В заводе-поселке Тугур тушу разделывали и превращали в бочки с жиром и тонны консервов китового мяса. В путину Дымов с каждого судна имел пятнадцать тысяч долларов в месяц чистой прибыли, тогда как конкуренты от четырех до шести тысяч. Успех предприятия был налицо. Дымов уже придумал, как сократить время на разделывание туши и спроектировал специальное судно для первичной разделки кита в море, своего рода плавучий рыбный завод. Когда он просчитал первый месяц его работы, получалась экономия времени в целых три месяца. Значит, каждое судно за счет сохранения времени добудет еще до пятнадцати китов в месяц. Получались огромные деньги за счет всего лишь правильного распределения сил и средств. Николаю нравилась такая работа. Он представлял себя командующим военной эскадрой, которая ушла в самостоятельное плавание от родных берегов на долгие годы. Единственным уставом для командира была его совесть. Так продолжалось до тех пор, пока не мешали свои же российские чиновники. Судьба его берегла, но всему когда-нибудь приходит конец. Беда пришла, когда ее не ждали.
24 января 1864 года на День святого Феодосия Весняка погода выдалась необычно морозной. По приметам, к затяжной зиме, означающей в этих краях позднюю навигацию. Не в апреле, а к середине мая. В эту зиму вся флотилия, состоящая уже из восьми китобойных судов, зимовала в Тугуре. Поселок прирастал новыми строениями, а количество жителей с экипажами судов было больше, чем во взятых вместе Охотске с Аяном. Полиция, суды и другие атрибуты государства здесь отсутствовали. Поселком управляла выбранная администрация из трех человек, а ее главу назначал лично Дымов. Острено от губернатора добился для русской компании особых льгот, заключающихся в освобождении от налогов и таможенных пошлин в течение пяти лет. В условиях порто-франко особенно бурно начала развиваться торговля, которую взял под свой контроль их же акционер, якутский купец. Самодостаточность не для всех оказалась удобной.
Дымов планировал пригласить Маттенена, Чайковского и купца как равноправных хозяев бизнеса, обсудить перспективы успешно развивающегося дела. Но встреча отложилась: на оленях прибыл начальник аянской фактории капитан-лейтенант Аксенов в сопровождении полицейского. Дымов за делами успел позабыть о самом существовании однокашника по штурманскому классу Морского корпуса, да и тот за три последних года не напоминал о себе, несмотря на близкое соседство. О цели прибытия начальников догадаться было несложно: три месяца назад поздней осенью в поселке произошло убийство. Любовник зарубил топором мужа, когда тот пришел требовать бутылку водки. Оказалось, бывший каторжник сдавал жену в аренду за спиртное. История для мест с испорченными нравами обычная. Моряк попытался успокоить арендатора, объясняя, что тот поступает несправедливо, требуя дополнительную плату. Когда доводы исчерпал, одним ударом флешнерного ножа отрубил несчастному голову. Дымова возмутило другое: женщина последовала за непутевым мужем на каторгу, лишь бы находиться рядом с любимым, а получила в награду еще большее унижение. В поселке Дымов сам судил и миловал. Постановил взять преступника под домашний арест, а с началом навигации отправить в море. Тот оказался гарпунером с одного из китобойных судов флотилии. К тому же в душе Николай одобрял поступок моряка, избавившего женщину он мужчины, заставляющего ее заниматься проституцией.
Но Дымов ошибся, гадая о причине визита Аксенова. Под обвинение попал он сам, и совсем по другому поводу. Полицейский положил перед ним постановление Главного военно-морского судьи, вице-адмирала Завойко. Предписывалось провести расследование по фактам, случившимся в 1859 году: о капитане первого ранга Острено, самовольно передавшем конфискованное у англичан браконьерское судно в частную китобойную компанию «Тугур» и об отставном прапорщике Дымове, в течение полугода, до официальной отставки, занимавшемся предпринимательством в ущерб военной службе. Постановление заканчивалось грозным решением о взыскании с виновных в пользу государства суммы нанесенного ущерба в двукратном размере и их наказании.
Николай наотрез отказался отвечать на вопросы полицейского, а Аксенову сказал:
– Все, что здесь написано, неправда, за исключением одного. Я в самом деле, не дождавшись официального решения о своем увольнении, с головой ушел в китовый бизнес. Но денежное довольствие по старому месту службы отказался получать, о чем есть расписка. Насчет конфискованного судна. Острено передал в создающуюся русскую китобойную компанию конфискованное браконьерское судно с передачей нам функций береговой охраны. С чем, как вы сегодня видите, мы успешно справились. Браконьеры боятся появляться у русских берегов!
– Дорогой Николай, не воспринимай так болезненно постановление Завойко, – дружески улыбаясь, успокаивал Аксенов, – то лишь постановление о производстве расследования, которое мне поручено. Учитывая нашу гардемаринскую дружбу, уважение к твоей семье, постараюсь замять дело.
– Постой, Николай Григорьевич, – возмутился Дымов, – дела никакого нет! Во-вторых, подтверждающие нашу с Острено невиновность документы имеются.
– Николай, – еще любезнее произнес Аксенов, – на твоем бывшем корабле «Восток», к сожалению, расписка отсутствует. Есть на то письменное подтверждение лейтенанта Овсянкина. Сие означает: получал ты денежное довольствие, а на самом деле службой не занимался. Ты же сейчас сам это устно подтвердил!
Аксенов, устало вздохнув, положил перед ним листок с подписью его бывшего командира. Николай равнодушно отвернулся. За спиной стояла Лиза. Ему стало обидно за свою беспомощность, невозможность доказать невиновность при любимой женщине. Все это унизительно! «Гордился бескомпромиссным отстаиванием справедливости и правды, а самого представили подлецом», – не находя аргументов для отпора, подумал Дымов. Архивов он не держал. Николай Григорьевич с состраданием виновато улыбнулся. Мочки ушей его покраснели, как переспевшие вишенки. Врать ему было не привыкать.
– Друзья, – так же ласково и вкрадчиво продолжал Николай Григорьевич, – вынужден огорчить, но придется наложить сегодня же арест на судно.
Он виновато посмотрел на Лизу:
– У вас же в заливе стоит целая рыболовецкая эскадра. И она ваша! Только одно судно, называемое «Лейтенант Бошняк», придется вернуть государству, заплатив штраф за незаконное его использование. Не стоит из-за таких пустяков расстраиваться! Подпишите документ о своем согласии.
Глаза предательски замаслились, извинительная улыбка пропала. Николай Григорьевич преобразился в того, кем он был на самом деле – в начальника приморской фактории, наделенного большей властью, чем Дымов. И этой властью он пользовался по своему усмотрению, путая интересы государства с личными. Ему было важно не только поставить на место зарвавшегося предпринимателя, возомнившего себя легендарным купцом Шелеховым, но и поживиться от его баснословных доходов.
Николай не видел, как в другую комнату вышла жена, но разгадал хитрый ход вчерашнего товарища. Подписание согласия о возврате судна и штрафа за его использование означает признание вины! Разговор как-то замялся, и мужчины, пряча взгляды в чайные чашки, молчали. Шурша платьем, в комнату энергично ворвалась Лиза. Ни слова не говоря, положила перед Аксеновым бумаги. Чем внимательнее в них вчитывался «дознаватель», тем пунцовее становилось его лицо, а мочки ушей мертвецки белели. Николай увидел в его глазах забытый оловянный взгляд Горчакова. Только сейчас понял, так сквозь тебя смотрят люди, готовые на любые преступления ради своей выгоды. То было выданное Дымову решение Острено о передаче в китобойную компанию конфискованного судна, написанное собственноручно, с инструкцией по борьбе с браконьерством. Николай благодарно улыбнулся жене. Ее лицо побледнело и выражало страдание. Аксенов попытался забрать спасательный документ. Все хорошо понимали: его наличие снимает обвинение с Острено, но не отменяет решения «передать судно государству».
– Я нашла и второй документ, подписанный лейтенантом Овсянкиным, – срывающимся от волнения голосом проговорила Лиза, – он подтверждает также невиновность моего мужа! Представленный вами документ, якобы от того же Овсянкина, является самой настоящей подделкой! Николай на самом деле не получал с того момента денежного довольствия корабельного офицера. И попытка судить его за растрату государственных средств – самый настоящий подстроенный обман.
Николай своевременно заметил попытку Аксенова спрятать «поддельный документ», и выхватил бумагу из его рук.
Высокомерное выражение лица Николая Григорьевича Аксенова стало растерянным. Он явно не ожидал такого мощного отпора и наглости, с какой «подследственный» отберет у него состряпанное обвинение. Без него уголовное дело в отношении Дымова разваливалось само собой. Но оставался еще Острено. Его, как высокопоставленного сообщника, за передачу судна можно еще обвинить в умышленном сговоре с бизнесменом Дымовым с целью извлечения прибыли от принадлежащего государству конфискованного судна. Налицо громкий уголовный процесс о коррумпированности высоких должностных лиц, означающий для Аксенова новую звездочку на погонах и очередную должность.
«Следователи» нехотя поднялись и начали одеваться.
– Постойте, – остановил их Николай, – я дам распоряжение подготовить вас в дорогу, собрать продукты и корм оленям. Переждите в соседней комнате.
На следующее утро Аксенов и полицейский уехали обратно в Аян. Сразу же за ними, встревоженные визитом незваных гостей, Маттенен, Чайковский и третий акционер ввалились в дом к Дымову. Лиза встретила друзей радушно. Она и сама хотела предложить Николаю по случаю «маленькой победы» собрать их на пироги. Тесто поставила с вечера, втайне от мужа. После случившегося она еще больше уважала Николая и стремилась показать свое особое отношение к нему.
Обедали жареной олениной. Маттенен потом долго ковырялся в зубах вилкой. Разжеванное до белизны сухожилие смачно выплюнул в широченную ладонь. С убежденностью проговорил: