Я вопросительно посмотрела на мужа, тот, немного помедлив, кивнул. Я написала бумагу под его диктовку, в которой указала, что обещаю забрать заявление у дознавателя. Инор Хайнрих обменял ее на признание моего отца. Папа подтвердил, что это именно то, что он писал. Я облегченно выдохнула, и мы отправились вызволять Хайнриха-младшего. К дознавателю пустили только меня, несмотря на возмущение Рихарда и инора Хайнриха. Папа умудрился отстать где-то по дороге.
– Как я могу быть уверенным, что она сделает все как надо? – вопрошал отец Клауса, насквозь прожигая меня неприязненным взглядом. – Уж отца-то потерпевшего можно пропустить.
– Преступника, – зло поправил его Рихард. – И у вас есть расписка моей жены.
Я не стала слушать их препирательства и отправилась в кабинет, где уже была в тот роковой день, когда Клаус столь опрометчиво попробовал привязать меня магией. Хотелось покончить с этим делом как можно быстрее и вернуться домой. Дознаватель не стал скрывать своего недовольства.
– Мы же предупреждали, не стоит писать заявление, инора Брайнер, – укорил он. – Я распоряжусь, чтобы инора Хайнриха немедленно привели.
– Видите ли, – смущенно сказала я, – выяснились некоторые обстоятельства, позволяющие более снисходительно отнестись к проступку инора Хайнриха. Но отношения к нему я не изменила и видеть его не желаю.
Дознаватель не поверил и отправил за Клаусом. Разговаривать с бывшим женихом я не планировала, поэтому подписала все нужные бумаги как можно быстрее и покинула кабинет, что не избавило от встречи в коридоре с этим рыжим наглецом. При виде меня он просиял от счастья и обрадованно сказал:
– Ивонна, долго же ты продержалась, я уже волноваться за тебя начал. А все ваше семейное упрямство. Но теперь все будет хорошо, и мы будем вместе.
Он даже попытался меня обнять. Я отшатнулась и процедила:
– Инор Хайнрих, все будет хорошо, если вы ко мне больше никогда и ни под каким видом не подойдете. Это входит в условия договора с вашим отцом.
Сказала и тут же с ужасом поняла, что это с отцом Клауса не обговорили. Он настолько заболтал нас, умудрившись поставить все с ног на голову, что я попросту забыла про условие невмешательства в нашу жизнь. Впрочем, теперь инор Хайнрих знает, кем является мой свекор, и, возможно, это немного отрезвит данное семейство.
– Но, Иви, этого не может быть, – неуверенно сказал Клаус, ища и не находя признаки интереса к себе на моем лице. – Ты должна была влюбиться.
– Видно, зелье тухлое досталось, – едко сказала я. – Не зря же вокруг вашего дома столько мух собралось – явно что-то испорченное учуяли.
По его лицу прошла судорога, рот искривился в злобной гримасе:
– Ты не можешь так поступить!
– Инор Хайнрих, образумьтесь, наконец. Я замужем. Я вам ничего не обещала. И для вас будет лучше навсегда обо мне забыть.
С этими словами я обогнула его и устремилась на выход, но всем телом чувствовала горячий, алчный взгляд Клауса. Похоже, то, что я постоянно ускользаю из его рыжих лап в самый последний момент, его только раззадоривало. Неосторожное поведение на свадьбе сестры позволило ему надеяться на мою благосклонность, и эта надежда подпитывалась желанием столь сильным, что поколебать ее было сложно. Я сухо сообщила инору Хайнриху, что сына его сейчас отпустят, и мы с Рихардом ушли. Молчал он недолго.
– Иви, а не может быть так, что история, рассказанная инором Бринкерхофом, все же не соответствует действительности?
– Рик, давай не будем об этом? – жалобно попросила я. – Я совсем запуталась, кто из них двоих врет. Но все же кажется, что это инор Хайнрих.
– А твой дед действительно искал противоядие к орочьим зельям? – спросил муж внезапно.
– Я такого не помню, – покачала я головой. – Дед не был склонен к дорогостоящим авантюрам. Я бы скорее поверила, что этим занималась бабушка. Вот она любила всяческие рискованные опыты.
– И умерла в результате одного из них?
– Да, за два года до болезни деда, – недовольно ответила я, но все же продолжила рассказ, – она перепутала флаконы, и как результат – отравилась полученным газом. Для алхимика главное – аккуратность, наша работа не прощает малейшей небрежности.
– А не могла она не сама перепутать? – небрежно спросил Рихард.
– Шутишь? В лабораторию никто посторонний не допускался.
– А лаборатория была при доме?
– Нет, конечно, – удивилась я. – На фабрике за городом. Кто устраивает такое в жилом доме? Это опасно.
– И что стало с лабораторией после смерти твоей бабушке? – продолжал допытываться муж.
– Дед ее запер и никого туда не пускал, – ответила я. – Ты думаешь, его смерть связана с исследованиями бабушки? Но он даже ее записями не интересовался, сжег пару тетрадок с запрещенными заклинаниями, и все на этом закончилось.
– Нужно выяснить, чем она занималась перед смертью, – задумчиво сказал Рихард. – Вдруг сохранились записи или рабочие дневники.
– Мы можем съездить в Корнин, – неуверенно предложила я. – Ключ от лаборатории у деда в кабинете. Только вот… Хайнрихи так и остаются проблемой.
– Их можно не извещать. Да и не думаю, что они что-то устроят в ближайшие несколько дней, – оптимистично сказал муж. – А посмотреть надо. Если инор Хайнрих уверен, что твой дед занимался противоядием к орочьим зельям, на чем-то ведь его уверенность основывалась?
Глава 27
Наша поездка в Корнин вызвала бурное негодование охранников, но запретить они не могли, да и уверена я: если Хайнрихи и строят планы мести, то приступать к ним не начнут прямо сейчас. Поэтому мы сели на ближайший дилижанс, в котором, к огромному удивлению, обнаружили папу.
– Иви? Куда это вы собрались? – подозрительно прищурился он. – Ехать сейчас куда-либо – форменный идиотизм.
Один из охранников выразительно хмыкнул, радуясь поддержке моего родителя. Но мы с Рихардом отступать от задуманного не собирались.
– Смотреть бабушкину лабораторию, – пояснила я.
– Зачем это?
Папа заволновался. Но почему? Если там и было что опасное, то за эти года благополучно развеялось.
– Иви такую же хочет, – любезно ответил муж. – Вот мне и интересно, чем она так запомнилась.
– Ой, да что там смотреть? – махнул рукой папа. – Туда уже почти десять лет никто не заглядывал. Как мой покойный батюшка закрыл, так и стоит. Разве что все в пыли: никто ж там не убирает. Нечего вам делать, только измажетесь, и все.
– Ничего, мы не убирать едем, только посмотреть, – успокоила я его.
– Смотрите, – равнодушно сказал папа, – все равно ничего не высмотрите. Нет там ничего.
В самом деле, что Рихард рассчитывает найти? Даже если смерть бабушки не несчастный случай, прошло столько времени, что не осталось никаких улик. Рабочие дневники, скорее всего, сожгли, как и тетрадки с запрещенными заклинаниями. Желание ехать в Корнин и так пропало, а если учесть, что придется это делать рядом с папой, которой только и ждет удобного случая, чтобы устроить пакость… Я взглянула на мужа, но он невозмутимо повел меня к свободным местам подальше от моего родителя, на которых мы с удобством устроились. Папа недовольно посмотрел, подвигал на голове шляпу взад-вперед и решил дать нам еще один шанс.
– Оставьте вы эту глупую затею, – увещевающе сказал он. – Лишние знания иногда очень вредны для здоровья.
– Это вы сейчас о чем, инор Бринкерхоф? – холодно спросил муж.
– Да так, рассуждения вслух.
– Может, вы вслух порассуждаете на другую тему? – предложил Рихард. – К примеру, о чем с инором Хайнрихом договорились?
Тут папа окончательно решил, что делать со шляпой: сдвинул на лицо и притворился, что собирается спать. Правда, не преминул заметить:
– Я без сна и отдыха бегаю по вашим делам, а с вашей стороны не то чтобы спасибо, даже элементарного уважения не дождешься. Вам, дети, должно быть стыдно.
Но нам стыдно почему-то не стало. Возможно, потому, что не мы его гоняли по своим делам, а он сам бегал из-за своей неосмотрительности. Если бы не расписка, выданная инору Хайнриху, не пришлось бы отзывать заявление, и Хайнрих-младший получил бы заслуженный срок. По освобождении пристыженным Клаус не выглядел, ни он, ни его отец так и не попросили прощения. Напротив, инор Хайнрих пытался обвинить в случившемся меня. Уверена, и на суде он говорил бы с таким же пылом, так что неизвестно, как бы этот самый суд закончился. Умеет инор повернуть все в свою пользу. Я вздохнула.
– Жалеешь о том, что поехали? – спросил Рихард.
– Да, думаю, зря мы это сделали.
– Возможно, – согласился он. – Но пока не проверим, не узнаем. И потом, там могут быть книги по орочьим зельям.
– А это-то вам зачем? – встрепенулся папа, притворившись, что проснулся. – Попытки влезть в орочьи дела не заканчиваются ничем хорошим.
– В орочьи дела мы не полезем, – ответила я. – Мне предложили тему орочьих зелий для практики.
– Иви, ты с ума сошла, откажись, – папа дернул головой так, что шляпа слетела и покатилась по проходу, но он даже не попытался ее поймать. – Дело это безнадежное, у тебя ничего не выйдет, завалишь практику. Что ты рассчитываешь найти такого, чего мэтры от магии не обнаружили раньше?
Папин пыл удивил. Раньше он не слишком интересовался моими успехами в учебе, да и темы практики его никогда не занимали.
– Вряд ли все так безнадежно. От меня не ожидают чего-то неожиданного, достаточно будет обычного исследования. Да и дали ее лишь потому, что Клаус напоил меня орочьей дрянью.
Но папа не согласился, всю дорогу пытался убедить принять правильное, по его мнению, решение. Мы переводили разговор на другое, но это было бесполезно: если уж родитель вбил себе что-то в голову, то это надолго, если не навсегда. Не прекратил он свои увещевания и тогда, когда мы перестали отвечать. Казалось, что он настолько увлекся, приводя все новые разнообразные доводы в пользу своей точки зрения, что продолжил бы этим заниматься и в полном одиночестве. Но чего-то ему не хватало, инор Хайнрих, надо признать, выглядел намного более убедительным.