Грыжин решил последний раз глотнуть из фляжки, но ему снова помешал звонок. На сей раз звонил не телефон, а селектор парадного. Генерал включил домофон.
– Я хотел бы видеть господина Михеева, – услышал он гнусавый мужской голос.
– Директора нет. Есть его заместитель и главный консультант, – сообщил Грыжин басом.
– У меня дело. Можно войти?
– Коль дело, входите. – Грыжин пультом открыл дверь и поднялся навстречу посетителю.
В прихожей стоял упитанный бородатый мужик и с интересом оглядывал помещение.
– Здравствуйте. Мне дал наколку подполковник Ерожин. А вы кто?
– Иван Григорьевич Грыжин. Консультант сыскного бюро, а кто вы?
– Для друзей Дима Рогач. Для недругов Дмитрий Захарович. Я, бля, так влип, вы себе не представляете.
– Проходи, Рогач, и не лайся. Если я лаяться начну, будет хуже, – сурово предупредил Грыжин, пропуская толстяка в директорский кабинет.
– Не про вас ли мне Петр Григорьевич говорил? – почесал бороду посетитель.
– Смотря что говорил, – ответил Грыжин, указывая на кресло.
– Говорил, что у него есть старший друг, который умеет материться полчаса и ни разу не повторится.
– Брешет Петро. Но ты пришел не по мату соревноваться. Выкладывай.
– Я в машине зад отсидел. Можно постоять?
– Стой, – согласился Иван Григорьевич, – а я сяду. В моем возрасте задницу уже не отсидишь. Тренирована.
– Подполковник одну аферу раскручивает. – Рогач надвинулся животом на полированную столешницу и тяжело задышал. – Меня доктор ни за что к смерти приговорил. Я жизнь на пятьдесят штук «зеленых» застраховал. Хочу бабки назад получить. Петр Григорьевич сказал, что сам мне не помощник, потому что на казенной службе, а вашей конторе в масть.
– В курсе я этой истории, – кивнул генерал. – Ерожин меня предупреждал. Дело щекотливое, потому что ты сам жулик. Решил перед смертью деньгу зашибить. Последний бизнес на собственной шкуре провернуть.
– Ну и что? Я для престарелой мамаши старался.
– Забота о родителях похвальна. Но гарантий мы тебе не дадим.
– Подполковник предупредил, если страховая компания ни при чем, плакали мои бабульки. Но мне сдается, что они, бля, с доктором заодно.
– Вполне возможно. Заполняй бумагу, гони аванс. Будем работать.
– А сколько возьмете?
– Возьмем десять процентов от суммы. Ты сказал, пятьдесят тысяч? Значит, пять наших, из них тысяча в аванс. Не достанем твоих долларов у страховщиков, тысячу потеряешь. Думай, Рогач.
– Чего тут думать?
– Откуда я знаю, возможно, у тебя нет таких денег….
– Нету денег, привяжите к жопе веник. Там где пятьдесят, там и пятьдесят одна. Попал, бля, так попал. Давайте вашу бумагу.
– Сказал, не лайся, – проворчал Грыжин и полез в стол.
Договор с частным сыскным бюро Дмитрий Захарович составлял, высунув от усердия кончик языка:
– Грюны вам или Михееву?
– Финансами в нашей организации ведаю я. Поэтому выкладывай тысячу, и дело принято.
Рогач, сопя, извлек из глубин одежд толстый бумажник, долго отсчитывал, проверял, не слиплись ли бумажки, затем выложил доллары на стол.
– У меня к вам одно условие. Я первым получу со страховой компании.
– По этой афере ты у нас один, – удивился условию Грыжин.
– Пока, бля, один. Я уже с тремя связался. Их тоже приговорили. Они придут и приведут еще. Я потом понял, что мудак. Сделал широкий жест, дал на вас наколку.
– Где же ты их отыскал? – Грыжин понял, почему весь день обрывали телефон.
– «Где, где»? – Толстяк матюгнулся в рифму. – В конторе страховой компании. Они там мялись, выспрашивали, нельзя ли страховку аннулировать. Их на хер послали. Я скумекал, что мы братья по дури.
– Бери копию договора – и свободен. Появится информация, мы тебя найдем.
– Хотелось бы побыстрее, – вздохнул толстяк.
– Куда тебе спешить? Ты теперь не умираешь.
Проводив посетителя, Иван Григорьевич вернулся в кресло, немного посидел, раздумывая о странном деле, и решил, что условие бородатого клиента выполнит не до конца. Первым, если из страховой компании удастся вытянуть деньги, их получит его сын Николай. Придя к такому заключению, главный консультант вынул фляжку, одним глотком опустошил ее и покинул офис. Девичник, ожидавший генерала дома, теперь пугал его не так сильно.
В половине девятого Ерожин, бледный и помятый, уже сидел в своем кабинете. Вчера он добрался до дома в час ночи. Обиженная жена молча открыла дверь, не говоря ни слова вернулась в спальню, улеглась в кровать и отвернулась к стене. Ерожин долго подлизывался.
«Позвонить домой и сказать два слова можно в любой ситуации», – это были первые слова супруги. Петр понял, что лед тронулся, и сглупил. Рассказал, как сидел у молодой женщины и отчаянно с ней флиртовал. «Понимаешь, если бы она услышала, как я перед женой по мобильному все оправдываюсь, могло бы все полететь к черту. Я изображал кавалера». Сообщив это, честный супруг добился результата, обратного тому, на который рассчитывал. Жена в слезах вскочила с постели и убежала на кухню. Пришлось еще полчаса в красках описывать свои похождения. Наконец Надя сквозь слезы улыбнулась и соблаговолила согреть ужин. В постель они легли в половине третьего. Еще час ушел на закрепление супружеского мира. Уснули в начале пятого. А в семь завопили двойняшки…
– Товарищ подполковник, разрешите?
– Тимофей, сколько можно говорить? – поморщился Ерожин. – Не люблю я этой субординации. Заходи.
– Петр Григорьевич, кажется, все в жилу.
– Что в жилу? Я за ночь спал два часа. На лету ловить твои мысли не в состоянии.
– Мне позвонила лифтерша из дома Строковой. Она вспомнила, откуда ей знакома фотография Вольновича. Уверяет, что на фото его сестра. И самое интересное, что эта сестра посетила Марину поздно вечером, накануне убийства. Понимаете, что это значит?!
– Не совсем.
– Петр Григорьевич, проснитесь. Это, скорее всего, была Хлебникова в парике и очках.
– Погоди, Тимофей. Сенаторшу твоя лифтерша знает. При чем тут сестра Вольновича?
– Этого я и сам пока не понимаю. Но думаю, что Коровина путается. Лицо в парике старушке знакомо, вот ей и показалось….
– Вези Коровину и бабку с лестничной площадки Вольновича на опознание. Устроим маскарад. Проси Маслова подготовить трех девиц из Управления подходящей комплекции. Пускай раздобудут короткие черные парики.
– Хорошо, Петр Григорьевич. Отбыл выполнять?
– Выполняй. И про очки не забудь. Кстати, когда Медведенко выдаст заключения по вчерашнему обыску?
– Обещал к середине той недели.
– Поторопи, с париком, очками, перчатками и кассетой надо разобраться сегодня.
– Вы лучше сами к нему зайдите. Вам он не откажет.
– Хорошо, зайду. Дай сигаретку.
Оставшись в одиночестве, Ерожин выпустил колечко дыма и еще раз прокрутил в голове вчерашнее задержание. Все происходило вовсе не так комично, как он, подлизываясь после ночной задержки, представил жене.
Волков выполнил распоряжение начальника точно. Парочку взяли в подъезде. Но конгрессмен тут же потребовал представителя американского посольства. Хорошо, что квартира Сенаторши находилась рядом. Сотрудник консульской службы в сопровождении переводчика прибыл через двадцать минут. При обыске конгрессмен запретил открывать свой чемодан. Ерожин с трудом добился своего. Подполковнику пришлось три раза объяснять представителю консульской службы и самому конгрессмену, что лично американца ни в чем не подозревают. Ерожин не из ФСБ, а из милиции, и иностранные граждане в его компетенцию не входят. Русская приятельница Микоэла могла подложить в чемодан друга одну из улик. Поэтому чемодан необходимо просмотреть. Конгрессмен не смог скрыть удивления, когда в его вещах обнаружили кассету. Женатому политику огласка его московских похождений не сулила ничего хорошего. После странной находки он больше не выступал и при первой возможности поспешил удалиться.
Ерожин зевнул, встал из-за стола, потянулся и направился в туалет. Выбросив окурок, умылся холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Видок, как у алкаша после длительного загула, – оценил он свою внешность и побрел к экспертам.
– Медведенко, с меня бутылка коньяка. Хорошего коньяка. Сегодня получишь, – пообещал подполковник с порога.
– Очень много работы. Одних «пальчиков» на неделю. О сегодня не может быть и речи.
– Паричок, очочки, перчаточки и кассетка. Только эти вещи. Будь человеком.
– Подкуп должностного лица на рабочем месте, – усмехнулся эксперт. – Ладно, попробую. За взятку чего не сделаешь. Тащи коньяк.
– Так рано?
– У меня уже кое-что есть. Женские волосы, обнаруженные на постелях Хлебниковой и Вольновича, идентичны.
– Володя, ты – Бог! Еще раз тебе это говорю. Бегу за коньяком.
Ерожин вернулся к себе в кабинет и послал за презентом Вязова:
– Возьми бутылку для Медведенко и парочку для нас. Чую, будет повод.
– Вы уже получили зарплату? – удивился капитан, наблюдая, как шеф извлекает из бумажника несколько крупных купюр. – Обычно выдают после обеда.
– Ах, да, зарплата… Спасибо, что напомнил. Нет, Дима, это из старых запасов. За одно и получку обмоем…
– За одно с чем? У вас, случайно, не рождение?
– Это пока секрет, капитан. Чеши в магазин. И закусить прихвати.
– На сколько человек?
– На весь отдел. Сам посчитаешь.
Спровадив Вязова, подполковник достал лист бумаги и принялся чертить схему двойного убийства. Ерожин не сомневался, что Хлебникова вышла через квартиру Сосновской, на лестничной площадке напялила парик с очками, поехала к Вольновичу, провела с ним ночь, что подтверждали ее волосы в постели убитого, под утро пристрелила парня и вернулась в своем обличии. Оставался вопрос: почему именно в своем? Она могла так же в парике войти в соседний подъезд, на лестнице стянуть парик и незамеченной, через балкон соседки, пробраться к себе. А она поперлась в наглую через собственную дверь? Ответа у Ерожина пока не нашлось, но он надеялся в ходе допроса его получить. Встречаться с Сенаторшей до очной ставки не имело смысла. Одна из двух старушек, по мнению Ерожина, должна опознать Хлебникову в ее маскарадном прикиде. Тогда преступнице деваться будет некуда. Четкой схемы на бумаге не получалось. Оставались пробелы. Подполковник начал их подсчитывать, но помешал Шмаков.