– А какая разница? – посмотрела она на меня на самом деле осоловевшим взглядом.
– Вообще-то разница есть. Если от тебя мужик уходит к другой женщине – одно дело, если мужик отправляется в эмиграцию искать лучшей доли, чтобы в дальнейшем вызвать тебя к себе, – совсем другое.
Пьяная тетка подперла щеку кулаком, задумалась, потом посмотрела на меня более осмысленно.
– Игорюха точно что-то про Америку говорил, – кивнула она. – Я как-то мимо ушей пропустила. Но где Америка и где мы?
– У него есть загранпаспорт?
– Чего? – Хозяйка дома хлопнула глазами. – Я не уверена, что у него и такой-то есть, ну в смысле обычный.
– Чем занимался ваш муж? – вежливо спросила я.
Тетка внимательно посмотрела на меня (трезвым взглядом!), потом вдруг сразу же стала изображать упившуюся вдрызг.
«Как интересно», – подумала я.
Поняв, что больше я здесь никакой информации не получу (по крайней мере пока), я кивнула Пашке, и мы дом покинули.
Однако пока мы шли к моей машине, оставленной на некотором удалении от дома, из кустов выпрыгнула странная личность мужского пола – патлатая, бородатая, одетая не по погоде. Это был мужичок маленького роста и опять же неопределенного возраста, как и другие гости в доме Игорюхи и Люськи. На нем было старое пальто, порванное в нескольких местах, с воротником из искусственного меха, хотя для такого пальто было еще рановато. Из-под пальто торчали старые треники, когда-то розовый свитер с Микки-Маусом, на ногах были раздолбанные ботинки без шнурков, явно большего размера, чем нужно, но мужичок приспособился в них ловко передвигаться. А как от него пахло… Всеми городскими помойками, вместе взятыми, и давно не мытым телом в придачу.
Он поманил меня пальцем.
– Что? – спросила я, останавливаясь на дороге.
– Они меня не должны видеть, – он мотнул головой в сторону дома, который мы с Пашкой только что покинули. – У меня с ними война. Иди сюда за куст. Кое-что тебе расскажу.
Стараясь не показывать, что у меня поднимается тошнота (зачем обижать информаторов?), я все-таки зашла за куст. Пашка включил камеру. К моему большому удивлению, мы с оператором увидели некое подобие шалаша, из которого, как оказалось, наш информатор вел наблюдение. Не знаю уж, откуда тут взялся стог сена, возможно, мужичонка его сам сюда и перетащил. В стоге было проделано углубление, откуда торчало грязное ватное одеяло, из одеяла, в свою очередь, торчала грязная вата. Да тут сплошные наблюдатели, как я посмотрю!
– Ну? – спросила я, быстро оглядевшись.
– Пятьсот рублей дашь?
– Смотря на сколько наговоришь.
– В общем, так. Игорюха – вор. Мастер.
– В смысле – вор высокого класса?
Мужичонка кивнул.
– Он работает только под заказ. У него есть хозяин. То есть хозяину что-то нужно – он вызывает Игорюху. Игорюха много лет не попадался, но и на старуху бывает проруха. Сама понимаешь.
– Его выкупил хозяин? – уточнила я.
– Ну не Люська же! Люська – пьянь, хотя хозяйка хорошая. Игорюха деревенский. Они с Люськой на самом деле много чего сажают, поросят держат. Не всякая женщина сейчас согласится в деревне жить. Все в город хотят, в цивилизацию! А Люське тут хорошо. И Игорюхе тут хорошо. Они оба не хотят в городе жить. В общем, люди нашли друг друга.
– А теперь где Игорюха?
Мужичонка развел руками.
– Но хоть жив?
– А кто ж такого мастера убивать будет? Хозяин у него хороший. Явно его где-то поселил, чтобы бурю пересидеть.
– Сюда кто приезжал? Кто привез спиртное?
– Мужик приезжал.
Ну вообще-то я догадывалась, что не женщина…
– Один?
Мужичонка кивнул.
– Машина какая?
– Наши «Жигули». Старые. Я смотрел, как они с Люськой сумки с бутылками в дом таскали. Я понять не мог зачем? Что там такое намечается?
– Игорюха не приезжал?
– Не видел я.
– Вы здесь постоянно дежурите?
– В последние дни. Я вообще – свободный человек. Сегодня здесь живу, завтра – там. И все свое ношу с собой.
Я попросила описать мужика, который привез бутылки. По словам моего собеседника, тот был коротко стрижен, но с маленькой бородкой, одет опрятно, но в простые брюки и кожаную куртку. Полноват. Ничего примечательного. Роста высокого, где-то к метру восьмидесяти.
Высокий, полноватый, даже скорее тучный мужчина мне вспомнился всего один – Артур Рубенович Галустьян. Бородку, правда, он не носил, но могла быть накладная – на всякий случай. Но стал бы он приезжать сюда? И неужели он ездит на «Жигулях»? Хотя это может быть запасная машина как раз для таких вот выездов… И внешне Галустьян не очень-то похож на типичного армянина… Возможно, у него есть и русские корни. И вообще он может быть полукровкой.
– Во внешности есть что-то восточное?
Мужичонка задумался.
– Пожалуй, да, – сказал он наконец.
– Пойдемте к моей машине, – позвала я мужичонку. Я хотела показать ему фотографию Галустьяна. Занимаясь каким-то делом, я обычно вожу с собой снимки фигурантов. Мало ли кому предъявить понадобится.
Мужичонка долго вертел снимок в руке.
– Не знаю, – сказал он наконец. – Может, он, а может, и не он. Врать не буду. Но этот вроде бы старше. Тот моложе был. Или мне так показалось.
– Раньше вы этого человека когда-нибудь видели?
Мужичонка покачал головой.
– Вы знаете, что воровал Игорюха?
– Что закажут.
– В дом он что-то приносил? Вы что-то из украденного видели?
– Не-а…
– А почему вы дежурите перед домом?
– Меня не пригласили. А я решил кому-нибудь продать то, что увижу.
И мужичонка хитро посмотрел на меня. Я вручила ему пятьсот рублей.
– Долго думаете еще оставаться на боевом посту?
– Пока они все там в доме и дожди не начались – посижу. Мало ли еще кто-то приедет… И вы приезжайте. Что-то новое будет – расскажу.
Глава 20
– Как ты думаешь, этого мужичка тут кто-то специально посадил или он все-таки по своей инициативе? – спросил Пашка, когда мы немного отъехали от поселка.
– Трудно сказать… Он может быть обижен – раз его не позвали на пир – и поэтому мстит. Но может быть и так, что все это – маскарадный костюм наблюдателя.
В этот момент зазвонил телефон. Взглянув на дисплей, я немного удивилась, хотя чему удивляться-то? С моей работой и моей жизнью нужно давно прекратить это дело.
Звонил Иван Захарович Сухоруков[3]. Иван Захарович – личность в нашем городе известная, да и не только в городе. В наше время в нашей стране трудно работать, не имея покровителя – по крайней мере в тех сферах, в которых тружусь я. И моим покровителем является именно Сухоруков, старый вор в законе, который хочет память о себе на века оставить. Денег он заработал на много поколений вперед (хотя, несмотря на солидный возраст, никогда не был женат, и детей у него нет, но женщин любит, и только женщин), все в жизни перепробовал, включая не одну пятилетку в строгой изоляции, добился всего, чего хотел и о чем в молодые годы даже помыслить не мог. У него несколько официальных предприятий, а сам представляется банкиром. Банк на самом деле есть. И вообще много чего есть. Но Ивану Захаровичу скучно, поэтому он регулярно выступает с какими-то инициативами, причем самыми необычными. И я его развлекаю – как он говорит. По его словам, жизнь без меня и моих выходок была бы гораздо скучнее… Поэтому он меня и любит.
Мне повезло – я не интересую Ивана Захаровича как женщина. Вот если бы я поправилась килограммов на пятьдесят… Я невысокого роста, худая, совсем не во вкусе известного мецената! Я не могу сказать, что он относится ко мне как к дочери, которой у него никогда не было. Мне вообще сложно определить его точное отношение ко мне. Но он объявил меня своим пресс-атташе, и я уже который год освещаю его инициативы. Народу они страшно нравятся, и передачи об Иване Захаровиче и его инициативах имеют бешеный рейтинг, тираж «Невских новостей» растет. Мне Иван Захарович обеспечивает немало фактуры для статей и репортажей. Где бы еще я взяла такой материал?!
Но… Я точно знаю, о чем говорить нельзя. И знаю, как нужно представить очередную инициативу. И вообще знаю, что нельзя выходить за определенные рамки, иначе…
Интересно, что известный меценат придумал на этот раз?
– Добрый день, Иван Захарович! – бодрым голосом сказала я в трубку. Пашка изобразил на лице немой вопрос. Я кивнула.
Но звонил не сам Иван Захарович, а мой бывший сожитель Виталя, правая рука Ивана Захаровича. В общем, у меня тесные связи с этим коллективом, или как там их следовало бы называть. Но остановимся на «коллективе», а то еще не понравится людям… Тем более у нас теперь «русской мафии» вроде бы больше нет. Девяностые годы закончились. Я сама, работая криминальным репортером, иногда затрудняюсь с определениями того, что теперь есть. Правда, со всей определенностью могу сказать: в девяностые годы были более понятные и более честные правила игры. Хотя и трупов было значительно больше. Но чиновников меньше.
– Ты где? – без сантиментов и комплиментов спросил Виталя.
Я назвала шоссе, по которому ехала.
– Из города или в город?
– Возвращаюсь в холдинг.
– Тебе туда обязательно или к нам заедешь?
Виталя постоянно проживал в огромном загородном особняке Ивана Захаровича, хотя оба имели городские квартиры. Возможно, не по одной на брата. Точно не знаю. Никогда не спрашивала. Не мое дело.
– А есть смысл?
– Ну, давно не виделись. Мы тебя вкусно накормим, как всегда. Ты же знаешь, какой хлебосольный хозяин Иван Захарович, а ты небось сегодня только какой-нибудь бутерброд съела, если вообще съела. Ты нам расскажешь, где побывала в последнее время…
– Что именно вас интересует из тех мест, которые я посетила в последнее время? – спросила я вкрадчиво.
Я на сто процентов была уверена, что Виталя звонит по делу. Мы с ним рассчитались. Мы оба поняли, что не можем жить вместе. Наверное, нам следовало с самого начала только просто встречаться… Но время не повернуть вспять.