Настя вздрогнула. Что-то подсказывало ей, что Бутурлина говорила не только о погоде.
Глава 6
Гроза началась едва успели закрыть ставни. Не на шутку разыгравшийся ветер принес огромные темные тучи. Деревья в саду угрожающе скрипели, а на чердаке дома завывало. Из-за закрытых ставен молнии не было видно, но раскаты грома грохотали так, что казалось, дом подпрыгивал. Две девки, подметавшие пол от стекла, каждый раз испуганно вздрагивали и крестились.
— Да будет вам! — строго прикрикнула на них хозяйка дома. — А то вы раньше гроз не видали!
— Так ведь это — особенная, — возразила одна из горничных.
— И чем же она такая особенная?
— Громкая шибко. Говорят, в такую грозу нечисть просыпается, людей соблазняет на дела греховные.
— То-то ты и крестишься вместо того, чтобы работать, — фыркнула Анна Михайловна.
Девка ойкнула и послушно схватилась за веник. Вскоре все стекла были убраны и о явлении Ивана напоминала лишь гнутая оконная рама.
— Пойду, посмотрю, что там Аксинья делает, Александр Борисович борщ заказал на обед, — Анна Михайловна встала.
Задремавший в кресле Белов, заслышав шорох платья, тут же вскочил — сказалась давняя выучка.
Хозяйка дома с улыбкой взглянула на заспанного, слегка пошатывающегося гвардейца.
— Шли бы вы в постель, Гриша, — миролюбиво заметила она. — Друг ваш вряд ли в грозу вернется, а вот Александр Борисович может и попрекать меня будет, что я — ведьма и уморить вас хочу.
Настя невольно улыбнулась. Ей тяжело было представить, что Бутурлин может упрекать жену.
— Наверное вы правы, — Белов провел рукой по лбу, точно набираясь сил. Он сделал шаг, качнулся, но устоял и медленно направился в свою комнату.
— Ну слава богу! — перекрестились Бутурлина, когда гвардеец скрылся за дверью, — Вот ведь, что дети малые, глаз да глаз нужен!
Настя криво улыбнулась. В словах хозяйки дома ей вновь почудился укор за собственное поведение этой ночью.
Девушка посмотрела на Анну Михайловну, вовсе не торопящуюся на кухню.
— Вы, должно быть, сердитесь на меня, — прошептала она, желая внести ясность в отношения.
Бутурлина приподняла брови.
— Сердиться? На что?
— На… на… — как не старалась Настя, говорить с чужим человеком о случившемся между ней и Беловым было выше ее сил.
Анна Михайловна улыбнулась, прекрасно понимая все сомнения.
— Я не сержусь, — мягко сказала ведьма. — Глупо сердиться на то, что изначально предопределено.
— Но вчера вы я обещала… — в сердцах воскликнула Настя. — Я подвела вас, Анна Михайловна! Вы говорили мне, а я…
Раскат грома заглушил слова.
— Глупости! — махнула рукой хозяйка дома. — Уж я-то знаю, как трудно совладать с Силой. Тем более после полного завершения обряда.
— Полного завершения обряда? — переспросила девушка.
Анна Михайловна вздохнула и вновь вернулась на свое место. Расправила юбки, явно решая, с чего начать. Потом взглянула на Настю.
— Весь обряд преображения — это обретение власти. Власти над тем зверем, который у каждого в душе есть. Первая инициация пробуждает этого зверя. И вот тут-то самое главное — сущность человеческую не потерять, чтобы во век зверем не остаться. Страшно это, потому и сделал Яков Брюс так, чтобы преображенцы государю законному подчинялись. А вот вторая инициация страшнее. Зверю надо пару свою найти, чтобы могла душу из тьмы к свету вывести. А это лишь ведьме природной подвластно. Во волки за ведьму и готовы горло друг другу перегрызть.
Вспомнив волчьи тела, лежащие на поляне, Настя невольно вздрогнула.
— И что, они всегда так сражаются? — прошептала девушка.
— Сражаться не сражаются, да только преображенцу в испытании умереть приходится, чтобы ведьма могла душу человеческую вывести, да зверя усмирить. Обряд жестокий, и не все к нему оказываются готовы…
— А если ведьме не под силу будет душу вернуть? — девушка смотрела на наставницу широко распахнутыми глазами.
— Тогда человек погибнет. Да и зверь долго не проживет.
После этих слов в комнате стало очень тихо. Не было слышно даже шума дождя.
— Так что, Настенька и в голову не бери. Что у вас с Гришей случилось — воля Божья. Пара ты его изначально была. А все остальное — так, наносное оно, — Бутурлина подошла к окнам, распахнула ставни. — А вот и гроза прошла!
— И правда прошла… — эхом отозвалась девушка, бросая взгляд в окно.
Деревья, все еще влажные от дождевых капель радугой переливались на солнце. Вместе с грозой ушла и тревога. Во всяком случае, теперь Настя не опасалась гнева хозяйки дома и на душе стало легче.
Правда, оставались еще родители Белова, да и сам Платон Збышев. Настя до сих пор не знала, как папенька отнесется к столь скоропалительному замужеству единственной дочери, полюбит ли зятя так, как любила его сама Настя. Скорее всего, любить не будет, но и презирать не станет…
Дойдя до этих мыслей, девушка вздрогнула и слегка ошеломленно моргнула. Затем скосила глаза на Анну Михайловну, все еще стоящую у окна. Ведьма внимательно осматривала сад на предмет ущерба, нанесенного грозой, и не заметила смятения своей гостьи.
Настя отошла вглубь комнаты, пытаясь совладать с чувствами. Самым понятным из них была растерянность. Девушка просто не ожидал, что действительно сможет полюбить навязанного насильно жениха. Тем не менее это случилось.
И теперь Настасья просто не знала, что же ей делать. К тому же сам Григорий ни разу не признавался в любви, и даже вчерашняя ночь могла значить для преображенца слишком мало, памятуя его прежние амурные дела. Конечно. Анна Михайловна утверждала, что волка всегда тянет к ведьме, но ведь помимо волка был еще и человек. А вот что творилось в душе у Белова Настя не догадывалась.
Невеселые раздумья прервал Левшин. Он ворвался в комнату, точно за ним гнались оборотни.
— Черт знает что! — громогласно возвестил измайловец, оглядываясь по сторонам в поисках друга. — А где Гришка?
— Он все еще неважно себя чувствует и отправился спать, — спокойно ответила хозяйка дома. — и прошу вас, Сашенька не поминать нечистого всуе!
— Оно может и к лучшему! — ответил Левшин не то про Белова, не то про нечистого. — Потому что полковой священник отец Кирилл в Стрельне соборует умершего, а встреченный по пути священник семеновского полка отец Игнатий заявил, что венчать может лишь после того, как молодые проведут ночь в посте и молитвах, а также исповедуются.
При упоминании об исповеди, Настя вздрогнула и беспомощно посмотрела на Анну Михайловну, та ободряюще улыбнулась и вновь повернулась к Левшину.
— Сашенька, думаю для всех будет лучше дождаться отца Кирилла. Все-таки преображенцы — народ особый, сам понимаешь…
— Псы они блохастые, — беззлобно отозвался Левшин. — Но я, Анна Михайловна, решил, что отец Кирилл все ж надежнее, потому не называл имен.
— Хорошо, — кивнула ведьма, бросила быстрый взгляд на каминные часы и охнула. — Я ж на кухню сбиралась! Сашенька, вы останетесь на обед?
— Позвольте в другой раз! — Левшин поклонился. — С вашего позволения, я пойду! Мне еще в казармы надобно!
— Не смею вас задерживать.
Щелкнув каблуками, измайловец вышел.
— Вот балаболка! — воскликнула Бутурлина. — Все бы ерничать, да бежать куда-то. Женить бы его…
— Не жениться он, — глухо ответила Настя, все еще думая о своем. — Даша за него не пойдет…
— Даша? Это которая во фрейлинах третий год ходит? — Бутурлина оживилась. — А ведь ты права, они были бы прекрасной парой.
— Были, коли приданое было, — девушка вспомнила разговоры с подругой и покачала головой. — Нет, Анна Михайловна. Пустое это дело.
— Ну раз пустое, то пустое, — согласилась та, прислушиваясь к скрипу калитки. — А вот и Александр Борисович пожаловал. Рано он…
Бутурлин вошел в комнату. Судя по его побледневшему лицу и тяжелым шагам, командир преображенцев чувствовал себя неважно.
— А, Анна Михайловна, ты здесь? — он буквально рухнул в кресло, расстегнул мундир.
Степан, тенью шагнувший за хозяином засуетился, помогая размотать с шеи офицерский шарф.
— Так-то лучше… — Александр Борисович шумно вздохнул и огляделся, явно ища к чему бы придраться.
Взгляд упал на погнутую раму.
— А это что еще такое? — прогремел командирский голос.
— Я ставни не успела закрыть, вот ветром и выбило, — отмахнулась Бутурлина. — Да ты, друг мой, не переживай, к вечеру починят.
— К вечеру? — взвился Александр Борисович. — Почему к вечеру? Распустились тут! Мало мне на службе неприятностей, еще и дома черти что твориться!
Анна Михайловна обеспокоенно посмотрела на мужа, затем перевела взгляд на Настю, собиравшуюся проскользнуть в свою комнату, чтобы хоть как-то укрыться от намечавшегося скандала.
— Настенька, гроза закончилась, ты бы прошлась, в парке прогулялась, а то бледная вся! — произнесла Анна Михайловна тоном, не терпящим возражений. — О Грише не переживай, я присмотрю!
— Что с Беловым?! — встревожился Бутурлин, моментально позабыв о том, что хотел поругаться.
— С ним все в порядке. Сам увидишь, когда проснется.
— Он что, до сих пор спит? — подполковник обеспокоенно взглянул на часы.
— Ну почему же до сих пор? Проснулся, шороху навел и вновь заснул.
— Так это он окно выбил?
— Не совсем, — Анна Михайловна выразительно посмотрел на девушку. — Настенька, ты что стоишь? Иди, пройдись!
Понимая, что она сейчас лишняя в доме, Настя послушно направилась к выходу.
— Тихона с собой возьми, пусть сопровождает! — распорядился подполковник. — негоже девице молодой одной ходить, времена не те!
Уже закрывая дверь, девушка услышала, как Бутурлин жалуется на пренебрежение, высказанное его полку государыней.
Девушка не стала подслушивать. Приказав лакею следовать за ней, Настя по привычке направилась к Большому дворцу.
Уже по пути раскланиваясь с многочисленными знакомыми и незнакомыми людьми, провожающими фрейлину государыни любопытными взглядами, Настя поняла, что в одиночестве ей побыть не удастся: слишком уж свежи были слухи о нежданной императорской милости к непонятной девице. Более того, некоторые уже разузнали, что Настя проживает лишь с отцом, и даже не скрываясь, строили нелепые догадки.