– Монстры – не всегда те, кого мы за них принимаем, – в ярости ответил я.
Холмс презрительным жестом отстранил быка и подошел к заключенным.
– Мы пришли сюда не для того, чтобы вас мучить, а чтобы попытаться вам помочь. Мы призываем вас к сотрудничеству – это, возможно, ваш последний шанс выйти отсюда и наказать настоящего убийцу.
Пикокс поднял голову.
– Наказать убийцу. Это все, чего я желаю. Я больше ничего для себя не прошу. Моя жизнь потеряла всякий смысл. Мой сын был моей гордостью и славой.
Я хочу воздать ему должное. И этим необразованным варварам не удастся меня остановить.
У Пикокса еще хватило силы плюнуть на одного из охранников. Тот поднял руку, чтобы нанести ответный удар, но Холмс перехватил его руку. Охранник, ворча, отступил.
Впервые за все время своего содержания под стражей к хирургу вернулась надежда быть услышанным.
– Я отвечу на все ваши вопросы, мистер Холмс. Но я боюсь, что не смогу сказать вам больше, чем я уже сказал полиции.
Холмс вопросительно посмотрел на троих мужчин.
– Кто-нибудь из вас знал Марка Дьюэна?
Они дружно отрицательно покачали головой. Затем Холмс обратился к Пикоксу:
– Вы когда-нибудь раньше встречали этих двух мужчин?
Пикокс повернул голову и внимательно посмотрел на аббата и банкира.
– Нет, я вижу их впервые.
Мой друг задал тот же вопрос аббату и банкиру. Каждый ответил отрицательно. Он повернулся к банкиру.
– Вы когда-нибудь в прошлом делали кому-нибудь зло или намеревались навредить?
Человека, казалось, удивил этот вопрос.
– Навредить?
– У вас есть враги? – продолжал мой друг. Генри Кардвелл попытался собраться с мыслями.
– Нет, не думаю. Мой банк ссужал много денег промышленникам и деловым людям. Мой процент ссуды считался одним из лучших на рынке. Я помог бесчисленным проектам претвориться в жизнь. Мне даже доводилось уничтожать долги. Меня окружали исключительно мои друзья, и каждый день я получал доказательства их благодарности. Я всегда проявлял большую расточительность по отношению к семье и друзьям.
Голос банкира дрогнул.
– Я до сих пор не могу понять, что же произошло… моя бедная жена…
По его исхудавшим щекам полились горькие слезы.
Мой друг повернулся к Полу Мередиту.
– А вы, господин аббат?
Аббат посмотрел на нас пустым взглядом.
– Я? Я руководил фондом помощи детям-сиротам. Я посвятил этому делу всю жизнь, вложил в него всю энергию. Кто мог быть за это на меня в обиде? Повторяю вам, я не совершал этих жутких преступлений. Каждый день я молюсь о душах несчастных созданий и о том, чтобы правда восторжествовала.
– А вы, Джон Пикокс?
Хирург, кажется, заколебался. Он пристально смотрел на аббата. Кажется, что-то беспокоило его.
– Я хирург. Я спас десятки жизней и заботливо ухаживал за каждым пациентом, часто без какого-либо финансового интереса. У меня не было врагов. Думаю, за всю свою практику я не причинил вреда ни одному человеку. После смерти супруги я много времени посвятил образованию сына. Он был моим продолжением, моей гордостью, моим честолюбием. Его ждало блестящее будущее…
Он замолчал, повернулся к аббату и вновь пристально посмотрел на него.
– Я вам только что сказал, что никогда не видел этих мужчин. Но сейчас мне кажется, что с господином аббатом я уже когда-то встречался. Я не сразу его узнал. Тюрьма сильно изменила его.
Учитывая физическое и психологическое состояние несчастного аббата, было понятно, что Пикокс мог ошибиться. Пол Мередит, в свою очередь, обернулся к хирургу.
– Вы лечили одного из моих сирот в нашем сиротском приюте Сен-Джордж?
– Я этого не помню. Я лечу и оперирую своих пациентов в Академии Королевского госпиталя. Вы там когда-нибудь были?
Аббат внимательно посмотрел в лицо хирурга.
– Вы ходите по воскресеньям в церковь?
– Случается.
– А в Сен-Джордж?
– Никогда там не был.
– Одно ясно: мы с вами уже где-то встречались, – заключил аббат.
Холмс подошел к банкиру.
– А вы, мистер Кардвелл, вы узнаете этих двух мужчин?
– Да, и правда, вполне возможно.
Сейчас голос мистера Пикокса показался мне знакомым.
Все трое сошлись на том, что когда-то видели друг друга, но ни один из них не смог вспомнить, при каких обстоятельствах. Я пришел к выводу, что эта встреча была случайной и мимолетной.
Холмс заверил их, что сделает все возможное, чтобы найти правду и вернуть им свободу. Кардвелл, Мередит и Пикокс обещали напрячь память и сообщить Холмсу, если им удастся вспомнить точные обстоятельства их встречи.
Заключенных отвели в их камеры. Хазелвуд потребовал, чтобы до их процесса с ними обращались гуманно.
Я перехватил взгляд Пикокса, полный надежды. Мы не имеем права обмануть его ожиданий.
Когда мы выходили из зала допросов, старый сторож почтительно приветствовал нас и наградил широкой улыбкой. Где я мог видеть этого человека?
31
Мы жили, испытывая постоянное чувство провала. Никто не знал, где и когда убийца снова даст о себе знать. У нас по-прежнему не было ни малейшей улики, позволившей бы нам выйти на его след. Марка Дьюэна так и не нашли.
Холмс разбирал разные дела, будто это было вопросом жизни и смерти. Может, так оно и было.
Перед ним выросла целая куча раскромсанных газет. Среди них были «Дэйли Ньюс», «Морнинг джеральд», «Хроникл», «Саут Лондон обсервер», «Эхо» и многие другие популярные газеты и журналы. Холмс пополнил свой архив добрым десятком зашифрованных карточек. Кода он закончил с «Пост», было уже поздно. Он поднял глаза к потолку и облегченно вздохнул. Он постучал головкой своей угасшей трубки о край пепельницы и набил ее табаком. Мгновение спустя трубка издала свой привычный астматический вздох.
Я знал, что он не даст мне никаких объяснений о своей работе, пока я сам не начну задавать вопросы.
– Есть свежие новости, Холмс?
– Новости, да. Но «свежие» не совсем точное слово, каким можно охарактеризовать их. В прессе сообщается о двух новых жутких преступлениях, носящих следы нашего безумного убийцы…
– Что случилось на этот раз?
– В первом случае был найден мужчина в своей кровати, задушенный книгой.
– Вы хотите сказать, раздавленный под тяжестью книги?
– Нет, задохнувшийся. Он проглотил несколько десятков страниц огромного романа. И не просто романа!
– Что вы хотите этим сказать?
– Это была книга «Демония» Гермецио Палатинуса. Я видел такую книгу у Кроули. На ее обложке нарисован перевернутый крест.
– Вы хотите сказать, что кто-то убил его, заставив съесть страницы этой книги?
– Насколько мне известно, книги можно пожирать лишь в переносном смысле, Ватсон. В данном случае совершенно ясно, что кто-то ему помог.
– А кто жертва?
– Некий Гарольд Баттлфилд, по профессии издатель. Страстно увлекался литературой, как и полагается издателям. Ему было около шестидесяти. Его парализовало вследствие инфекционного заболевания, а слабое зрение больше не позволяло ему читать. Его дочь, Маргарет, читала ему вслух каждый вечер. Полиция арестовала молодую женщину и отправила в тюрьму в ожидании процесса. Этим делом занимается бригада криминальных расследований. Возглавляет ее Лестрейд.
– Его еще не хватало.
– Да. Он же занимается и вторым преступлением.
– Что случилось?
– На грязной улочке квартала Лаймхаус найдена женщина, задушенная… – Холмс скорчил гримасу отвращения, – собственными внутренностями.
– Что?
– Вы все слышали, Ватсон. Убийца вскрыл ей живот, вынул внутренности и закрутил их вокруг шеи жертвы, задушив её, если, конечно, она уже до этого не была мертва. Свидетель наблюдал за сценой из окна. Он услышал, как мужчина оскорблял женщину и избил ее. Он упрекал ее в том, что она совершила нечестивые поступки в этом квартале. Он сказал: «Все будут думать, что это дело рук сбежавшего из Миллбанк. Моя честь отомщена. Возвращайся в сточную канаву. Это твое место».
– Какой кошмар! А кто же свидетель?
– Сосед. Полиция не сообщает его имени из опасения мести.
– Почему он не забил тревогу?
– Он сделал это, но было уже поздно. Однако он точно описал убийцу. Согласно расследованию, это муж молодой женщины, некий Уильям Корнвелл, занимающийся оптовой продажей вина и спиртных напитков. Лестрейд произвел обыск в его доме и нашел одежду со свежими следами. По его мнению, мужчина насильно увлек за собой жену, Аниту Корнвелл, в Лаймхаус, на место ее бесчинств, и заставил умереть ее смертью, похожей на смерти девушек, пропавших в Уайтшапел.
Холмс остановился.
– Еще одна деталь. В статье сообщается, что у несчастной на лбу была рана.
– Вы думаете, что…
– Я схожу в морг, чтобы убедиться в этом.
– А этот… Уильям Корнвелл – он признался в своем преступлении?
Складка появился на лбу моего друга.
– Нет. В статье написано, что он все отрицает, но у него нет никакого алиби. Этот кретин Лестрейд арестовал его и пытается вытащить из него признание.
– Я не считаю себя безусловным другом Лестрейда, но почему вы говорите «этот кретин Лестрейд»? Думаю, в данном случае любой счел бы виновным мужа несчастной.
– Я имею в виду заявление, которое сделал наш друг прессе.
Холмс порылся в кипе искромсанных газет и вытащил статью.
– Посмотрим, где же она? Ах, вот: «Лестрейд объявил, что, согласно его первым анализам, речь здесь идет не о самоубийстве, а об акте насилия…»
– Какая проницательность!
– Слушайте дальше: «Полиция нашла длинный окровавленный нож для вскрытия трупов в нескольких шагах от тела. В настоящий момент инспектор Лестрейд не исключает возможности несчастного случая вследствие неловких движений…»
– Неловких движений? Какой кретин, Лестрейд!
Ночью я почувствовал неприятное покалывание на лице и на руках. Я вспомнил об этом жутком убийстве. Внезапно мой сон принял причудливый облик.
Несчастная жертва выходит из подозрительного ресторана в Лаймхаус, на улице ночь. Она проходит мимо, не замечая меня. Через плечо у нее перекинута кожаная сумка, похожая на медицинскую. Что делает она одна в таком месте? Я следую за ней.