По замечанию К. Скиннера, тезис о том, что «любая легитимная полития должна происходить из акта согласия, была, разумеется, общим местом схоластики… последователей и Аквината, и Оккама» [281] . Парадоксальным образом Локк, по оценке К. Скиннера, «повторяет ряд центральных положений иезуитских и доминиканских авторов. Он соглашается с их анализом ius naturale… с их трактовкой решающей роли ius naturale в любом легитимном политическом обществе, описывая его как „вечное правило для всех людей“ и настаивая на том, что все акты наших законодателей должны „сообразовываться“ с его требованиями» [282] . Согласно Скиннеру, существует интеллектуальное единство неотомизма эпохи контрреформации, прежде всего идей Ф. Суареса, и основных посылок «Двух трактатов о правлении» Джона Локка.
Первое же знакомство с идеями контрреформации показывает их близкое родство как со средневековой схоластикой, так и со многими идеями реформации, которые использовались католиками в аргументации, направленной, казалось бы, на прямо противоположные цели. Локк повторяет аргументы доминиканцев и иезуитов, и в то же время его «Два трактата о правлении» – «классический текст радикальной кальвинистской политики», в котором «мы находим тот же набор заключений», защищаемых в весьма значительной степени с помощью «того же набора аргументов» [283] .
Вопрос о содержании понятия «виги» не очевиден, во всяком случае для 1680-х гг. Некоторые историки вообще подвергают сомнению сам факт существования вигов как партии в период до «славной революции» и даже в первые годы после того, как она произошла, усматривая в утверждении этого факта попытки последующих поколений политиков выстроить исторически безупречную родословную.
С учетом этого, что мы знаем о Локке? С конца 1660-х гг. он находился в орбите Шефтсбери, стал государственным служащим. Верно служил короне, пока не пал жертвой политических манипуляций. Несколько лет находился в эмиграции. После смены власти был восстановлен, а затем повышен в должности. Локк никогда не заседал в парламенте, не участвовал в партийной борьбе. В последнее время историки все чаще обращают внимание на то, что он был «вигом двора». Но и это понятие запутывает суть дела. Виги действительно пользовались в 1690-х гг. влиянием при дворе и в парламенте. Друг и родственник Локка Эдвард Кларк был вигом. Вигом был патрон Локка Джон Сомерс. В отличие от них, Локк не был политиком или партийным идеологом. Он был в лучшем случае экспертом или привлекался в качестве эксперта по экономическим вопросам как чиновник, имевший опыт работы в комиссиях и советах конца 1660-х – начала 1670-х гг. Кроме того, власти было выгодно иметь в своих рядах мыслителя, имевшего европейскую репутацию и обширные связи на континенте.
Реформация Вильгельма: политика, церковь, война, деньги и Локк
В начале 1687 г. ранее разнонаправленные силы начали складываться в единый вектор. «Англикане должны были решить, как действовать, стратегия выжидания перестала служить оправданным выбором. Подобно этому диссентеры не могли далее высчитывать шансы, им необходимо было занять ту или иную сторону. А Вильгельм Оранский должен был решить, может ли он позволить Англии, Шотландии и Ирландии, входившие в наследство его жены, попасть под власть потенциально бесконечной династии католических монархов и вступить в прочный альянс с главным врагом Объединенных Провинций – Францией» [284] . Несмотря на геополитическую очевидность, диктовавшую необходимость вторжения, принц Оранский колебался: перед его глазами еще стояла судьба восстаний Аргайла и Монмута, не нашедших поддержки в английском обществе.
Впрочем, время шло, и неуверенность начала казаться непозволительной роскошью. С точки зрения многих английских подданных (в том числе в высших эшелонах власти), в конце XVI и в XVII столетиях протестантизм начал отступление во всей Европе в результате успехов, достигнутых силами контрреформации в религиозных войнах и Тридцатилетней войне (1618–1648). «Последними оплотами протестантизма на северо-западе Европы были стюартовские королевства Англии и Шотландии, а также Объединенные Провинции, которые сталкивались в лице Франции с агрессивным соседом, имевшим очевидные экспансионистские амбиции» [285] . В апреле 1688 г. Вильгельм дал знать о своих намерениях сочувствовавшим англичанам, однако широкую известность его планы превентивной оккупации Англии получили только в сентябре 1688 г.
Непосредственным поводом к вторжению стал арест в конце сентября во французских портах всех голландских судов. Это подорвало торговые позиции крупнейших городов Нидерландов, и бюргеры наконец дали согласие на полномасштабное финансирование военной операции. Впрочем, подготовка к вторжению шла уже летом и не могла остаться незамеченной. Информация о концентрации военного флота поступила Якову II и Людовику XIV не позднее середины августа 1688 г. В отличие от Людовика, пригрозившего в случае вторжения объявить войну Нидерландам, Яков II поначалу отказывался верить в очевидное, видимо считая все это обычными политическими маневрами.
Пока Нидерланды готовились к вторжению, Яков II как будто нарочно делал все, чтобы окончательно подорвать свои позиции внутри страны. 27 апреля 1688 г. он вновь выступил с Декларацией о снисхождении, на этот раз добавив к ней приказ огласить декларацию в ближайшие два воскресенья в англиканских церквях. Духовенство отказалось зачитывать декларацию, а семь епископов (в их числе и архиепископ Кентерберийский) подали королю петицию с протестом. Яков пришел в ярость, заявив, что это «шаг к восстанию». Тем не менее по всей стране Декларация была прочитана не более чем в 200 церквях (из более чем 9 тысяч). Позицию епископов поддержали умеренные диссентеры, прежде всего из числа пресвитериан, которые увидели в реакции короля атаку на протестантизм в целом и признаки возвращения к репрессиям эпохи Марии Тюдор.
В начале июня епископы оказались в Тауэре. На суде они были обвинены в заговоре с целью «ослабления королевского авторитета и королевской прерогативы, власти и правления», в составлении «под видом петиции» «пагубной и подрывной клеветы». Согласно обвинению, сам факт, что они принесли королю петицию, означал ее опубликование. Мнения судей на процессе разделились, однако присяжные вынесли вердикт «невиновны», вызвав ликование собравшихся на прилегавших к суду улицах многочисленных лондонских жителей.
Это, разумеется, был вызов, однако все-таки не сопротивление и не прямое непослушание. И все же англиканская церковь оказалась в опасности. Решение следовало принять быстро. И оно было принято: если сопротивление королевской воле, по всем законам страны и церкви, невозможно, то остается одно – оккупация внешней силой. В день вынесения вердикта граф Девоншир (член Лондонского королевского общества с 1663 г.), граф Данби, епископ Комптон (лишившийся поста епископа Лондона), граф Шрусбери и лорд Ламлей (смещенные со своих постов в армии), Эдвард Рассел и Генри Сидней (представители флота) направили письмо голландскому статхаудеру принцу Вильгельму Оранскому с приглашением вмешаться во внутренние дела Англии.
Это обращение не носило какого-то официального характера и не может считаться настоящей причиной последующих событий, вызванных прежде всего стремлением Вильгельма восстановить баланс в Европе и защитить Голландскую Республику от притязаний Людовика XIV. Однако письмо стало дополнительным поводом и фактически предлагало в случае вторжения поддержку части английского истеблишмента.
5 ноября 1688 г. Вильгельм высадился на побережье Девона в составе армии, состоявшей из регулярных голландских войск, а также английских, шотландских, голландских и французских (гугенотских) добровольцев. И уже к концу года военная кампания, подкрепленная заговорами в армии и на флоте и предательством близких Якову людей – в частности, его фаворита Джона Черчилля и младшей дочери принцессы Анны с мужем, принцем Георгом Датским, а также нескольких пэров, – достигла успеха. Яков II бежал во Францию, последовали созыв конвента, принятие Декларации прав и возведение на «покинутый» и «неожиданно опустевший» трон королевской четы Вильгельма III и Марии II.
В первый же год после начала «славной революции» часть поддержавших ее политиков, исповедовавших радикальные республиканские взгляды (такие, например, как Джон Уайлдман, Джон Хампден и Самюел Джонсон), испытали глубокое разочарование ее итогами, прежде всего потому, что, по их мнению, созванный в январе 1689 г. конвент не выполнил стоявших перед ним задач. Вместо того чтобы изменить саму систему правления, он в срочном порядке, диктуемом соображениями безопасности государства, преобразовал себя в обычный парламент, который и проголосовал за новых монархов. Вильгельм III, по мнению радикалов, предпочел практически тех же советников, какие были у Якова II, и обнаружил явную склонность к стилю правления своих предшественников.
По словам Уайлдмана, почти дословно повторившего фразу из еще не изданной книги Локка, если «отъезд короля» означает распад правления, то власть возвращается к «народу», который может создать новую систему правления «либо по старой модели, если ему так уж захочется, либо по любой другой, какая ему понравится и будет одобрена как наилучшая» [286] . Некоторые радикально настроенные политики в начале 1690 г. решили выйти из правительства и даже начали переговоры с лагерем Якова II.
Недовольные были и среди консерваторов, которые начали действовать точно так же – вступили в переговоры с Яковом II, оскорбленные голландским «уклоном» нового короля и его холодностью и презрительным отношением к новообретенным английским подданным.
На всем протяжении своего правления Вильгельму приходилось учитывать иногда еле тлевший, а иногда сильно разгоравшийся костер яковитских настроений. Кульминацией стал заговор начала 1696 г., который должен был предварить высадку Якова II и вторжение Людовика XIV в Англию. Агент Якова II бывший армейский офицер Джордж Барклай, которому поручили организацию мятежа, решил в нарушение инструкций дополнительно совершить убийство Вильгельма во время проезда его кареты по Ричмондскому парку, но был выдан одним из сообщников. Военная операция французов тоже не удалась, поскольку предупрежденные англичане сосредоточили в месте высадки 12-тысячного отряда Людовика значительные силы флота. После провала заговора сотни английских яковитов были арестованы, а общественные настроения качнулись в сторону намеченной жертвы – Вильгельма III.