– Кое-что знаю, – глядя в голубые, по-северному холодные глаза Иогана Дорицкого, Анжелика никак не могла понять, дразнит тот её или откровенно врёт. – Но вы ведь устали, виконтесса. Я не смею заставлять вас думать о политике после ночи верховой езды.
Анжелика, разумеется, не стала поправлять собеседника. Какое-то время смотрела на него молча, раздумывая, можно ли выманить у него ещё хотя бы крохи информации.
Иоган сделал первый ход.
– Уже завтра его высочество должны представить двору. Надеюсь, во время этой встречи мы с вами будем на одной стороне.
– Я тоже на это надеюсь, – искренне произнесла Анжелика и улыбнулась. Надо было быть полной дурой, чтобы желать оказаться с Дорицким по разные стороны. – А какая сторона – ваша?
– Моя сторона – это сторона Августории, – твёрдо ответил тот, но в следующее мгновение его лицо скрасила улыбка. – А не сторона каких-нибудь южных держав или хуже того – бродячих моряков.
Последние слова заставили волну мурашек пробежать по спине Анжелики, и подумалось ей почему-то совсем не о политике, а о недолгом ночном знакомстве. Поэтому, виконтессе потребовалось некоторое время, чтобы сосредоточиться на словах Дорицкого и сообразить, что они могут значить.
Её величество королева-мать, Мария-Терезия, до сих пор живущая и ныне здравствующая, вопреки прогнозам и проклятиям недоброжелателей, была родом из Франкона. В последние десятилетия отношения между южным соседом и Августорией были весьма тёплыми – во многом благодаря влиянию Марии. Очевидно, об этих связях и говорил Дорицкий и, очевидно также, он больше симпатизировал тем, кто недолюбливал Франкон.
Самой Анжелике, откровенно говоря, было всё равно. Её родители происходили из старинных августорских семей, и, если бы не её специфическая роль при короле, она могла бы пользоваться заслуженным уважением коренной знати – такой, как князь Иоган Дорицкий. Среди августорской партии при дворе не все одобряли безответственность короля в отношениях с женщинами, но все признавали, что если уж король выбрал себе кого-то – то лучшей кандидатки, чем виконтесса Кауниц-Добрянская, не сыскать.
С другой стороны, Анжелику всегда недолюбливала королева-мать. Под её неприязнью скрывались причины как политического, так и личного характера. Политические заключались в том, что Мария-Терезия, не без основания, считала: через фаворитку на короля влияют противники Франкона. Личные – в том, что, по мнению Марии, именно Анжелика была виновата в отказе Фридриха в очередной раз вступить в брак. Теперь, когда попрекать этим сына было уже бесполезно, можно было не сомневаться, что весь гнев королевы обрушится на опальную любовницу.
«Пока ещё не опальную», – напомнила себе Анжелика. «Если правильно выстроить линию поведения, то можно даже завоевать доверие нового короля. Ну, или же наоборот, избавиться от него. Ведь в самом деле – кто знает, чьё имя стоит в завещании?» Увы, Анжелика всё ещё не находила ни одного кандидата, при котором её собственное будущее было бы гарантировано спокойным.
В то же время, она пока не могла понять, захочет ли королева поддержать бастарда. С одной стороны, Анжелика много слышала о том, что именно благодаря Марии-Терезии Мерилин удалось завести этого ребёнка. С другой – в голове у неё плохо укладывалось, чтобы кто-то, принадлежащий к королевской семье, одобрил подобный душераздирающий мезальянс. Мерилин не только не была королевских кровей, не только не принадлежала к аристократии, она даже не относилась к числу благовоспитанных горожанок. «Да скорее, королевская семья согласилась бы признать сына короля от дворцовой служанки!», – думала Анжелика, постукивая пальцами по подлокотнику кресла. «И всё-таки, она его признает», – поняла она вдруг. «Как бы там ни было, а он её внук. И к тому же – наверняка ничего не смыслит в расстановке сил при дворе. Им будет легко вертеть, а Марии-Терезии только это и требуется от короля».
Анжелика вздохнула.
– Вы хотите, чтобы я помогла вам отыскать завещание, – заключила она.
– Если его существование пойдёт на благо Августории, – скромно признал Иоган.
– Само собой. Зачем нам завещание, которое работает против нас?
ГЛАВА 11. Претендент
– До нового года, – Мартин вздохнул. В принципе, чего-то подобного он и ожидал.
До сих пор Мартин был слишком маленьким, чтобы мать втягивала его в свои аферы, да к тому же, Мерилин слишком боялась рисковать своей главной драгоценностью. Потом же, едва ему исполнилось семнадцать – подался на юг, и за время путешествия больше вспоминал приятные моменты общения с ней. Теперь, когда Мартин видел мать наяву, он отчётливо вспоминал все авантюры, которые та пыталась устроить, чтобы вернуться ко двору. Одним из непременных условий выплаты содержания, которое отправлял ей королевский распорядитель, было то, что Мерилин оставит ремесло куртизанки. Но это не мешало ей подыскивать супруга или любовника среди высшей аристократии, играть с графами и князьями в опасные игры, то соблазнением, то шантажом пытаясь заставить их вернуть её во дворец.
И вот теперь, глядя в лживые, но такие родные глаза матери, Мартин понимал, что, едва ступив в столицу, по уши увяз в очередной её игре.
До сих пор ни одна из её авантюр не закончилась удачно. Иначе, конечно же, Мерилин давно бы уже достигла желаемого.
– Кто собирается нас убить? – только и уточнил Мартин.
– О, есть разные варианты! – Мерилин отвернулась от него и подошла ближе к камину, чтобы согреться. – Во-первых, конечно же, те, кого не устраивает завещание. Во-вторых, те, кто доверился нам и очень хочет, чтобы мы его нашли. Если завещание окажется бесполезным, они от нас избавятся.
– Они так и сказали?
– Немного другими словами.
– Завещание хотя бы настоящее? – с надеждой спросил Мартин. Ему и без того не хотелось становиться королём, а становиться королём по фальшивому завещанию – вдвойне.
Мерилин одарила его долгим взглядом.
– Я думаю, да, – сказала она.
Несколько секунд Мартин молчал, не находя слов, чтобы выразить свой восторг.
– А кто может нам помешать? – спросил он, после долгой паузы.
Мерилин торопливо повернулась к нему и, подойдя вплотную, положила руки Мартину на плечи.
– Милый, я тебе сейчас обо всех расскажу!
– Может, ещё и портреты покажешь? – буркнул Мартин, наблюдая, как мать отходит от него и направляется к книжному шкафу.
– Портретов, увы, нет, – со вздохом ответила Мерилин. – К тому же, я сама, пока что, не могу отправиться с тобой. Но это же двор, тебе в мгновение ока представят всех, скрыть своё имя никто не сможет.
– Ну… – поторопил её Мартин.
Мерилин достала с полки переплетённую бычьей кожей хозяйственную книгу, открыла на странице, выделенной шёлковой лентой и благоговейно вздохнула.
– Вот! – сказала она. – Начнём с главного! Виконтесса Кауниц-Добрянская, дочь графа Кауница и графини Добрянской. Выскочка, авантюристка, обманщица. Бывшая королевская фаворитка. Самая опасная из них всех! Ни в коем случае не подпускай её к себе!
– Вот какая мысль не даёт мне покоя, милейший князь… – пропела Анжелика, задумчиво покручивая в пальцах бокал с вином, которое Иоган заботливо разлил на двоих. – Почему вы считаете, что я могу вам помочь?
Иоган мягко улыбнулся, понукая её продолжать.
– Ведь я последний человек, которому Его Величество доверил бы своё завещание.
– Вы приумаляете свои достоинства.
– Вы думаете, я действительно могу знать, где оно?
– Ну… – Иоган задумчиво и мечтательно посмотрел в окно. – Я такой вариант допускаю. Но, даже если нет – никто так хорошо не знаком с покоями его величества, как вы. Простите мне, виконтесса, такую откровенность.
Анжелика хмыкнула и коснулась губами края бокала, но пить не стала. Она думала. Загадка была и вправду интересная.
– Если бы Фридрих написал завещание… – она запнулась и замолкла, решив, что остальную часть её мысли Иогану знать совсем не обязательно. «Если бы он это сделал… – закончила Анжелика про себя, – то уж точно не стал бы прятать завещание где-то во дворце. Какой в подобном смысл? Либо нужно было отдать его кому-то из приближённых, настолько уважаемому, чтобы его слово не посмели поставить под сомнение, либо… Либо то же самое, но искать нужно среди тех, кто находится далеко. Кто-то, кому Фридрих доверял. Пресвятой Иллюмин!» В этом месте Анжелику осенило, что Фридрих, в общем-то, не доверял никому, кроме, разве что, матери и её самой. Конечно, и это можно было назвать «доверием» со множеством оговорок, и всё же, других людей, настолько близких, чтобы отдать им настолько важную бумагу, у Фридриха не было. «Почему было не объявить о своей воле публично?..» – спросила себя Анжелика, и тут же нашла ответ: «Да именно потому, что он никому не доверял. Боялся, что стоит придать завещание огласке, как кто-нибудь захочет воплотить его в жизнь… Но кто же может быть этот человек? Надо думать, он скоро заявит о себе. Если, конечно, у него не будет причин вообще лишить завещание силы…»
Анжелика вздохнула. Больше не касаясь вина, она задумчиво разглядывала лицо князя Дорицкого. «Мне он ничего не оставлял… По крайней мере, я о подобном не знаю. Но, вот Иогану совсем ненужно знать, что я бесполезна. Возможно, он думает, что завещание у меня, и надеется подкупить меня, вынудив его уничтожить? Если, конечно, оно «не идёт на пользу Августории». Ума не приложу, чьё имя должно быть в него вписано, чтобы бумага устроила Дорицкого…»
– Я, безусловно, сделаю всё, что могу, – сказала она вслух, – чтобы принести пользу Августории. Прошу меня простить, Ваше Сиятельство, я действительно безумно устала. Мне хотелось бы поспать и привести себя в порядок перед знакомством с Его Высочеством.
Только когда двери за Дорицким закрылись, Анжелике пришла в голову ещё одна мысль. «Уж не думает ли он, что этой ночью я отправлялась на поиски завещания?..»
Когда ворота дворцового комплекса открылись перед Мартином, он испытал мгновенное, но очень сильной желание развернуть коня и пустить его в галоп. Аккуратно подстриженные кустарники, припорошенные белыми сугробами, казались копьями многочисленных врагов, выставленных ему навстречу. Придворные стояли по другую сторону ворот с такими лицами, как будто в следующую секунду собирались достать из-за спины дротики с ножами и единым порывом послать их в цель.