– Мне теперь это без надобности, – сказал Петр и сгреб ворох рассыпающихся банкнот.
– Вижу, фарт тебя любит. Ты где рога мочил? – спросил Шаман.
– Сперва в Нижнем Тагиле, потом в Инте, – равнодушно отвечал Кобзарь, выдержав тяжеловатый взгляд блатного.
– А первая ходка где была?
– Во Владимире.
– И когда сел?
– По малолетке еще. Потом поумнел. С тех пор обхожу хозяина стороной.
– В Нижнем Тагиле, говоришь. – Шаман чуть помолчал и продолжил: – Тогда ты должен знать Гришуню Валуна. Без него там и мышь не проскочит.
– Гришуню Валуна, говоришь. – Кобзарь аккуратно сложил деньги, разделил их на две пачки, одну вернул во внутренний карман, а вторую положил перед собой. – Не знаю я такого. А вот тихушника Гришку Торпеду встречал. Ему потом на пересылке в Чите ливер порезали. Шаман, ты бы оставил свой блудняк. Я ведь давно уже не малолетка, чтобы на такие понты повестись. Я тебе под шкуру не влезаю, и ты меня не трожь.
Шаман вдруг широко, добродушно улыбнулся и произнес:
– Ладно, не гоношись. Вижу, ты человек грамотный. Забудем про базар. Давай, мечи карты! – Шаман посмотрел на блондинистого типа, вытащил из сумки новую колоду, а старую, как совершенно ненужную вещь, швырнул в урну.
Мысли Кобзаря оправдались. Играли они по-крупному.
В жизни иногда такое случается, когда с утра до вечера праздник. Ты вроде бы и не особенно стараешься, а удача так прет, что впору за голову хвататься. И вот тут-то в нее невольно и закрадывается подленькая думка. Если сегодня такой бешеный фарт валит, то какой глубины должна быть завтрашняя яма?
В этот день Петр играл в лобовую. Ему действительно везло. Получалось буквально все. Несколько раз он поднимал большой банк и уже чувствовал, как под тяжестью нажитых денег оттягиваются карманы пиджака.
Блондинистый и рыжий парни после третьего круга спустили все свои деньги, отошли в сторонку и угрюмо посматривали на счастливчика. Их места занимали новые игроки, подошедшие сюда в полной надежде отхватить немалый куш. Некоторым из них поначалу действительно везло, но уже через пару конов они поднимались с опустошенными карманами и пополняли ряд нервно покуривающих неудачников.
Шаман с Кобзарем будто бы сговорились. Поначалу они поочередно покусывали людей, подсевших к столу, а потом, когда с ними было покончено, продолжали противоборство.
Катранщик, как того требовали неписаные правила, добросовестно расставлял на столе харчи для игроков. Он, не жалея, нарезал сало и мясо, раздобыл где-то твердый сыр красивого темно-желтого цвета и тонко его нашинковал. Хозяин заведения зорко следил за тем, чтобы на столах постоянно было спиртное. Сразу после того, как заканчивалась очередная бутыль, он торжественно, подчеркивая важность текущего момента, выставлял на стол следующую.
Игра завершилась ранним утром, когда не нашлось более людей, желающих садиться за стол. Посетители катрана справедливо посчитали, что сегодняшний день не их. Вместе с окончанием игры были подъедены все запасы и выпито все спиртное, включая самогон в огромной бутыли, прибывший с гонцом перед рассветом.
Катран опустел, выглядел едва ли не осиротевшим. Трое игроков, упившихся насмерть, спали за дощатой перегородкой. Еще один, всем известный, расположился подле окна и укрылся драным одеялом. В этот раз не повезло и ему. Проигрался подчистую. Игрок он был сильный, помериться с ним мог только самый рисковый человек. От отчаяния этот тип нажрался так, что даже не дошел до постели. Двое приятелей проявили заботу, оттащили его на старенький матрос, припасенный для такого случая.
– Послушай, Козырь, у меня к тебе дельце одно небольшое имеется, – туманно проговорил Шаман, когда они остались вдвоем.
– Что за дело? – спокойно, без эмоций поинтересовался Петр.
– Если все выгорит, обещаю, что поднимешь достойно.
– А расколоться не хочешь? Втемную я не играю, – заявил Кобзарь. – Не малолетка, научен! Ты мне растолкуй, что за расклад, тогда, может, и впишусь.
Катранщик, довольный долей, выделенной ему игроками, что-то беззлобно бурчал себе под нос и складывал бутылки из-под водки в пустой ящик. Этот домовитый человек, не любивший грязь, тряпкой смахивал со стола мусор в помятое ведро. На гостей, оставшихся в заведении, он внимания не обращал. Не впервой! За все, даже за побитую посуду заплачено с лихвой, так что можно и потерпеть пьяное соседство. Проспятся, попросят опохмелиться, получат самогон из заначки, придут в себя и потопают по каким-то своим воровским делам.
– Я тут ювелира одного пасу, – сказал Шаман. – Живет он бобылем, семьи нет. Добром у него вся хата забита. Грех такого бобра не потрясти.
– Что я должен делать? – без особого интереса спросил Петр.
– Твое дело плевое. Постоишь на шухере, – ответил Шаман. – Если объявятся мусора, дашь знать. А как хату возьмем, рассчитаюсь товаром или баблом.
– Почему ты мне предложил? На катране немало было бродяг. Тот, что с фиксой, за тебя и в огонь, и в воду!
– Знаю. В карты ты хорошо играешь, – с усмешкой проговорил Шаман. – А это аргумент. Так играть мало кто может. Да и фарт на твоей стороне, а я таких людей люблю. Вроде бы и карты не крапленые, и тасовал ты правильно, снимал как положено, а масть прет к тебе, и ничего с этим не сделаешь! Вот скажи мне честно, чем это ты так удачу приворожил?
– Не знаю, – ответил Козырь и довольно улыбнулся. – Наверное, удача рисковых любит.
– Так что ты скажешь о деле?
– Хрусты у меня сейчас есть, но от верного дела грех отказываться. Удача ведь и обидеться может.
– Дело плевое. Лишние рты тоже нам ни к чему, поэтому вдвоем пойдем. А добром в его хате все стены увешаны и шкафы забиты. Давай встретимся завтра в час ночи в сквере на Самотечной. Дворик там есть такой приметный, с кирпичной аркой.
– Знаю. А еще у этого дворика ворота железные.
– Вот только они никогда не закрываются, – сказал Шаман.
Разошлись они, когда стало совсем светло. На катране остались двое особенно перепивших гостей и сам хозяин этого заведения.
Глава 8Запланированное ограбление
Новый знакомый с погонялом Козырь понравился Якову Шамардову сразу. В нем он узнавал самого себя. Это был раскованный, независимый, уверенный в себе человек с повадками и характером настоящего бродяги. Он в корне отличался от подельников Шамана, всегда и во всем зависимых от его воли и беспрекословно исполнявших любой приказ. В нем чувствовалась сила, с которой следовало считаться. На него можно было опереться в трудную минуту, не опасаясь того, что он вдруг сломается.
Но именно это расположение, которое Шаман испытывал к новому знакомому, его и настораживало. Недоверчивый от природы, привыкший просчитывать каждый свой шаг, он всегда искал подвох даже там, где его, казалось бы, никак не должно было быть. Именно из-за такого вот своего качества он очень трудно сходился с людьми, подозревал в двурушничестве едва ли каждого. А тут человек, которого он увидел впервые в жизни, без труда преодолел все препоны на пути их сближения и очень уж быстро сумел завоевать его расположение. Чем большее притяжение Шаман испытывал к Козырю, тем меньше он нравился самому себе.
Шамардов раздавил окурок в пепельнице и решил, что с новичком следует быть поосторожнее. Нельзя доверять первому чувству, чаще всего оно бывает ложным. Парня следовало проверить в серьезном деле, посмотреть, как он себя поведет, как будет держаться. Если что-нибудь пойдет не так, то перо ему в бок!
Шаман расстался с Козырем на углу Бутырской, прошел через просторный двор, перебрался на противоположную сторону улицы и зашагал за ним следом. Козырь шел уверенно и в то же время без спешки. Беззаботность ощущалась в каждом его шаге, в любом движении. Он нигде не останавливался, ни с кем не раскланивался, не вступал в беседы, просто сунул руки в карманы, шел прямиком по улице и смотрел прямо перед собой. Вскоре Козырь прибавил шагу и на остановке вскочил на подножку трамвая.
Некоторое время Шаман смотрел вслед удаляющемуся вагону, как если бы надеялся, что Козырь изменит решение и спрыгнет на брусчатку. Но ничего такого не произошло. Трамвай повернул за угол.
Опасение Шамана не развеялось, но и не укрепилось. Да, к Козырю стоило присмотреться повнимательнее.
Порыв утреннего прохладного ветра заставил Якова поежиться. Было свежо. День обещал быть холодным.
Петр Кобзарь увидел Шамана сразу, как только тот выскочил из проходного двора и стал переходить на другую сторону улицы. К чему-то подобному Петр был готов. Проверяет! Выходит, что тут все серьезно. Этот субъект задумал такое дело, с которым он не управится без помощи пары надежных рук.
Кобзарь запрыгнул в трамвай, подошел к окну и увидел Шамана, стоявшего вдали. Уходить тот не спешил и продолжал думать о чем-то своем.
Через две остановки Петр Кобзарь выскочил из трамвая. Вместе с ним вышли бабуся лет семидесяти и две молоденькие девушки, сосредоточенные, слишком уж серьезные. Они наверняка торопились на работу. Вокруг не было никого, кто мог бы увязаться за ним следом.
Протопав еще один квартал, Петр убедился в том, что никто не дышит ему в спину. Народу на улице заметно прибавилось. Люди торопились на заводы, в учреждения. Лица многих из них еще не успели отойти от ночных грез, выглядели сонными. Лишь ему одному не было надобности куда-то торопиться.
Порой Петр Кобзарь ловил на себе сумрачные взгляды прохожих. В глазах большинства из них он смотрелся откровенным бездельником, не знающим, куда подевать себя на весь предстоящий день. Его пиджак и штаны явно были не из дешевых. Такую одежду по нынешним тяжелым временам мог позволить себе далеко не всякий человек.
«Из блатных, как пить дать! – подумал, наверное, кто-то из тех людей, которые видели сейчас Кобзаря. – Странно встретить такой типаж ранним утром. Его коллеги после очередного удачного дела наверняка отсыпаются где-то на хате, а он шарахается по улицам невесть чего. Не иначе как бессонницей мучается».