– Что-то он не торопился стать женихом Ивонны, – скептически заметил Рихард.
– Они посватались почти сразу, – возразил папа. – Но отец сказал, что Иви сама выберет мужа, заставлять не будут, но она ни на кого и не смотрела все эти годы. А Клаус пытался, да, и цветы присылал, и подарки.
– Ничего такого не помню, – запротестовала я.
– Да где тебе помнить, – отмахнулся папа. – Ты у нас была вся в страданиях по утраченному жениху. По мне, так совершенно пустой инор, не то что его отец. И женитьба не исправила.
– А не наследует ли Ивонна что-то особенное? – выдвинул Рихард новое предположение. – Что-то, о чем узнал Клаус на помолвке.
– На тот момент в приданое входили только деньги, – ответил папа. – Никаких семейных реликвий, если вы об этом. Я не думаю, что Иви как-то связана со смертью моего отца.
Рихард предложил еще несколько вероятных причин убийства деда, но все они оказались несостоятельными: папа уже сам столько лет ломал над этим голову, что у него и причин было больше и объяснений, почему пришлось их отвергнуть.
– Да, самим не разобраться, – подытожил муж. – Надо обратиться к моему отцу.
– Рик, но тогда папу арестуют за убийство, – испуганно сказала я. – Просто обязаны это сделать. Нет никаких доказательств участия Хайнриха. Более того, этот инор может заявить, что и зелье взято не у него, а он только помогал покупать противоядие.
– Но ведь Хайнрих может шантажировать уже нас распиской твоего отца, – заметил Рихард.
– Я думаю, нужно обменять эту расписку на свободу Клауса. Уверена, инор Хайнрих согласится.
– Только с него нужно будет еще и взять обещание никогда больше не вмешиваться в вашу жизнь, – заметно повеселел папа.
– Мне это не нравится, – недовольно сказал Рихард. – Преступник должен быть наказан. А так мы освобождаем от ответственности обоих Хайнрихов.
Да что мне за дело до этих Хайнрихов, если я поняла, что мой отец не столь уж и виновен, как я боялась, да и вину свою сполна искупил за семь лет, прошедшие с того рокового дня?
Глава 26
Рихард пытался меня переубедить, но так как дело касалось моих родственников, я не уступила, хотя и чувствовала себя виноватой. Счастливый папа уехал договариваться с Хайнрихом-старшим, и уже следующим утром они вдвоем появились у нас. Отец Клауса окинул меня тяжелым неприязненным взглядом и сразу после приветствия довольно грубо сказал:
– А вы та еще штучка, инорита. Не постеснялись возвести гнусный поклеп на Клауса, чтобы обелить своего отца.
– Что вы говорите? Его поступку есть свидетели, – возмутилась я.
– Полноте врать, – презрительно бросил он. – Вот уж точно в папеньку пошли. Если бы вы действительно выпили зелье, то в моем приезде и нужды не было.
– Да я даже не выпила, ваш сын силой влил.
От несправедливых обвинений я задыхалась, но инор Хайнрих и не подумал устыдиться и извиниться.
– Ну да, ну да, – закивал он с мерзкой усмешкой, – силой влил орочье зелье. Кому вы врете, дорогуша? Повторюсь, если бы там было именно орочье зелье, то сейчас вы думали только о том, как попасть к Клаусу, а не как избавить своего отца от справедливого наказания.
Рихард успокаивающе взял меня за руку и возразил этому мерзкому типу:
– Жидкость исследовали в Сыске и в Центральной Гаэррской лечебнице. В обеих пробах подтвердили наличие орочьего любовного зелья.
– И где брали эти пробы? – скептически сказал так неприятный мне инор.
– Остатки на дне склянки и пятна на моем платье, – пояснила я.
– И что? Кто-то видел, что Клаус держал эту склянку в руках или проливал что-то вам на платье? – недовольно засопел отец Клауса. – Кто докажет, что внутрь вас попала хоть капля?
Я вспомнила, что инор Герхардт говорил про анализ крови, как один из вариантов определения, что же мне влили, и пожалела, что не сделали еще его: было бы что сейчас ответить.
– Я так понимаю, вы отказываетесь от предложения моей жены и озвучиваете аргументы, которые будут использоваться защитой? – холодно спросил Рихард.
– Если бы не скандал, который пагубно отразится на репутации семьи, я бы предпочел судебное разбирательство, – желчно ответил инор Хайнрих и смерил меня неприязненным взглядом. – Только вот, в связи с выяснившимися обстоятельствами о ваших новых родственниках, я сильно сомневаюсь, что решение будет честным. Поэтому вынужден уступить вашему гнусному шантажу.
– Не стройте из себя жертву, – не выдержала я. – Кто, как не вы, подсунул папе отраву?
– Я подсунул? – Он аж побагровел от злости. – Ваш отец, инорита, ее попросту украл.
– Зачем вы держали дома столь опасное зелье? – скептически спросил Рихард.
– Рассчитывал сделать противоядие. У меня обширная торговля с орками, а от них можно ожидать любой пакости. Надеялся обезопаситься. За огромные деньги достал по случаю, но стоило показать приобретение этому проходимцу, инору Бринкерхофу, как флакон тут же поменял хозяина.
Папа смущенно потупился, но промолчал.
– Противоядие? – недоуменно переспросила я.
– А что? – возмутился инор Хайнрих. – Вашему деду можно было этим заниматься, а мне нет? Думаете, у меня мастерства меньше?
– Дед ничем таким не занимался, – запротестовала я.
– Да неужели? Вы меня совсем дураком считаете? Я знаю, что он об этом особо никому не рассказывал, но со мной делился планами.
– Хорошо, предположим, что вы действительно не подсовывали отцу зелье, – пошла я на компромисс, – но вы же взяли с него письменное признание.
– А что оставалось делать? О том, что я владел таким опасным образцом, к тому времени знало уже несколько человек, а я не желал, чтобы меня еще и в убийстве обвинили!
– А деньги, которые вы брали за противоядие? – не сдавалась я.
Вот ведь гад, всему найдет объяснение. И я уже не знала, кому верить, тем более что отец стоял с совершенно потерянным видом и в разговор не вмешивался.
– Вы думаете, его бесплатно выдают? – возмутился инор Хайнрих. – Да эти орки, когда поняли, что деваться мне некуда, совершенно обнаглели. Иной раз и денег при себе столько не было, сколько они запрашивали. Скалят свои зеленые рожи в ухмылке и говорят, что все дорожает, составляющие редкие, а в долг они не торгуют.
На его лице было столь явное выражение оскорбленной честности, что я засомневалась, действительно ли он так виноват, как утверждает папа. Но тут вспомнила, что говорил инор Брайнер про этого типа, и все стало на свои места. Да, не имей инор Хайнрих такого дара убеждения, возможно, за решетку попал бы еще раньше сына. Его доводы казались столь неоспоримыми, что я почти уверилась, что оговорила бедного невиновного Клауса, хотя ужасы того дня еще живо стояли перед глазами. Но все же, кто знает, сколько доли правды в словах предполагаемого шантажиста, а сколько в папиных? Папина склонность недоговаривать или показывать ситуацию исключительно в выгодном для себя свете никогда не расцветала еще так ярко, как в последние годы. Единственное, в чем я твердо уверена: он не хотел смерти деда и пытался до последнего достать лекарство.
– Расписка при вас? – спросила я, желая как можно скорее покончить с этим делом.
– Да, – немного помедлив, ответил мой несостоявшийся тесть.
– Вы ее отдаете, после чего я иду и забираю заявление на вашего сына.
– А как я могу быть уверен, что вы не обманете? – подозрительно прищурился инор Хайнрих. – Я, видите ли, слишком хорошо знаю вашего отца, Ивонна. И вам не доверяю. Вы уже обманули нас, пообещав выйти за Клауса.
– Я вовсе не обещала выйти именно за вашего сына, – запротестовала я. – Я дала слово родным выйти замуж за определенный срок, при этом имени будущего мужа не прозвучало.
Я растерялась и посмотрела на Рихарда. Ужасно неприятно, что инор Хайнрих, давно вхожий в наш дом, может так говорить. Я ни разу не нарушила данное слово, и он не может этого не знать.
– Что вы предлагаете? – пришел на помощь муж.
– Пусть она напишет, что в поданном ею заявлении ложные сведения, – высокомерно заявил инор Хайнрих. – И я обменяю ее признание на признание ее отца. Это позволит мне быть уверенным в том, что мой сын не задержится под стражей.
– Ну знаете ли, этого не будет! – возмутился Рихард, в то время как я уже склонялась согласиться на предложение отца Клауса. – Чтобы у вас появилась возможность шантажировать уже мою жену?
– Пока что именно она меня шантажирует, – едко ответил этот негодяй. – И получается, что если я не отдам бумагу, доказывающую причастность инора Бринкерхофа к убийству его отца, так мой собственный сын, арестованный по навету этой неблагодарной особы, окажется за решеткой.
– И вовсе не по навету! – Возмущению моему не было предела. – Вы можете говорить что угодно про зелье, но то, что он меня против воли в экипаж забросил, видели многие.
– Он такой романтичный мальчик, – небрежно бросил инор Хайнрих. – Сказали ему поди, что мужа боитесь, вот он и устроил представление…
– Инор Хайнрих, либо вы отдаете нам записку, гм… компрометирующую моего тестя, и Ивонна отзывает жалобу на вашего сына, – решил пресечь это безобразие Рихард, – либо мы с женой идем к моему отцу и рассказываем эту увлекательную историю. Выбирайте.
Инор Хайних недовольно посмотрел на моего отца, тот пожал плечами, выражая свою полную непричастность к сложившейся ситуации. Хотелось бы знать, о чем они вообще договорились. Ведь молчаливый папа – это такая непривычная картина. Обычно он не дает никому рта открыть.
– Что решаете? – нетерпеливо спросилл муж. – Мне ужасно надоели представления, что ваши, что инора Бринкерхофа. Пора закрыть эту историю раз и навсегда.
– То есть расписку я с вас не получу? – обратился ко мне Хайнрих, игнорируя Рихарда.
– Нет, – ответила я. Если уж Рик считает, что так делать нельзя, стоит прислушаться к его мнению. – Вам придется поверить мне на слово.
– Тогда хоть расписку дайте, что заберете заявление, – недовольно пожевав губами, сказал отец Клауса. – Хотелось бы хоть каких-то гарантий.