Как и подобает джентльмену, Леонид был точен — я даже не заметил, как он вынырнул из толпы одновременно с боем курантов, вызванивавших музыку из оперетты Исаака Дунаевского «Белая акация».
— Вы действительно легко узнаваемы. Леонид, — представился он.
— Евгений. — Про себя отметил, что представитель невесты чуть выше меня, полноват и особая примета, о которой говорил он по телефону, глубокая залысина вплотную подошла к затылку. — Но я рассчитывал встретиться с женщиной.
Леонид неопределенно взмахнул рукой. Жест я не понял, осмотрелся, но подходящей кандидатуры, на которой зацепился бы взгляд, не обнаружил. Спросил с надеждой в голосе:
— Она неподалёку?
— Да, конечно, — смутившись, как мне показалось, подтвердил Леонид. — Отойдём в сторону, чтобы нам никто не мешал.
Деловые разговоры не любят чужих глаз и ушей. Леонид потянул меня вглубь аллеи, дождался, когда поблизости не оказалось случайных слушателей, и перешёл к делу.
— Ситуация такова. Я выиграл гринкарту. Через два месяца у меня интервью в американском посольстве. Если вы располагаете пятью тысячами долларов, то поедете вместо меня. Станете Леонидом Невелевым. Схема понятна?
— Не очень, — удивился я и уточнил. — Как это будет выглядеть?
— Вы получите гражданский и международный паспорт на моё имя, но с вашей фотографией. Можете не волноваться, паспорта будут настоящими. Фиктивный брак вам не нужен.
— Мне это не подходит, — испугался я мрачных последствий. — А если разоблачат? В тюрьму я не собираюсь…
— Какая тюрьма? — с неподдельной искренностью воскликнул Леонид. — Документы-то у вас будут подлинные. И паспорт, и свидетельство о рождении. А через пять лет при получении американского гражданства, если пожелаете, вполне легально смените своё имя на любое другое. Хоть на Джорджа Вашингтон. Или оставайтесь Невелевым. Цель-то достигнута. Какая вам разница, под каким именем лет через пятьдесят вас захоронят на кладбище?
— Нет-нет. Это не для меня. Я не хочу рисковать. Даже если всё завершится удачно, меня не устраивает перспектива жить по подложным документам и опасаться встречи с людьми, знающими меня как Евгения Ривилис.
— Ну, тогда оставайтесь там, где сидите! — с раздражением буркнул он. — Как говорится, кто не рискует, тот не пьёт шампанское!
«Он ещё будет меня оскорблять!» — гнев переполнил сердце, и я остановился посреди аллеи, намереваясь развернуться и попрощаться без объяснений — дальнейший разговор казался пустой тратой времени.
Леонид раздосадовано брюзжал:
— Кто знал бы имя Наполеона Бонапарта, если бы корсиканец не женился на любовнице Барраса. Генерал не раздумывал, ухватился за предоставленный ему шанс. Его судьбу решил смелый и решительный шаг. Хотите сидеть в яме с дерьмом и ждать, покуда какой-то доброхот вытащит вас оттуда? Сидите! Кто не рискует, тот из помойной ямы ноги не высунет.
Искуситель не подозревал, что невзначай задел самолюбие праправнука Бонапарта. Неизвестно какие мысли обуревали прапрадеда, когда по совету главы Директории он женился на любвеобильной вдове виконта Александра де Богарне, на шесть лет старшей его по возрасту. Свадебный подарок Барраса, пристроившего нищему генералу свою любовницу с двумя детьми от первого брака, состоял из должности командующего Итальянской армией. Жозефина проводила мужа на войну и взрастила на голове супруга увесистые рога. Но дело уже было сделано, с итальянского похода началось восхождение звезды Бонапарта. Искать в далёком прошлом настоящее и повторять шаги, ставшие когда-то победными, это как в казино упрямо ставить фишки на цифру, бывшую двести лет назад выигрышной.
— Предложение неприемлемо, — вежливо пояснил праправнук причину отказа. — Я полагал, речь пойдёт о женитьбе…
Обладатель гринкарты гневно взмахнул руками.
— Я йому про гриби, а він про пироги[9]. У вас под рукой есть другие варианты? Тоскуют под окном барышни, готовые на крыльях любви перенести вас за океан? — подразнивал он. — Перед очами ярмарка невест, одна краше другой, и вы не знаете, с какой идти под венец? Глаза разбегаются? — язвил Леонид, выбивая из-под ног почву. — Невест так много, что вы затрудняетесь с выбором? Я заплачу, если поделитесь кандидатками, не подошедшими вашему утончённому вкусу.
Необычный план настораживал. Но авантюрные гены прапрадеда, сделавшие его императором Франции, уже вступили в конфликт со звёздами, покровительствующими Евгению Ривилис. Сумасбродный и гордый Лев — знак Зодиака Бонапарта — оказался сильнее осторожных Весов. Оттягивая согласие, я сделал робкий шаг навстречу судьбе, вымолвив без прежней твёрдости в голосе:
— Предложение соблазнительное. Хотя, признаюсь, я думал о браке.
Леонид почувствовал изменения — клиент дозревает — и сменил тактику.
— Не волнуйтесь, — доверительно молвил он. — Не вы первый, не вы и последний. Схема проверена. И согласитесь, намного дешевле коммерческого брака. А главное — спокойнее. Вам не надо ни с кем связываться. Вы же знаете женщин? — Он презрительно скривил губы.
— Или мне не знать женщин, — уныло подтвердил я, представив Софью в объятиях дудаевского адъютанта, а затем сидящей на коленях засланного казачка, прикинувшегося потомком гетмана Дорошенко.
Леонид воспрянул духом:
— Непредсказуемые особи. По сто раз на день меняют планы. В серьёзном деле разве можно им доверять? — Леонид пренебрежительно говорил о женщинах, нарочито брезгливо скривив лицо. — У женщин семь пятниц на неделе. Они вас так измочалят, что вы не рады будете, что связались.
Подумалось, слушая яростную атаку на деликатный продукт, изготовленный из ребра Адама, «он, часом, не гей? Поддерживает однополые браки?»
— Как можно быть уверенным, что вы не аферист? — осторожно спросил я, не определившись с сексуальными наклонностями собеседника, что, впрочем, к делу не относилось. — Могу ли я вам довериться? Для меня вы человек с улицы. Взяли деньги и растворились в тумане миллионного города.
— Разумный вопрос. — Из наброшенной на плечо сумки Леонид вытащил большой жёлтый конверт, извлёк письмо из посольства, приглашающее его на интервью, с печатью, на фирменном бланке, затем показал паспорт: «Здесь вся информация обо мне, включая прописку. Схема такова. Вы платите скромный аванс. Окончательный расчёт после получения новых документов и этого письма. Учтите, если пограничники решат, что документы фальшивые, то я рискую больше вашего. Неминуемо возникнет вопрос о происхождении подлинных паспортов. Чем это для меня чревато, как умный человек, вы, надеюсь, догадываетесь».
Довод убедительный. Если отбросить колебания, свойственные Весам, и вправду, других вариантов не было. Леонид намекнул, что готов уступить, — в разумных пределах — и мы ударили по рукам, сошлись на четырёх с половиной тысячах. В начале девяностых в Украине распродавалось всё, на что имелся малейший спрос, и при наличии «концов» не представляло труда сделать в милиции новые документы.
«Юридическое» оформление сделки назначили на следующий день. Договор вступал в силу по классическим правилам остап-бендерского бизнеса: утром — деньги, вечером — стулья.
Помедленнее, кони, помедленнее… Впустую! Риск оказаться в тюрьме, победило наследственное честолюбие. Весы тяжело принимают решение. Выстрадав его, они приобретают уверенность и, поставив перед собой цель, непоколебимо идут до конца.
Август 1996-го. Гуд бай, Софья! Ай лав Америка! Косточка генеалогического дерева брошена в плодородную землю Нью-Йорка, и кто знает, как она прорастёт. — Во влажном и тёплом климате, утверждают демографы и сексологи, рождаемость бьёт демографические рекорды.
Бруклинская аномалия
Бруклин, 20 сентября 1996 года.
Прошёл месяц после расставания с «императрицей» и её нынешним воздыхателем. Приложив ненайденную воинскую казну к груди «высочайшей особы», он потерял голову и стал послушным исполнителем её воли. Я же, усыпив бдительность «сладкой парочки», — флиртуя с Гришей, Софья весьма профессионально сторожила меня, демонстрируя весь набор женских хитростей, — уехал, якобы, на два дня на рыбалку с Дубовцевым и… оказался вместе с ним в Москве, в аэропорту «Шереметьево». Баул с носильными вещами — в дорогу я брал только самое необходимое, нательное бельё, рубашки и свитера — втайне собирался у Дубовцева. Он же помог купить на толчке зимнюю и летнюю обувь, и кожаную куртку. На память Юра подарил янтарный мундштук и серебряный полтинник, 1925 года выпуска.
Никогда в «Шереметьево» не проливалось столько слёз, как в семидесятых и восьмидесятых годах двадцатого века, когда эмигранты, лишённые советского гражданства, с билетом в одну сторону прощались, как казалось навсегда с родными и близкими. Они оставляли могилы родителей, самое дорогое, что нельзя вывезти за кордон. Неизгладимое чувство вины стояло за каждым плачем и расставанием. А за пограничной чертой — куда, имея на руках визу, позволено шагнуть, а перешагнув кордон, — обратной дороги нет, за границей между прошлым и будущим, открывалась загадочная страна, не отмеченная на политических картах мира, и везде одинаково называемая — «Duty free». В таинственной стране, не имеющей государственного флага и не являющейся членом Организации Объединённых Наций, новым эмигрантам задерживаться не положено. Через десять часов самолёт «Красноярских авиалиний» приземлился в нью-йоркском аэропорту. Иммиграционные службы США не догадывались, что на борту лайнера в качестве пассажира инкогнито прибыл в Нью-Йорк праправнук Бонапарта.
…Созданное Голливудом представление о Нью-Йорке, как о людском муравейнике, копошащемся у подножья величественных небоскрёбов, относится к Манхеттену. Но как в Одессе есть аристократическая Дерибасовская, по которой вечерами юноши чинно выгуливали невест, так есть в Одессе и Молдаванка, где дети героев Бабеля жарили всем двором рыбу, щелкали семечки и делали маленькие гешефты[10]