– И почему вы пошли на прямое нарушение воли умершего? – я помахала листочком и улыбнулась монаху не менее ласково, чем он незадолго до этого. – Ведь до оглашения распоряжений осталось не так уж много времени.
– Покровительница нашего ордена всегда считала, что брак должен быть добровольным и счастливым. Поэтому мы не можем наблюдать за чужим несчастьем, ничего при этом не пытаясь изменить, – пафосно заявил монах. Смущенным он не выглядел даже на чуть-чуть.
– Что вам мешало сообщить это мне раньше? Не потому ли вы сейчас пришли, что, по вашему мнению, я выбрала неподходящего супруга? – я уже злилась, и скрывать этого не хотела.
– Вовсе не это было определяющим, – запротестовал святой отец, но глазки у него забегали.
– Вы сами сказали в начале разговора, что вас убедили, – заметил Рихард.
Надо же, я на это и внимания не обратила. Я благодарно посмотрела на мужа.
– Это только подтолкнуло нас в нужном направлении, – уверенно вел свою линию монах. – Но решение принято именно Монастырем на основании совокупности факторов. Решение, наилучшим образом устраивающее всех, вовлеченных в данную историю. Заметьте, мы с самого начала пытались отговорить инора Бринкерхофа от написания такого завещания. Но увы, не преуспели.
Он с отеческой улыбкой посмотрел и продолжил:
– Собирайтесь, дочь моя, у вас нет более необходимости здесь оставаться.
– Есть, – уверенно ответила я. – Здесь мой муж, следовательно, мое место рядом с ним.
– Вы же прекрасно понимаете, что этот брак – вынужденная мера, – начал увещевать святой отец. – Вы несчастливы, ваш муж вас обижает. Что вас здесь удерживает? Если вы его боитесь, и моего присутствия для вашего спокойствия недостаточно, я могу сходить за стражей.
Предложение монаха меня совершенно не устраивало. Я не хотела под стражей доставляться к Хайнрихам, так что только испуганно вцепилась в руку Рихарда и твердо заявила:
– Я вам уже сказала и не один раз, что он меня не обижает. Уходить я не собираюсь. И вообще, вы, как представитель ордена Святой Инессы, должны делать все, чтобы сохранять браки, а не разваливать их в угоду просителям, жертвующим крупные суммы.
– Как вы могли нас заподозрить в меркантильности? – возмутился святой отец. – Да, нам были даны рекомендации, не прислушаться к которым сложно. Но никаких выгод мы не получили и не планируем получить.
– Выгода не всегда выражена в деньгах, – заметил Рихард. – Иногда это какие-то условия или уступки.
– Никаких обязательств попросившая нас сторона на себя не взяла, – твердо ответил монах.
– Да, конечно, – закивал муж, – иногда просто поддерживать хорошие отношения дорогого стоит.
Монах наконец смутился, но ему это не помешало спросить, правда, уже не столь уверенно:
– Дочь моя, неужели ты действительно хочешь остаться с этим мужчиной? Не бойся сказать правду. Я на твоей стороне.
– Святой отец, мне очень жаль, что вам пришлось проделать столь длинный путь, который оказался бесполезным, – твердо ответила я. – Я замужем за Рихардом Брайнером и не собираюсь менять его ни на кого другого ни при каких условиях. А тем более, на Клауса Хайнриха.
– Собственно, я и не собирался вас уговаривать, – пошел на попятную монах. – Но я должен быть твердо уверен, что вы говорите не под принуждением.
– Неужели этого не видно! – возмутилась я.
– Когда я пришел, вы плакали, – напомнил он.
– Я плакала по совсем другой причине, никак не относящейся к моему мужу, – заявила я. – В конце концов, мне нет никакой необходимости вас обманывать.
– Инор Брайнер, – обратился святой отец к моему мужу, – вы можете подтвердить то, что сказала ваша жена?
– Что именно? – спросил Рихард.
– Что она плакала не по вашей вине. Вашего слова будет достаточно для того, чтобы считать мою миссию законченной.
– Я не могу быть уверенным в том, что ни одно мое слово или действие ее не обидели, – немного подумав, ответил муж, – но я никогда не стремился к этому.
– Что ж, дети мои, будем считать, что я ошибся, – несколько недовольно сказал монах. – Я рад, что вы нашли друг друга и счастливы вместе.
Но его кислая улыбочка говорила совсем о другом. Итог разговора его не устроил. Хотела бы я знать, откуда у Хайнрихов такое влияние на монастырь Святой Инессы. Ведь абы для кого не стали бы нарушать волю покойного. Владелец косметической фабрики не такое уж значимое лицо. Ведь не продает же он, в самом деле, крема и тени настоятелю монастыря? Да даже если и продает, того вряд ли бы испугали угрозы остаться без подобных поставок. Но ответа у меня не было.
Святой отец напросился к нам на ужин, отказать было неудобно: он приехал издалека и делал вид, что озабочен моим будущим. Разговор он поддерживал не слишком охотно, а смотрел во время еды не в тарелку, а на нас, и смотрел так, словно старался увидеть хоть что-то, подтверждающее его первоначальное впечатление. Это меня ужасно беспокоило, так как было похоже, что одним визитом представителя монастыря мы не отделаемся. А это значило, что это посещение монаха – только самое начало, и ждет нас в течение всего срока, оставшегося до вступления в наследство, еще некоторое количество неприятностей со стороны ордена Святой Инессы. А еще меня тревожил Рихард. Он был непривычно мрачен, и какова причина этого, я не могла даже предположить. Ведь монах явно дал понять, что пока к нам никаких требований не предъявляют. Но ужин закончился, святой отец вежливо попрощался и покинул наш дом, одарив еще одним недовольным взглядом. И мы остались вдвоем.
– Не понимаю, как Хайнрихам удалось повлиять на монастырь Святой Инессы, – сказала я. – Разве что деньгами, но монах был так убедителен, что я в этом сомневаюсь.
– Это не Хайнрихи, у них просто нет такой возможности, – в голосе мужа была странная, даже пугающая, задумчивость. – Монастырь не стал бы рисковать своей репутацией ради них. Пренебрежение волей покойного – серьезное нарушение.
– На кого ты сейчас думаешь?
Я была ужасно заинтригована, так как в голову ничего, кроме этой семейки, и не приходило. Не рассматривать же всерьез вариант с моим отцом? А больше никого заинтересованного в расторжении нашего брака я припомнить не могла.
– Скажи, почему ты осталась? – задал он встречный вопрос. – Ведь теперь ты знаешь, что для твоей семьи ничего не изменится, если ты уйдешь.
– Для моей семьи не изменится, – согласилась я. – А вот для меня очень даже. Чтобы я отказалась посмотреть, как ты будешь выполнять выдвинутое мной условие? Ни за что!
Он наконец улыбнулся, пожалуй, впервые за сегодняшний день. Я немного полюбовалась на его посветлевшее лицо, но недолго, так как жаждала получить ответ на интересовавший меня вопрос:
– И все же, на кого ты думаешь?
– Это очень похоже на моего отца, – неожиданно сказал Рихард. – Я говорил, что тебе не придется с ним общаться. Видимо, был неправ.
– Получается, ему не понравилось, что ты на мне женился? – выпалила я прежде, чем мне пришло в голову узнать, что же у него за папа такой, если он запросто находит управу на монастыри.
– Необязательно, – ответил он мне. – Возможно, он хочет понять, насколько у нас серьезно.
Я хотела спросить еще о чем-то, но тут Рихард неожиданно привлек меня к себе и поцеловал. И все вопросы, возникшие было в голове и уже вертевшиеся на кончике языка, сами собой куда-то пропали.
Глава 16
Утром нас разбудил громкий стук в дверь. Рихард пошел выяснять, кого это принесло так рано. Разговор поначалу был довольно мирный, но вскоре с той стороны проема начались раздаваться невнятные крики и угрозы. Я торопливо оделась, подошла к двери и ужасно удивилась, увидев там папу, которого муж ни в какую не хотел впускать в квартиру.
– Дожили, – возмущенно сказал папа, несколько успокоившийся с моим появлением. – Да когда ж такое было, чтобы родного отца к дочери не пускали? С каких это пор у вас такие порядки?
– С тех самых, как моя жена обнаружила в своей чашке странное зелье, – ответил Рихард, даже не думая сдвигаться с места. – Подлитое ей любящим папой, между прочим.
– Абсолютно бездоказательное утверждение, – заявил отец. – Где чашка с якобы подлитым зельем? Где свидетели данного происшествия? Нет? Вот я так почему-то и подумал. Ивонне что-то показалось, она поделилась с… неким типом, а теперь возводят наглый поклеп на честного инора. Все почему? Потому что он выступил против замужества дочери с проходимистым голодранцем, – он снисходительно посмотрел на Рихарда, который даже растерялся немного от такой наглости. – И вообще, я приехал поговорить с Ивонной, а вы, инор, как вас там, не знаю и знать не хочу, ибо не представляете для меня интереса, как явление временное, можете пойти прогуляться.
– Папа, если ты собираешься оскорблять меня или моего мужа, будет лучше, если ты сам сейчас же уйдешь, – вознегодовала я. – Смирись уже, что Рихард – явление не временное.
– Ивонна, как ты можешь говорить такое родному отцу? – возопил он, вздевая руки вверх. Не иначе как Богиню призывал в свидетели своей честности и моей черствости. – Я проделал такой путь, я не спал половину ночи, а ты готова вот так запросто взять и выгнать меня на улицу? Как какую-то подзаборную шавку?
– Папа, я прошу относиться к нам с уважением, иначе я с тобой даже разговаривать не буду, – твердо ответила я.
Слишком давно и слишком хорошо я знала своего отца, чтобы реагировать на его выступление так, как бы ему этого хотелось.
Он возмущенно засопел и еще раз выразительно посмотрел, всем своим видом показывая, что мною злостно нарушены все правила приличия. И мне действительно стало стыдно. За то представление, что он устроил перед Рихардом. Для нашей семьи папины выступления уже привычны, и я совсем забыла, как это некрасиво выглядит для посторонних.
– Как мне кажется, тебе нужно время, чтобы успокоиться и понять, как все обстоит, – заявила я папе. – Что мой муж – тот, кого выбрала я, а не тот, кого выбрал ты, потому что ему задолжал. Не стоит отдавать долги таким образом. Давай ты прогуляешься немного, посмотришь город, а потом придешь и попробуешь поговорить нормально.