Деньги у мужа при себе были, так что в лавку к иноре Блау мы зашли по дороге домой и забрали отложенную книгу. Инора одобрительно посмотрела на моего супруга и заметила, что я сделала правильный выбор. Я могла с ней только согласиться. Рихард намного лучше Гюнтера или Клауса. Даже их обоих вместе взятых! Да что там говорить, даже десятку моих бывших женихов не заметить самого замечательного инора в моей жизни!
Инор Герхардт был очень убедителен, но мне так до конца и не верилось, что орочье зелье не подействовало. Я с ужасом пыталась найти признаки зарождающейся симпатии к Клаусу и с огромным облегчением не находила. Но все равно время от времени меня охватывала нервная дрожь от пережитого, и я судорожно хваталась за Рихарда, чтобы убедиться, что мое отношение к нему не изменилось.
– Иви, все уже закончилось, – успокаивал он.
Но я в это так до конца и не верила. Все равно где-то глубоко сидел постоянный страх.
Лишь только мы оказались дома, первое, что сделали – воспользовались советом Главного алхимика лечебницы по профилактике ненужной зависимости от посторонних мужчин. И делали мы это с такой тщательностью, что у Клауса просто не осталось никаких шансов – я окончательно убедилась, что в моем сердце все занято мужем. Я прижалась к Рихарду и почувствовала себя совершенно счастливой.
– Иви, – прошептал он, обнимая меня, – неужели это правда? То, что сказал инор Герхардт?
– Я же не влюбилась в Клауса, – довольно ответила я.
Да, теперь я в этом абсолютно уверена. Я не влюбилась и не влюблюсь. Потому что у меня есть Рихард. Испытанное мной облегчение оказалось столь сильным, что заснула я почти мгновенно, и сон был совершенно спокоен.
Глава 24
Поспать долго не удалось: разбудил настойчивый стук в дверь. Пока одевалась, вся изнервничалась: все думала, что это продолжение сегодняшних неприятностей, словно их и без того было мало.
Но все оказалось не столь страшно: нас почтил визитом инор Брайнер. Похоже, что к нам он побежал сразу, как узнал, запыхался и выглядел виноватым и встревоженным.
– Как вы?
– Хорошие у тебя охранники, – язвительно сказал Рихард. – Таким даже курятник доверить нельзя: если к утру ни одной курицы не останется, они и не заметят. Да что курицы – я бы им и хомячка не поручил.
– Моя вина, – покаянно сказал его отец. – Я дал указание не подходить близко, следить на расстоянии. Кто знал, что этот Хайнрих средь белого дня пойдет на преступление? Мой парень и так два квартала за каретой бежал, пока не удалось пролетку остановить.
– Но опоздал, – подвел итог Рихард. Сухо так, совершенно не собираясь прощать оплошность, которая нам чуть не стоила друг друга.
Сейчас я была с ним полностью солидарна. Мы считали, что находимся под охраной, а значит в безопасности, а на деле получилось совсем не так.
– Я могу для вас хоть что-то сделать? – потеряно спросил инор Брайнер.
– Можете, – ответила я. – Пусть этот Хайнрих получит самый большой срок из тех, что положены за его злодеяние, чтобы мы его не видели как можно дольше.
– Но как же? – удивленно сказал отец Рихарда. – У нас провели исследование остатков зелья, это настоящий орочий приворот, Ивонна. Вы не сможете теперь без этого Хайнриха!
Ну, знаете ли! Я возмущенно посмотрела на свекра. У меня есть намного более желанные мужчины, чем этот рыжий любимец мух. Правильно мы на него обитателей помойки натравили.
– Я прекрасно без него обходилась раньше и надеюсь обходиться и дальше, – заметила я. – Приворот не сработал.
– Не может быть! – Свекор потрясенно смотрел на меня. – Я не знаю ни одного случая, когда бы он не сработал.
– Теперь знаешь, – небрежно бросил Рихард. – Нам инор Герхардт сказал, что если уж не подействовало сразу, так можно больше не опасаться.
– И что, совсем ничего к нему не чувствуете? – все же уточнил инор Брайнер.
– Почему же? Чувствую. – После этих слов мужчины вздрогнули и оба с ужасом на меня посмотрели, так что я поторопилась уточнить: – Глубокое отвращение чувствую. И желание никогда больше не видеть.
– Это мы обеспечим, – облегченно выдохнул отец Рихарда. – Получит голубчик по полной, не волнуйтесь. В кои-то веки инор, использовавший орочье зелье, окажется под судом. Если вы, конечно, не передумаете.
Чтобы я передумала? Ну уж нет! Пусть отвечает по всей строгости. Так я и ответила свекру, хотя где-то в глубине души и шевельнулась жалость к неудачливому поклоннику, ведь сложно ненавидеть того, кто тебя любит, даже с такими странными вывертами. Не стоило, конечно, ему пытаться добиться моей взаимности таким способом, но испуг прошел, а с ним и жажда мести этому мерзкому типу, который чуть не испортил жизнь нам с Риком, зато испортил себе. Мне было бы вполне достаточно больше его никогда не видеть.
Отец Рихарда еще поговорил немного о нашей безопасности и предложил переехать к нему, но мы с мужем переглянулись и дружно отказались – нам вдвоем и в нашей маленькой квартирке хорошо, пусть она и так высоко, что многие, поднявшись сюда, долго не могут отдышаться. Тогда инор Брайнер сказал, что охрана теперь будет ходить рядом с нами – мало ли что придет в голову Хайнриху-старшему. Настроение сразу испортилось. Если я про него забыла, это не значит, что и он забыл про меня. На свадьбе Барбары от него веяло неодобрением, а теперь, когда его сын вместо желаемой меня получил отдельную камеру в тюрьме, разозлится куда больше.
– Не выходите из дому, или делайте это как можно реже, – недовольный нашим отказам, свекор вводил все больше ограничений. – В ближайшие два дня у вас и необходимости для этого нет. Еду пришлю. И чтобы артефакты распознающие не снимали! – Грозно посмотрел он на нас.
Рихард весьма кисло согласился и заметил, что мы до прихода нежданного гостя мирно спали. И хоть он понимает беспокойство родного отца, но ему лично кажется не очень уместным столь позднее время визита. Мне показалось поведение мужа не слишком вежливым, для близких родственников можно найти слова и помягче, да и инор Брайнер, по всей видимости, обиделся, сухо попрощался и ушел.
– Рихард, зря ты так, – попеняла я. – Твой отец заботится о нас.
– Да уж, заботливости ему не занимать, – зло ответил муж, а я поняла, что он опять вспомнил про смерть матери.
– Рик, а как получилось, что твою маму отравили? – спросила я. – Или инор Брайнер раньше был не столь предусмотрительным?
– Она дома не носила кольцо-артефакт, – неохотно ответил Рихард. – Когда отец напоминал, смеялась и говорила, что ей там грозить ничего может. А оказалось, может.
– Ее отравили дома? – удивлению моему не было предела. – Но как? У такого инора, как твой отец, не может быть в близком окружении непроверенных людей.
– А их и не было. Подлил слуга, работавший в доме больше десяти лет. Отец предполагает, что он находился под ментальным воздействием, но точно определить не получилось, так как состояние найденного трупа оказалось таким, что… – Муж заметил мой испуг и не стал продолжать, а попытался перевести разговор на что-то более мирное: – Может, чай попьем, раз уж нас разбудили, а то все равно теперь не уснем?
Я даже ответить ничего не успела, как он взял чайник, набрал воды и поставил на плиту.
Пожалуй, чай сейчас будет не лишним. Потрясение от его рассказа было очень сильным. Раньше я не интересовалась делами, связанными с преступным применением магии, и представить не могла, что жену инора, занимающего столь высокий пост, отравили в собственном доме. Первое, чему нас учили в академии, – никогда не использовать свой Дар во вред людям. Преступления, совершаемые с помощью магии, очень редки и всегда показательно караются, причем в случае использования зелий наказывается и изготовитель, и тот, кто пускал их в дело. Жаль только, что до орков добраться и наказать нельзя – почти все их зелья у нас запрещены и шли контрабандой, отследить которую не всегда возможно. Радовало только, что орочья продукция чрезвычайно редка и, по слухам, стоила очень дорого. Интересно, во сколько обошлась Клаусу неудачная попытка заручиться моей взаимностью? Впрочем, даже если я его увижу, вряд ли у меня появится желание с ним говорить, а у него – ответить на этот вопрос, если я все же его задам.
Рихард не только приготовил чай, но и нарезал крупными кусками хлеб и копченый окорок, при взгляде на который я вспомнила, что за всеми этими тревогами мы не поужинали. Есть захотелось ужасно. Некоторое время мы молча жевали, а потом Рик глухо сказал:
– Я и целителем решил стать, чтобы никто и никогда больше не умер так, как мама. Но и сейчас я все так же бессилен перед шаманством, как и тогда. Маги все как один твердят, что против орочьих зелий помогают только орочьи зелья, а мы ничего сделать не можем.
– Но ведь инор Герхардт так не считает, – вспомнила я, – если уж предложил взяться за их исследования.
– Инор Герхардт исследует их уже лет двадцать и до сих пор не получил никакого результата, – пессимистично заметил Рихард.
Был он необычайно мрачен. Воспоминания о печальном прошлом заставили его совсем упасть духом.
– Но это не значит, что мы тоже ничего не добьемся, – горячо ответила я. – Рик, мы непременно что-то найдем. Смотри, я даже начало работе положила: купила книгу по орочьей магии. Это ее мы сегодня забирали у иноры Блау.
– Да? – без особого интереса сказал Рихард.
Он и, так и не поставив чашку на стол, взял принесенный нами томик и небрежно начал пролистывать. Но неожиданно увлекся и читал уже с большим интересом, пролистывая через страницу и стремясь явно что-то найти.
– Вот, – нашел он нужное. – «Воронка жизни» – по симптомам именно то, чем отравили маму. При отсутствии лечения, – зачитывал он вслух, – человек проживает не более пяти суток. Так и получилось, – с яростью сказал он. – А ведь отец мог спасти ее, – он перелистнул страницу и продолжил: – Полное излечение невозможно. Как невозможно? – потрясенно посмотрел он на меня. – Они же обещали… – и быстро начал читать дальше: – Можно только увеличить продолжительность агонии в среднем до пяти лет, если регулярно поить снадобьем «Заплатка на воронку». Но оставшееся время жизни зависит от многих обстоятельств: воля к жизни, состояние здоровья, возраст, пол. Некоторые люди, подвергшиеся воздействию зелья, проживали до семи лет после этого, но жизнь неумолимо покидала их тела когда по капле, а когда и мощным потоком.