Граф скривился.
— Будет тебе, Анна Михайловна, — отмахнулся он. — Меня интересует, кто по разумению господина Белова будет следить за домом?
— Сейчас там стоит мой денщик, и по всей видимости, его сменят ваши люди.
— А если не сменят?
— Значит, все, что нужно вы уже узнали. Ванька у меня один, денщик мой тоже в шпики не нанимался, да и людьми своими я разбрасываться не намерен! — ярко-синие глаза дерзко сверкнули.
Шувалов усмехнулся.
— Что вы все, Григорий Петрович, в мальчишку играете? Кстати, как я понял. Анастасию Платоновну не слишком удивил рассказ вашего наблюдателя о соседе, верно? — последние слова граф произнес с нажимом.
Настя внимательно посмотрела на начальника Тайной канцелярии.
— Про Михаила Ефимовича у нас давно слухи ходили, — глухо сказала она. — Только вот доказательств не было. Я Глашу свою от него прятала, потому и вольную не дала — боялась, что пропадет.
Девушка невольно обхватила себя руками, пытаясь скрыть нервную дрожь. При мысли о том, что Глашу могла постигнуть участь хуже смерти, становилось страшно.
Григорий подошел и стал рядом, мрачно взглянул на Шувалова поверх головы невесты:
— Вам довольно?
— Мне интересно, отчего Анастасия Платоновна так испугалась. — ответил тот. — Явно не от пространных речей простого солдата.
— Скорее от ваших речей, Александр Иванович! — хмуро заметил Левшин. — Вы ж спрашиваете, словно уже виновных назначили!
— Вы, Александр Николаевич, не там врага себе ищите! — спокойно возразил граф, — Не я вашего друга обманом ночью на поляну заманивал!
— А чем докажете? — усмехнулся измайловец.
— Сашенька, прекратите хорохориться, — строго произнесла Анна Михайловна, — Коли вам слова графа Шувалова недостаточно, то я готова за него поручиться.
— О, благодарю! — начальник Тайной канцелярии с издевкой поклонился, — Не хватало мне еще перед мальчишками оправдываться!
— Мы не мальчишки, а офицеры ее императорского величества! — вскинулся Левшин. — И друзей в обиду не даем!
Понимая, что больше она просто не выдержит, Настя вновь обернулась к Шувалову.
— Его сиятельство прав, — тихо, но твердо сказал девушка. — Он не враг никому. Боятся другого надо…
Девушка вздохнула, вновь погружаясь в воспоминания. Первые слова дались тяжело, а потом полились рекой, наконец освобождая душу от тяжкого груза. То, что случилось много лет назад, поляна, наполненная туманом лежащая там окровавленная женщина, Волков и огромный темный зверь, выскочивший не пойми откуда, наконец, стали просто воспоминанием.
— Вы уверены, что все было именно так? — спросил Шувалов, когда девушка замолчала.
— Вы сомневаетесь?
— Прошло уже довольно много времени, — продолжал граф, — возможно вы что-то запамятовали.
Настя покачала головой:
— Нет. Такое невозможно забыть.
— Теперь вам довольно? — спросил Белов, хмуро смотря на начальника Тайной канцелярии.
— Мне бы не помешали подробности, но, думаю, господин Волков расскажет мне все сам! — глаза начальника Тайной канцелярии грозно сверкнули.
— Тогда вам не стоит задерживаться, ваша светлость, — заметил Белов, — То, что вы здесь, выражаясь вашими же словами, каждая собака знает, не дай Бог, сбежит ваш Волков!
— А вы, Белов, злопамятны.
— Ну что вы, Александр Иванович! Просто память у меня отродясь хорошая, а вот настроение вы слегка испортили.
— В таком случае, не буду портить его еще больше, — Шувалов встал, раскланялся с дамами, коротко кивнул Белову и Левшину и направился к выходу. У самых дверей остановился и обернулся.
— Да, Григорий Петрович, — в голосе слышалась насмешка. — Чуть не забыл: челобитная вашего батюшки уже лежит в папке Черкесова и в скором времени окажется у Елисаветы Петровны, а она хоть и государыня, но все-таки женщина, может снизойти к страданиям отца и приказы свои поотменять… Так что смотрите, чтобы настроение ваше еще хуже не стало.
Еще раз поклонившись, Шувалов вышел.
Глава 5
После ухода начальника Тайной канцелярии в комнате воцарилось молчание.
— Гриша, Александр Иванович прав. Вам придется поторопиться, — заметила Анна Михайловна.
— Да. Отец просто так все не оставит, — вздохнул Белов.
— Оно и понято: вы у него единственный сын, — отозвалась Бутурлина.
— Вы о чем? — не понял Левшин.
Григорий усмехнулся, взъерошил ладонью волосы:
— Женюсь я, Сашка!
— Это как? — не понял тот.
— Ну знамо дело как: в церкви перед Богом. Да, хочу представить тебе свою невесту. Впрочем, ты с ней уже хорошо знаком! — Григорий с улыбкой взял Настю за руку.
Вдоволь налюбовавшись ошеломленным выражением на лице друга, преображенец повернулся к хозяйке дома:
— Анна Михайловна, не сочтите за дерзость: дозвольте в вашем доме венчаться!
От этих слов Настя вздрогнула и с испугом посмотрела на жениха. До сих пор свадьба была чем-то очень отдаленным. Это должно было случиться, но гораздо позже.
— Чем же вам, Гришенька, храм не угодил? — усмехнулась хозяйка дома.
— В храме всякое случиться может… а тут… скажем, что я при смерти, святой отец не откажет.
— Матери боитесь? — понимающе протянула Анна Михайловна.
— С чего мне её боятся? — прищурился Белов.
— Что рыдать начнет, святого отца жалобить будет.
— Зная Евдокию Андреевну, она любую свадьбу в похороны превратит, — фыркнул Левшин, который недолюбливал мать друга.
Впрочем, эта нелюбовь была взаимной и началась отнюдь не по вине кавалериста. Просто родители Григория полагали, что не пристало наследнику рода водить дружбу с не пойми кем, посему всегда с брезгливым снисхождением посматривали на Левшина.
— Саш, ты еще не ушел? — беззлобно спросил Григорий, игнорируя замечание друга. — Али без коня ты не двигаешься?
— А то ты мне коня подаришь, чтоб я к попам ездил? — отпарировал тот.
— Я то подарю, ты ездить будешь?
— На хромой кляче, которую ты выберешь?
— Почему это хромой?
— Потому что, Гришка, в конях ты смыслишь чуть меньше, чем я в преображении. Обманут тебя барыги, как пить дать! — выпустив эту стрелу, Левшин встал и направился к двери.
— Погодите! — окликнула его Настя. Она встала и решительно взглянула на озадаченного жениха. — Ты, Гриша, лишь одно забыл: у меня согласия спросить!
Бутурлина одобрительно хмыкнула.
— Так между нами все уж давно решено! — возразил Белов, слегка растерявшись. — Государыней приказ дан… Да и…
Настя упрямо сжала губы и скрестила руки на груди, всем своим видом давая понять, что не собирается уступать. На самом деле при одной мысли о том, что она сегодня предстанет перед священником и скажет «да», тем самым вверив всю дальнейшую судьбу преображенцу с ярко-синими глазами, становилось страшно.
Девушка нерешительно взглянула на Анну Михайловну, старательно делающую вид, что не прислушивается к спору, затем на Левшина, терпеливо стоявшего в дверях. Странно, но невольные свидетели будто бы придали сил.
— Я не хочу так, — твердо сказала девушка.
— Как «так»? — зарычал Белов, теряя терпение.
Голова то и дело кружилась, а ноги подкашивались. Григорий понимал, что, не выстоит в церкви венчальную службу, но после этой ночи медлить не стоило, а признаваться перед женщинами в болезненной слабости не хотелось.
— Ото всех скрываясь, точно… — Настя осеклась, вспомнив, что было ночью.
Осознание того, что Григорий прав, и с венчанием затягивать не стоит не прибавило ей настроения. Белов провел рукой по лбу, утирая пот, и хмуро взглянул на невесту.
— Между нами уж давно все решено, что затягивать? — сквозь силу спросил он.
Вокруг все плыло, а глаза то и дело застилал туман. Лишь чистое упрямство не давало сдаться и уползти в логово, поджав хвост.
Балансируя на краю сознания, Григорий не сразу уловил слишком знакомые голоса, звучавшие у крыльца.
Потом послышались шаги, дверь распахнулась, Тихон в сбившемся парике вошел в комнату и торжественно объявил.
— Господин и госпожа Беловы.
Настя вздрогнула и испуганно взглянула сначала на жениха, потом на хозяйку дома. При мысли о том, что придется смотреть в глаза родителям Белова, девушку охватил страх. Мать Григория и так считала, что неугодная невеста околдовала ее сына, и девушка полагала, что обвинения вполне оправданны. Настя в который раз пожалела, что ночью поддалась соблазну.
Григорий тоже скривился, прекрасно понимая, что родители пожаловали не просто справиться о его здоровье.
— Гриша, вы же понимаете, что отказывать вашей матушке я не могу… — вежливо, но твердо произнесла Анна Михайловна.
— А я и не настаиваю, — отозвался тот.
— Проси, — почти благостно кивнула Бутурлина лакею, расправляя пышные кружева на платье.
Лакей поклонился и широко распахнул двери, впуская посетителей. Первым в комнату шагнул Петр Григорьевич. При виде сына бледного и без ставшего уже привычным мундира, Белов-старший нахмурился.
— Гришенька… — Евдокия Андреевна картинно всплеснула руками— Счастье то какое! Живой!
Она собиралась кинуться на шею Григорию, но под сердитым взглядом мужа замерла, торопливо достала кружевной платок и приложила к глазам.
— Я всю ночь на коленях простояла, о тебе Бога молила, — всхлипывая сообщила она, — Чтоб простил… на путь истинный наставил…
Петр Григорьевич тем временем обвел взглядом присутствующих, задержавшись на Насте, потом скривился при виде Левшина и запоздало холодно поклонился хозяйке дома:
— Госпожа Бутурлина, прошу прощение за столь неподобающий визит…
— Что вы, Петр Григорьевич, — отмахнулась Бутурлина, которую явно забавляло такое поведение, — Я все понимаю. Сын. Единственный.
— Именно, — голубые глаза зло сверкнули. — Правда, избалован бабами вне меры. Вон мать до чего довел!
В подтверждение слов мужа Евдокия Андреевна громко всхлипнула. Григорий нахмурился. Он знал, что мать действует так специально, чтобы еще больше разозлить отца, не терпящего женских слез и истерик.