Он помнил, как журналист на какие-то мгновения поверил ему и воспарил над скучной обыденностью, как за его спиной выросли невидимые крылья, как он наслаждался этим моментом и как потом низвергнулся в бездну, именуемую реальностью. На минуту улыбка скользнула по его губам. Да, люди не привыкли думать по-другому, думать о том, что хоть как-то выходит за рамки стереотипов, которыми они привыкли жить. Он мог бы даровать им свободу и парение. Но этот дар был бы ими отвергнут. И поэтому все, что составляет тайну этого мира, – удел немногих. И сломать этот давно заведенный порядок пока никто не в силах…
Он откинулся в кресле. Он сидел иногда часами в темноте, пытаясь решить сложные задачи. В его уме, как ослепительные гроздья света, вспыхивали идеи, картины, образы, чертежи. Он не смог бы их сразу воплотить. Даже если бы рисовал с сумасшедшей скоростью. Его сознание с легкостью вскрывало во всей Вселенной то, что находилось за пеленой неизвестности. «Спали пелены с его глаз». Да, процесс пробуждения примерно таков, как говорится в этих потрясающих библейских строках…
Перед глазами мелькнуло странное видение. Машина, которая наезжает на него, как в замедленной съемке. Вспышка и мрак. Неужели очередное покушение на него увенчается успехом? Этого нельзя допустить. У него еще есть миссия на земле. Он не может взять и уйти в любой момент. «Можешь. Можешь, – раздался внутри его тонкий противный голос. – Кто остановит людей, которые захотят расправиться с тобой? Никто. Если пробил последний час, то к этому надо быть готовым».
Он ослабил воротничок рубашки. Ничего не хотелось. Он решил не выходить на улицу. Иногда на него нападал странный озноб. Его лихорадило, хотелось переждать дома, пересидеть это время. Не показываться людям. В такие минуты казалось, что с него содрана кожа и он наг и беззащитен.
Его часто называли красным Сен-Жерменом. Неуловимый Сен-Жермен… о котором все знали, но никто не мог сказать ничего определенного… Он был реальным человеком из плоти и крови – и все же был еще и мифом…
Удастся ли ему ускользнуть от тех, кто преследовал его в этот раз?
Он совсем близко ощущал присутствие чужих. Он оставил много учеников. Кто-то из них был писателем, кто-то художником, но все они раздвигали границы существующего мира.
Какие они все замечательные! Он покачал головой. Ну откуда, откуда с утра такое неприятное состояние. Сосет под ложечкой, и все…
Он здесь… здесь… он словно слышал этот шепот. Неужели конец? Ему всю жизнь приходилось прятаться.
Он вспомнил свою беспокойную юность, когда он ощущал чувство парения и восторга, когда придумывал что-то новое и верил, что век авиации только наступает. Он хотел придумать самолет-невидимку, и ему это удалось. Такой самолет не мог пойти в серийное производство. И он это прекрасно понимал. Как и то, что многие его разработки будут воплощены другими людьми, и почти с этим смирился. «Неизвестный… неизвестный никому…» – прошептал он. Иногда казалось, он не знал самого себя, своих мыслей и чувств. Он и самому себе казался пришельцем из далекой Галактики. Пришельцем, который везде чувствует себя чужим… Непонятым. Он меньше всего хотел упрекать судьбу или жаловаться на нее. Он прожил прекрасную, удивительную жизнь, в которой было все. Он не имел никакого права предъявлять кому-либо претензии. Только самому себе…
Он часто сидел в квартире с зашторенными окнами. Ему нравилась прохладная темнота. В сумраке легче думалось, сильнее работало воображение.
И еще один разговор, который состоялся недавно, он вспомнил. Для него он был недавно. А на самом деле тому миновало уже два года.
Собеседник пришел к нему на квартиру. Он пару раз встречался с ним и каждый раз испытывал чувство тревоги и безнадежности, что с ним случалось довольно редко.
Вот и сейчас при его появлении он невольно повел плечами.
А его собеседник как ни в чем не бывало уселся в кресло.
Какое-то время они молчали.
– Погода не меняется.
– Ради бога! – взорвался он. – При чем здесь погода?
– Вы правы, ни при чем. Я, в сущности, буду краток. Вам необходимо свернуть вашу деятельность. И чем скорее, тем лучше. Образно говоря, она вышла из берегов. И надо загнать ее обратно.
– А если я откажусь?
– Тогда… Ход истории пошел в другую сторону, и с этим надо считаться.
– Вы выиграли этот тайм.
– Будут и другие выигранные партии.
– Не всегда. Я бы не был столь категоричен.
– А я бы на вашем месте не был столь уверен в собственных силах. Вы проиграли. Признайтесь в этом.
– И не подумаю.
– Вы всегда были упрямы. И это вас в конечном итоге погубит.
– Не факт.
– Ну вот видите, мы никак не можем найти с вами общий язык. Вы упрямы и категоричны. А наше время требует гибкости.
– Гибкость означает бесхребетность.
– Я бы назвал ее выживаемостью.
– Очень обтекаемо.
Его гость ерзал в кресле, стараясь устроиться поудобнее. Он знал, что это всего лишь посланец. И передает он волю других.
– Как вы попали в Москву?
– Это было нетрудно. Для меня, – подчеркнул его собеседник.
Он смотрел на него внимательно. Англичанин? Немец? Француз… Кем он был? Все же, наверное, англичанин.
– В который раз мы встречаемся с вами?
– Это неважно.
– Но все же…
– Не помню.
– У вас плохая память.
– У меня отличная память… но я стараюсь не помнить то, что не нужно… а не нужно мне многое.
– Наш разговор приобретает странный характер. Вы не находите?
– Ничуть. Так и должно быть… У вас хорошая квартира.
Он не удержался от шутки:
– Особенно если из нее можно попасть в другое измерение.
В глазах собеседника блеснул странный огонек:
– А так можно?
– Видите… вы сомневаетесь, а я – нет… я просто уверен в этом…
– И как? – Собеседник осмотрелся вокруг, словно сейчас, сию минуту, квартира на его глазах раздвинется и все они окажутся в другом мире…
– Ну… разве можно выкладывать все карты на стол?
– Ваша скрытность может вам очень дорого обойтись.
– Вы мне угрожаете?
– Предупреждаю.
Возникла пауза.
– Полагаю, что наш разговор окончен.
После ухода гостя он сидел еще какое-то время с закрытыми глазами. Звонок в дверь вывел его из этого состояния. Он пошел открывать. На пороге стоял его ученик. Петр Васильевич Деревянин.
– А, Петр… проходи…
– Я стоял и звонил десять минут, – виноватым голосом сказал он. – Подумал, что вы куда-то ушли. Хотя мы уславливались на это время.
– Я, видимо, задремал…
– Вы хорошо себя чувствуете.
– Вполне.
– Вы так бледны. Может быть, вам не хватает воздуха…
– Может быть… Открой, пожалуйста, окно.
Ворвавшийся свежий воздух привел его в чувство.
– Похоже, чаще нужно гулять. Я, старый крот, забился в свою нору. А для здоровья нужно делать регулярный моцион, не забывать об этом… Садись, Петр…
С минуту-другую он смотрел на своего ученика. Талантлив, изобретателен, работоспособен. Хорошая семья… сын… он как-то встречался с ними в парке.
Но что ждет его дальше… ведь скоро все изменится…
– Петр! Я позвал тебя, потому что хочу поговорить…
– Поговорить? – Его ученик непонимающе смотрит на него.
Господи! как ему сказать, чтобы не испугать, как аккуратно подвести к тому, что… Но вместо длинного предисловия он сказал просто:
– Я в любой момент умру…
– Не думайте об этом, прошу вас…
Он еще не знает, что смерть – это только начало…
– Нет, подумать я должен. Я должен попросить тебя вот о чем… я хочу свои бумаги, неоконченные наброски, проекты оставить вам, моим ученикам… Но оставить так, чтобы никто ничего не знал – только вы. И были хранителями моего наследства. Прошу держать все в тайне… никогда… никому… даже родным. Только если перед смертью. Но лучше тогда все же отдать своим… Придет время – и все наши наработки будут востребованы. Им найдется применение. Обязательно. Важно только сберечь этот архив. Нельзя, чтобы он попал в чужие руки. Понимаешь меня?
– Да.
– Я рад. Часть архива я отдам Степанцову. Часть Аните. – По его губам промелькнуло подобие улыбки. – Анита… Присматривайте за ней, берегите ее. Прошу…
– Конечно…
Он встал, подошел к столу, выдвинул ящик и достал оттуда папку.
– На. Возьми и спрячь. И храни обо всем молчание. Ты же Петр – значит, камень.
– Понял. Спасибо. – И Петр Деревянин наклонил голову.
Он понимал, что за ним придут другие, более отчаянные, более яростные. Те, кто в конечном итоге и перевернет мир. И он, мир, станет другим – более зрелым, более осознанным. Никто не будет конкурировать с ближним и дальним – напротив, все сольются во всеобщей гармонии. Так и будет…
Он встал с кресла, пошатнулся, провел рукой по лбу. Кажется, сегодня я встречусь с неизбежным… И его глаза расширились, он приготовился к неминуемому.
– Гуджарап!
– Да.
– Ты больше никуда не уедешь?
– Ммм, а к чему этот вопрос?
– Просто интересуюсь.
– Ни к чему такие провокационные вопросы, сказал бы я.
– Обычные. Я приготовила мясное рагу.
– Отлично. – Он встал с дивана и потянулся. Потом привлек ее к себе, зарылся в волосы. – Мне так нравится… – прошептал он на ухо. Но фразу не закончил.
Зазвонил телефон. Серафима выскользнула из объятий и, балансируя на одной ноге, дотянулась до телефона на тумбочке и подала его Леонарду – вот…
– Важный звонок, – прошептал он.
Поговорив несколько минут, он повернулся к Серафиме:
– Некоторые данные по итальянскому следу. По нашей Анжеле. Может быть, разгадка уже близка?
Глава шестнадцатаяСолнце розового моря
Ты станешь свободен, как эти орлы,
И, жизнь начиная сначала,
Увидишь с крутой и высокой скалы,