Но если Григорий Ривилис мечтал, чтобы о нём забыли, то французские спецслужбы усердно разыскивали исчезнувшего наследника императора, полагая, что, возможно, о нём пронюхали уже в Петербурге, и ждут только часа, чтобы разыграть имеющуюся на руках карту. Во Франции тем временем после свержения Наполеона III, закончившегося кровавой Парижской Коммуной, заговорили о необходимости восстановления монархии.
Усилия одной спецслужбы привлекают внимание другой. Зафиксировав активность французской разведки, в Петербурге переполошились. Парижская агентура была поднята на ноги. После долгих усилий, стоивших Третьему отделению немалых денег, выяснилось: речь идёт ни много, ни мало, о российском наследнике Наполеона Бонапарта. Известие казалось неправдоподобным. Поверить в неё не решились.
Здравый смысл подсказывал асам контрразведки, что история с Равелли — ширма для какой-то иной, более изощрённой операции. Но если усилия одной спецслужбы направлены на похищение Равелли, то в интересах другой — до полного выяснения обстоятельств его обезопасить.
Именно такую инструкцию получил полицмейстер Одессы. А для выяснения истинных причин беспокойства французских спецслужб и вербовки Равелли в Одессу, никому не доверяя, выехал начальник Третьего жандармского отделения.
Но Равелли исчез. Опрос людей, знавших его по торговым делам, результата не дал. Равелли растворился и в Одессе не появлялся.
Поиски его длились более года, и каково же было удивление шефа тайной полиции полковника Зубатова, когда ему доложили, что Иосиф Равелли, во-первых, уже не Равелли, а во-вторых, три года, как отдал богу душу. И полковник Зубатов решил допросить его сына, Григория.
Вот как записывает в своих дневниках дедушка Шмуль беседу Григория Ривилис с полковником Зубатовым. Перевод с идиша на русский сделан с помощью моей мамы.
— Не хотелось бы вам, молодой человек, съездить в Париж? — вкрадчивым голосом впился полковник в Григория Ривилис. — Государь-император собирается туда вскоре с официальным визитом… А? Не хотелось бы в компании с Самим?
У Григория душа ушла в пятки. Он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание и свалится со стула.
— Чего это вы так побледнели? — вежливо поинтересовался полковник. — Курите? — Он щелкнул серебряным портсигаром и предложил дорогую папиросу.
Григорий протянул, было руку, но затем отказался.
— Спасибо, ваше превосходительство, но я не курю.
— Как знаете, как знаете… Может, водички желаете? — И, не дав ему перевести дыхание, как бы небрежно поинтересовался: — А, кстати, зачем ваш покойный батюшка поменял себе фамилию? — и вцепился взглядом в Григория. — Мы, конечно, догадываемся… — добавил он и замолк.
— В-ваше прев-восходительство… — от волнения заикаясь, жалобно выдавил из себя Григорий, — откуда нам сие знать?..
— А вы подумайте. Я же не тороплю вас. Попытайтесь вспомнить, если не хотите, чтобы ваши жена и тесть узнали истинную правду. Что вы не еврей, а добропорядочный христианин. Католик к тому же, — убил он Григория последней фразой. — Так что, давайте сотрудничать, если не желаете осложнений для себя и своей семьи.
— В-ваше превосходительство, — суетливо начал креститься Григорий, — Христом Богом клянусь, Девой Святой Марией, неведомо мне сие. Пощадите… — и он заплакал. — Сын у меня…
— Кстати, о сыне, — продолжил полковник. — Чего это вы из христианина жида сделали? И обрезание, небось, как по их законам…
Григорий согласно кивнул головой.
— Я люблю её, ваше превосходительство. И цари ведь женились на простолюдинках. Старший брат Николая Первого, Великий князь Константин, наследник престола, — затараторил он, но полковник сморщился и прервал его:
— Оставьте. Царскую фамилию трогать не будем. Речь идёт о вас. Господин Равелли, я жду объяснений. И быстро. Я и так потерял на вас слишком много времени.
Григорий пришёл домой лишь утром. Рахиль, увидев его, лишь всплеснула руками:
— Готыню, за что мне такие цурес! Гирш, — назвала она его еврейским именем, — что они с тобой сделали?
Григорий устало рухнул на стул и, медленно выговаривая слова, выдавил:
— Плохи наши дела. Плохи. — И пересказал разговор.
Женщины более решительны, чем мужчины. И, не думая о последствиях, решения принимают стремительно:
— Гирш, выправь всем нам документ и давай ехать в Америку. Они в покое нас не оставят.
Посовещавшись, супруги решили, что Григорию следует ехать в Кишинёв и начать хлопоты о выдаче заграничного паспорта, а заодно постараться выяснить, возможно, ли в ближайшие дни тайно сесть на любое уходящее из Одессы судно, и нелегально выехать за границу. А оттуда уже вызвать семью.
В этот же день, не дожидаясь нового вызова на допрос, Григорий отправился в Кишинёв, а через неделю до Тирасполя докатилась печальная весть.
Как рассказывали очевидцы, он шёл по улице. Неподалёку вышли на проезжую часть студенты. Они выкрикивали антиправительственные лозунги, били стёкла в богатых магазинах и крушили афишные тумбы.
Казаки, собранные в переулках для разгона студенческой демонстрации, нагрянули неожиданно. Если бы Григорий знал о беспорядках, то успел бы уклониться и забежать в подъезд. Но дворники предусмотрительно на время разгона бунтовщиков запирали ворота. Когда казаки вырвались лавиной на улицу, круша под собою всё живое, он не смог спрятаться, и был затоптан лошадьми.
Зубатов узнал об этом раньше, чем Рахиль. Труп Равелли случайно был опознан врачом городской больницы, знавшего не только Григория, но и его отца.
По этой причине Григорий не был захоронен как безымянная жертва. А то, что на похоронах не было членов семьи, никто в этом не виноват. Где Тирасполь, а где Кишинёв… Понимать надо.
За неимением главного действующего лица, Зубатов дело закрыл и выехал в Петербург. Вдова Равелли, как он предполагал, была в неведении относительно тайны мужа. А сестры… Две умерли в детстве. Третья — революционерка. В бегах. И с братом давно разорвала родственные связи.
Зубатов ошибался. Наверно, потому, что никогда по-настоящему никого не любил. И поэтому никому не доверял. Рахиль знала Гришину тайну. Если она решилась обмануть своего отца, и выйти замуж за католика, выдав его за еврея, то она умела хранить тайну.
Она понимала, что полиция не оставит в покое ни её, ни сына, и как только представилась возможность, выехала со Шмулем в Гайсин.
В полицейском участке она назвалась жертвой пожара, в котором сгорели все документы, и за небольшую мзду выправила новые (в этом помог ей двоюродный брат, владелец цирюльни). На всякий случай она записала отцом Шмуля другого человека. Своего двоюродного брата. Так и стал мой дедушка Шмуль (Самуил) — Соломоновичем.
Дальнейшая жизнь семьи была не столь безоблачной, как хотелось бы, но полиция её не беспокоила.
Французская разведка, поковырявшись, энное время в окрестностях Одессы, потратив немалые деньги, получила информацию о гибели Равели. И успокоилась… До 1912 года… В тот год Россия праздновала столетие со дня Бородинской битвы. В одной из петербургских газет появилась невесть откуда взявшаяся информация о тайном визите Наполеона в Россию. Писалось о рождении в 1808 году в Одессе наследника, затерявшегося позднее на просторах империи. Автор (псевдоним его был раскрыт быстро) ратовал за установление во Франции конституционной монархии, и писал, что Россия, союзница Франции, должна ей в этом помочь…
Пока газетная статья дошла до Парижа, пока в Елисейском Дворце всполошились и дали указание секретной службе, осторожно, дабы не ссориться с союзником, проверить её достоверность, началась мировая война… Вопрос отложили до лучших времен.
11 ноября 1918 года, в двенадцать часов дня, в Париже раздался первый из ста одного выстрела, извещавших о завершении Первой мировой войны, длившейся четыре года, три месяца и двадцать шесть дней. Сто первый выстрел позволил французскому правительству вновь начать розыск исчезнувших в России наследников императора.
С этой целью была срочно сформирована военная экспедиция, направленная в Черное море, для защиты французских интересов, пострадавших в ходе Гражданской войны. Главе экспедиционного корпуса в тайном поручении предписывалось начать активные поиски семьи Равелли вдоль всего черноморского побережья России.
Менее чем через две недели (очень уж торопил своих генералов премьер Клемансо), 23 ноября, первые французские корабли прибыли в Новороссийск. Ещё через три дня, 26 ноября, войска высадились в Одессе и Севастополе. Поиски Равелли привели к широкомасштабной войсковой операции. Через сто шесть лет французский солдат вновь ступил на российскую землю.
Вскоре во всех газетах, издававшихся в городах, контролируемых оккупационными властями, появились объявления, предлагающие всем Равелли, в связи с открытием во Франции огромного наследства графа Равелли, явиться в комендатуру с документами, удостоверяющими родословную подателя бумаг.
Ход был оригинален. Российские Равелли сами откликнулись на мёдом намазанный пряник, предоставив возможность профессионалам, не вызывая подозрений, покопаться в их биографиях.
Для ускорения поисков в золотую клетку вложили приманку: тот, кто поможет найти счастливого обладателя огромного наследства, будет щедро вознаграждён. Благодаря этому, в охоту за Равелли подключились все, мечтавшие с детства о поисках клада и ныне получившие прекрасную возможность осуществить мечту.
Несколько клюнувших на приманку Равелли, чьи биографии вызвали интерес контрразведчиков, были вывезены на корабль. Но всякий раз, когда машинисты готовы были запускать судовые машины, обнаруживалось, что этот Равелли не тот.
Дедушка Шмуль газет не читал, а взволнованный щедрым вознаграждением обыватель не догадывался, что Шмуль Ривилис и есть тот самый „наследник“ графа Равели, которого безуспешно разыскивают оккупационные власти.