Кира открыла список. Через полчаса внимательного изучения расплывшихся под воздействием времени и влаги букв она разобрала фамилию, обведенную кружочком. Напротив нее значилось – Таганрог.
Глава восьмаяКульбит во времени
До того, кто не желает слушать, докричаться невозможно.
Он давно уже был на пенсии и ничего не писал. Работа журналиста осталась в далеком прошлом. Сейчас он с тоской вспоминал дедлайны, треп в курилке ни о чем, сменявшихся с завидной регулярностью секретарш, которые потрафляли вкусу Самого, ощущение молодости и сознания, что ты перевернешь мир. Казалось, еще немного – и ты выдашь такой материал, что получишь огромную премию, признание коллег, внимание женского пола… И деньги наконец-то станут копиться, а не улетать в черную дыру. Молодость была полна сладостных предчувствий, неудобств он не замечал, стойко их игнорировал. Не было ничего такого, чем бы он не пожертвовал ради острого репортажа.
– Слушай! – как-то сказала ему жена, проснувшись среди ночи, когда он ввалился в дом после двухдневной командировки. – Я больше так не могу. Ты живешь своей жизнью, совсем не замечая меня. Если честно – меня словно нет. Я для тебя пустое место. Иногда кажется, что ты призрак в моей жизни.
– Очень хороший призрак, – пробовал он шутить. От него пахло перегаром и духами. Эта Светочка была так назойлива. Так умильно на него смотрела, что он не устоял. Кажется, она работала на рыбокомбинате, куда он поехал делать интервью с директором… Или она была подругой замначальника цеха… Он уже не мог и вспомнить… Но сейчас образ Светочки стремительно испарялся под строгим взглядом жены.
– Ты хоть соображаешь, в каком ты сейчас виде?
– А что?
– Иди посмотри на себя в зеркало, – зло бросила она.
Сергей побрел в коридор, где стояло большое зеркало, доставшееся от бабки. На него глянула распухшая физиономия. С засосом на шее. «Ах, Светочка. Ах, озорница, – вспомнил он. – Зря она так. Я же сразу предупредил, что женатый человек. Чем я теперь буду оправдываться? Ничего, как всегда, изображу раскаяние… и все пройдет. Наташа простит. Не может не простить».
Но, войдя в комнату, он вдруг увидел, что жена уже облачилась в халат и собирает чемодан.
– Ты куда? – пискнул он.
– К маме. Потом подадим на развод.
– Что?
– Что слышал! Я больше не собираюсь так жить. Ты мотаешься черт знает где. А я сижу дома. То есть я не сижу, конечно, я работаю, но вечерами тебя нет. Потом твои частые командировки. Такое впечатление, что ты там, в своей редакции, самый безотказный. Сказали – и ты поехал. Остальные, наверное, как-то выкручиваются, ссылаются на семейные обстоятельства. Не летят по первому свистку начальства.
Это было чистой правдой. Он ехал в командировку при любой представившейся возможности. Ему нравилось отрываться от дома, знакомиться с новыми людьми. И – что греха таить – нравились невинные маленькие радости, которые он урывал в этих командировках. Наташа была нечто постоянное, стабильная величина, которая не подлежала никаким изменениям. А вот поди ж ты… и что теперь?
– Наташа! – Он встал и подошел к ней. – Натусенька! – И взял за руку.
Она решительно вырвалась и бросила, не глядя на него:
– Раньше надо было думать. Я сыта по горло тобой, твоей работой, командировками, безденежьем. Хотя, впрочем, это не главное. Главное, что тебя нет. И поэтому у нас нет детей, – припечатала она.
Это была тема, которой они старались не касаться. После шести лет брака дети не появились. Они сходили к врачу, проверились, но тот только развел руками, сказав, что никаких отклонений у супругов не находит и, соответственно, помочь ничем не может. Сначала Наташа плакала. Ходила к каким-то бабкам. Потом перестала. И вот…
– Натусенька! Хочешь, мы усыновим…
– Нет. Уже не хочу. – И уточнила: – С тобой не хочу.
– Наташа! – Голос прозвучал теперь жалобно. – Не надо! Давай попробуем все сначала…
– И это я уже слышала. Ты говоришь «сначала», а сам возвращаешься со следами от засосов. Твои дамы, наверное, очень пылкую любовь изображают.
– Нет… что ты…
– Сергей! Все! Мое решение окончательное и бесповоротное.
Да, она, Наташа, была человеком твердым, решительным. Когда-то это привлекло его в ней. Четкие черты лица, спортивная фигура. Задорный взгляд из-под челки. Умница. Ведущий инженер в своем КБ. На работе ее ценили, награждали премиями…
И все осталось в прошлом. Наташа ушла. А он стоял посереди комнаты, растерянно озираясь вокруг, как будто видел ее впервые. А потом подошел к кровати и рухнул на нее ничком, провалился в тяжелый сон.
Он остался один. Жизнь завертелась с прежней быстротой… Суета, беготня, срочные задания, командировки.
Как-то он встретил Наташу на улице. Она толкала перед собой коляску. Этого он не ожидал никак. Сделал шаг назад и с размаху вляпался в лужу. Она шла и не смотрела на него.
– Привет! – сказал он севшим голосом.
– Добрый день, – отчеканила она.
– С прибавлением тебя.
Она скользнула по нему небрежным взглядом:
– Спасибо.
– Как ты?
– Как видишь – прекрасно.
– Ну и замечательно. Я тоже. Меня недавно премировали путевкой в санаторий! – прокричал он ей вслед.
Только спустя несколько минут сообразил, как смешно и нелепо звучат его слова. Та встреча разбередила старые раны. Ведь думал, что уже забыл свою жену, ан нет, помнил, получается… И никакие Светочки-Танечки не могли выбить из памяти Наташу. С дуру, с досады через два месяца после встречи с бывшей, благополучно родившей и пребывавшей, судя по облику, в счастливом браке, он женился на Люде, бывшей однокласснице. Они не виделись лет пятнадцать, если не больше. Люда училась в Питере, там и вышла замуж, а когда развелась, то вернулась в Воронеж – ухаживать за старой матерью. Они столкнулись на улице случайно.
– Серега, ты? – кинулась к нему незнакомая женщина.
– Я, – опешил он. – А вы… кто?
– Люда, я Людмила Селиванова, – бойко ответила женщина. И тут он вспомнил Селиванову. Да, она сидела на последней парте и перебивалась с троек на двойки. В расплывшейся крашеной блондинке Сергей с трудом узнал тоненькую темноволосую девушку. А вот она узнала его сразу.
– Ну вспомнил?
– Да. Как жизнь?
– Стухла. Вот развелась и сюда приехала. За матерью теперь горшки надо выносить. Сын совсем от рук отбился. В десятый класс переходит.
Они незаметно дошли до его дома, он пригласил ее к себе. Дальше был спонтанный секс, который не принес никому удовольствия. Она таращила на него глаза. И натягивала на себя простыню. Потом – заплакала.
– Люд, ты чего? – Он погладил ее по плечу.
– Вернулась сюда как на пепелище. Жила в Питере – крупный культурный город. Как-никак вторая столица России. Все как у людей было: квартира, муж, сын. Работа неплохая. И тут как будто кто-то сглазил. Муж ушел к молодухе, как отрезал. Словно и не прожили мы с ним шестнадцать лет. Пришлось сюда возвращаться с сыном.
– Что же ты в Питере не осталась?
– Так квартира была не моя, а мужа, точнее, его мамаши. А он как сошелся с этой сучкой, так сразу нас выгнал на все четыре стороны. А тут что… Мать ворчит и орет постоянно. Мало того, что она едва ходит. Так еще и башкой повернутая. Все забывает, переспрашивает по нескольку раз. Говорит одно, делает другое.
– Ну, наладится как-нибудь. – пробормотал он, чтобы только утешить женщину.
– Куда там наладится… Сложилось так, что хуже не бывает. И за что мне только такая напасть?
– Бывает и хуже. Вот Игорь на первом этаже – здоровый мужик, попал в автокатастрофу. Теперь без ног. Инвалид. Жена бросила, работы нет. Спивается потихоньку. А ведь еще не старый. Даже сороковника нет. Вот ему хреново, поверь мне. А твоя жизнь образуется.
– Да кому я нужна? Стара уже. Все для меня закончилось.
– Ну хочешь, переезжай ко мне, – предложил он.
– Правда? – обрадовалась она. – Сегодня же вещи перенесу.
Жизнь у них не заладилась с самого начала. Людка устроилась на работу продавщицей в магазин, работы по инженерной специальности для нее не было. Кроме того, она постоянно бегала к матери и сыну Вадику. Тот категорически отказался переезжать к Сергею и жить с ними под одной крышей. Сергей и не настаивал. Ему тоже так было удобно. Получалось, что Людка была для него приходящей женой. Что вообще-то поначалу устраивало. А потом она стала его дико раздражать. Через год они разбежались. Вскоре Люда вышла за мужика из соседнего города и переехала туда, забрав мать и сына.
Он остался один. Ему было уже сорок лет. Жениться он больше не планировал, да и времена наступали такие, что отодвинули мысли о домашнем очаге на второй план. На работе назревали перемены. Начиналась перестройка, все бегали в поисках заработка. Коммерческие издания платили хорошо, но там требовались молодые да зубастые. Он к таким уже не относился. Постепенно его репортажи перестали брать, ставку понизили, а потом развели руками и сказали, что меняют формат, набирают новый штат и в его услугах больше не нуждаются. Это был удар под дых. Он не знал, что будет делать без журналистики. Он даже не заметил, как профессия стала его второй кожей. Его жизнью. И даже больше, чем жизнью. Он как-то криво улыбнулся. Заявил, что они не представляют, какого ценного кадра теряют. Не пройдет и пары дней, как его позовут назад.
В ответ ему ничего не сказали. Он пошел домой, напился, ждал, что его позовут. Но нет, не позвали, дали понять, что он процветающему газетно-журнальному холдингу не нужен. Его выбросили, как старую ветошь. Отбросили за ненадобностью. Им хорошо, они в шоколаде. А вот что делать ему? Он пил неделю не просыхая, потом взял себя в руки и отправился в другую газету, которую раньше презрительно называл «листиком». Там ему тоже отказали. Газета переживала трудные времена, финансирования не было, и поэтому никого в штат не брали, а тихо увольняли старые кадры, стараясь сохраниться любой ценой на рынке местных медиа. Тут он понял, что мир стал другим и шутки с ним плохи. Можно остаться у разбитого корыта – без работы и денег – и тихо помереть с голоду.