англию в начале 1689 г.
По словам Вуттона, Тиррел, служивший в 1704 г. посредником в отношениях между оксфордским библиотекарем Хадсоном и Локком, одним из первых узнал о содержании завещания и кодицилла, которые и выполнил в части, касавшейся передачи в Бодлеанскую библиотеку книг, авторство которых Локк ранее отрицал (в том числе «Двух трактатов о правлении»). Согласно Вуттону, Тиррел, разумеется, знал, как была написана эта книга, и даже оправдывал ее появление в печати «общим благом человечества». И все же Тиррела огорчало отсутствие ссылки на его «Patriarcha non Monarcha». Речь при этом могла идти даже о простом упоминании, а не о цитировании, поскольку «традиционно точные ссылки давались только на авторитеты, главным образом на античных авторов и Библию» [185] .
По мнению Дж. Милтона, тоже считающего, что «имеются несомненные параллели между „Patriarcha non Monarcha“ и „Вторым трактатом“, и принимая во внимание значительное количество контактов между Тиррелом и Локком в первой половине 1681 г. (а на самом деле и ранее), вряд ли можно предполагать, что Локк познакомился со взглядами Тиррела лишь после того, как приобрел экземпляр его книги» [186] .
Милтон ссылается при этом на Джона Маршалла [187] . Маловероятно, что Локк был способен написать «Два трактата» в течение трех летних месяцев, учитывая объем возложенных на него дополнительных задач, связанных с юридической защитой Шефтсбери в 1681 г. Еще одним аргументом служит тот факт, что летом 1681 г. Локк был занят написанием меморандума о принципах отбора большого жюри присяжных [188] , что должно было отнять немало времени, необходимого для работы над таким сложным и достаточно объемным произведением, как «Второй трактат», даже если идеи последнего лежали прямо перед ним на столе в виде только что выпущенного в свет трактата Тиррела.
Вторым претендентом на роль жертвы плагиата является в современном локковедении Алджернон Сидней, автор «Рассуждения о правлении». О возможности идейной связи Сиднея и Локка пишет Джонатан Скотт [189] . Потомок древней аристократической семьи, Сидней во время гражданских войн примкнул к парламентской армии и был ранен в сражении при Марстон-Муре. В 1646 г. он стал членом Долгого парламента, выступил против казни Карла I, заявив, что король не подлежит суду, и по этой причине вызвал недовольство Кромвеля. По-настоящему активным политиком Сидней стал в 1652 г., особенно отличившись во время англо-голландской войны против «полупапистов-голландцев», а также сыграл важную роль на переговорах, проложивших путь кромвелевскому объединению Англии и Шотландии. Разгон «Охвостья» в 1653 г. Сидней расценил как узурпацию власти, назвав протекторат «монархией в маскарадном костюме».