Вчера позвонил наш главный, и велел быть сегодня с самого утра. Мои вялые попытки отбояриться сославшись на учебу и обязательное присутствие на семинаре по профильному предмету ни к чему не привели. И вот я еду час-пик в переполненной маршрутке. Пару раз попадали в пробки. Тащились медленно, мне уже отзвонили по мобильнику, спрашивая, скоро ли я изволю появиться на рабочем месте. Чтобы как-то отвлечься, я совершенно бессознательно прислушивалась к разговору какого-то представительного дядьки со своим, видимо, сыном лет трех.
— Пап, а пап! А что такое прозелитизм?
— Где ты слов-то таких нахватался? — явно думая о чем-то своем, рассеянно отозвался папаша. Мужик смотрелся в общественной маршрутке как-то инородно и чужеродно, видимо привык путешествовать на своем личном транспорте.
— А вчера к нам в садик пришел такой смешной дедушка с бородой и в длинном черном платье. Как у мамы, только с рукавами. И крест у него был большой и снаружи! А подол у него в глине измазался, когда он вышел из своей машины и мимо лужи шел!
— Да? — папаша слегка оживился, — и что он сказал?
— Он много сказал. А еще он сказал, что прозелитизм — это прерогатива нетрадиционных для России конфессий. А что такое — прерогатива нетрадиционных конфессий?
— Кошмар какой, до чего дошло… — пробормотал себе под нос представительный мужик.
— Ну, пап!
— Помнишь, мы сказку Пушкина читали? «Сказка о Попе и его работнике Балде»? Это дядя в платье называется священник, или поп. Священник работает в церкви, он там главный. Он знает очень много трудных и непонятных слов, и за это ему платят деньги.
— Он гендиректор церкви?
— Ну, почти гендиректор. Так вот, прозелитизм — это когда поп одной церкви выходит к людям другой церкви, начиная рекламировать свою и критиковать конкурентную.
— Как ваш директор по рекламе и связям с общественностью, да?
— Ну, да, можно и так сказать…
Все весело засмеялись, только не я. Я никак не могла забыть свалившуюся на меня информацию. Прочитать бабушкин код неожиданно помог Феликс — тот самый витруальный знакомый. Он оказался компьютерщиком, и когда я прислала ему один столбик чисел из бабушкиных записей, он предположил, что это — книжный код. Первые три цифры — номер страницы, потом — номер строки, потом — номер буквы в строке. Еще он посоветовал брать только те книги, где больше шестисот страниц, поскольку в коде присутствовало число, начинающееся с шестерки. Не имея шифровальной книги ничего прочитать невозможно — все буквы могут быть разными.
Я тогда логично предположила, что ключом будет одна из бабушкиных книг. Все ее книги остались у нас в гостиной, в большом стеллаже во всю стену. Методом перебора, (а на это ушло много времени) я нашла шифровальную книгу. Сначала ничего не могла понять. Прочитала первое слово — «запись» — а дальше шла какая-то полная ахинея. Я не сразу сообразила, что пробелы и знаки препинания тоже нужно учитывать. Тогда все стало на свои места.
Для шифровки бабушка использовала первый том «Войны и мира». Сколько же труда она потратила, чтобы скрыть от случайного свидетеля свои записи, я даже представить себе не могла. Интересно, а мама прочитала это, или нет? Наверное, все-таки прочитала. Ни за что не поверью, чтобы моя мать, с ее головой, оставила без внимания загадку лежащую у нее под самым носом, в ее письменном столе. Скорее всего, она давно уже перевела этот текст, убедилась, что у нее не получается исполнение, и уничтожила перевод. Может, напрямую спросить ее об этом? Нет, не буду. Это — ее тайна, и пусть таковой останется. А я теперь справилась сама и уже надолго запомню сегодняшний день.
33. Феликс
Сегодняшний день начался с одного малоприятного события. Вхожу в метро и прикладываю, как водится, карточку к турникету. Загорается зеленый огонек, и преспокойно иду на автопилоте дальше, как меня прихлопывают ограничители, и играет известная всем музыка. В непонимании иду опять — ведь зеленый же был! И прохожу. Вдруг позади слышу жуткий мат. Поворачиваюсь и вижу злющее лицо какой-то тетки — прошел вместо нее. Но, несмотря на этот случай, на работу пришел все-таки раньше обычного.
Я не суеверен, но почему-то счел это дурным предзнаменованием.
У дверей Старого Дома, за турникетом, сидел наш новый охранник — Володя — слегка придурковатый парень, но вполне безобидный и даже, по сравнению со старым хрычом — отставником Гаврилычем, — в чем-то даже интеллигентный.
— Э, Феликс Михалыч, вас к генеральному просили, как придете, зайти.
«Вот оно! Начинается!» — с ненавистью подумал я.
— А зачем?
— Я-то почем знаю? Просили — передал.
— Спасибо Володя…
Выругавшись про себя, отправился в сторону приемной нашего гендиректора. Лилька сегодня почему-то отсутствовала. Без стука, отворив дверь шефского кабинета, я, на всякий случай, принял виноватый вид и поздоровался:
— Здравствуйте, Юрий Дмитрич.
— А, пришел? В Питер поедешь! — Вместо приветствия прям с порога, огорошил меня шеф, — вот деньги, бегом на вокзал, купишь на какой-нибудь сегодняшний поезд. Уж пара-то мест всегда должна быть. И — давай! Быстро! Одна нога здесь, а другая знаешь где?
— А зачем в Питер, Юрий Дмитрич? Да еще так срочно?
— Гóтов своих будешь снимать! Питерских! Там концерт одной музыкальной группы, так они все туда и придут. Вот получи — билеты тебе. На две персоны! Персона-то твоя как? Елена кажется? С собой прихвати.
— Анжела…
— Анжела? — удивился шеф. — А я думал Елена… Или это у Сергея — Елена…
— А что за группа, Юрий Дмитрич?
— А хер ее знает… У меня вот тут записано где-то… эта… Ламимоза, какая-то.
— Может, Lacrimosa? — обрадовано догадался я.
— Во-во. Лакримоза. Там своих готов всех и увидишь.
— Так моих или Питерских? — почему-то спросил я.
— Ты это брось, — погрозил пальцем шеф. — Всяких увидишь. Послезавтра чтоб фотографии у меня на столе!
— А в Москве готов снять нельзя? — спросил я в тщетной надежде, что ехать все-таки не придется.
— Нельзя! Их сегодня в Москве гонять будут. И завтра. Мне знакомый милицейский майор сказал. Да и уедут самые активные в Питер на эту твою… забыл опять… А материал мне еще вчера нужен был.
— Так из Интернета же фотки скачать можно. Войдите на какой-нибудь готический сайт, и скачайте с любого трушного готик-пати. А если нужны с высоким разрешением, тогда можно…
— Чего-чего? Ты давай, это, жаргонизмы свои побереги. Понадобятся еще. Всё на сегодня! Ты еще тут?
Домой я доехал быстро. Повезло с пробками. Анжела сидела на диване поджав под себя ноги, и разглядывала очередные черные ботинки. «Гады», как молодые их называют. Делала она это внимательно, и сосредоточенно, словно эскулап, обнаруживший новую неизвестную болезнь у некредитоспособного пациента. На девушке были одни только черные полупрозрачные колготы, аппетитно облегающие ее ниже пояса.
— Ну, подруга, дней моих суровых, — спросил я, разглядывая ее грудь, — хочешь на халяву в Питер смотать на один день? Ночь — туда, ночь — обратно. День там. Билеты и все расходы оплачивает моя фирма. Ну, как?
— А что там? — вяло и без всякого интереса, сказала Анжела, зачем-то натянув на себя черную майку. — Я, кажется, уже просила, никогда так меня не называть. Не тронь Пушкина! А нафиг в Питер? Че там щас делать-то?
— Лакримоза твоя там выступает завтра. Босс послал сделать фотосессию. Билеты дал, вот, смотри!
— Ты и твой босс, вы что, оба дураки?
— Оба. А ты-то откуда знаешь? — иронично спросил я.
— По твоим рассказам и вот по этому, — Анжела ткнула пальцем в билеты, данные мне шефом, — Лакримоза вообще в Питер не приедет в этом году! И где тут про них написано? Это — просто билеты в Блэк Клаб.
— Почему? — не понял я.
— По кочану! У Лакримозы все расписано на годы вперед, и Питер в планах пока не значится! Вот в Москве они скоро уже будут — через неделю. И потом, — Анжела заерзала, устраиваясь поудобнее на поджатых под себя ногах. Ее круглые коленки соблазнительно выглядывали из-под длинной, как юбка, черной майки, — Лакримоза, в основном, студийная группа, они очень неохотно выступают на сцене и всегда с большой рекламой.
— О, как! — восхитился я. — Вот так живешь, живешь и не знаешь, что в мире делается!
— Интернет надо читать! И перестань повторять одни и те же поговорки! От этих твоих словечек меня уже блевать тянет! Ты в Инете-то что делаешь?
— Работаю, — буркнул я, не скрывая недовольства.
— Работаю! В Инете! Уже смешно!
— Так ты едешь со мной? — раздраженно спросил я.
— Еду, почему нет? Только сначала позвоню своей питерской подруге, чтобы было у кого шмотки бросить.
— Зачем? — не понял я, — ведь на один день же едем!
— Ты — ничего не понимаешь! Люди не виделись давно, ясно тебе? Только забегу к ней ненадолго, а потом к тебе присоединюсь. Лан, я щас звоню, а ты там пока наши сумки собери, так и опоздать можно.
34. Ольга
Так и опоздать можно, если ко всему относиться слишком серьезно. Еле успела до закрытия метро. Сегодня меня попытался совратить дедуля лет восьмидесяти. Отвратительно блин! Сказал, что умеет гадать по руке, по предплечью, по плечу, по ноге и так далее. Только удобнее все это проделать без кофточки и у него дома!
Дура я, что остановилась на его вопрос — «Девушка, а можно у вас спросить?» надо было проигнорировать, и все. Нет, дура — это еще очень мягко сказано. Дура — глупая, а я, как показал эксперимент, не глупая. Я — идиотка и кретинка. Вчера полдня потратила на решение задачки, присланной Феликсом — чтоб его за это черти взяли! Такую заразу мне подсунул, надо же было столько времени впустую угрохать!
Альберт Эйнштейн, когда придумал эту задачку, почему-то предполагал, что девяносто восемь процентов жителей Земли будут не в состоянии ее решить. Но я — решила! Вот условия:
1. В ряд стоят пять домов разнообразного цвета: красный, зеленый, белый, желтый и синий.