разы: «Обещаю тебе, как офицер. Если сознаёшься и закладываешь всех своих, ну поставщики там, посредники, клиенты, то года три условно». Тут я слегка прибалдел от такой радужной перспективы. Начал отказываться, мол, во время разборок вообще в стороне был, ничего не знаю и не в курсах вроде, а попал случайно. «А наркотики?» — Не унимается следователь. «Какие еще наркотики? — говорю я. — Не было никаких наркотиков! Не знаю я ничего!» Я же и правда ничего не знаю! Так этот гад продолжает давить — «Да ладно тебе, колись! Небось, обычная трава? Или нет?» Вот тут уже я понял, что меня просто берут на понт, и нету у них ничего, и быть не может. Потом составили протокол, указав, что просидел я ровно час. Когда подписывал, перед подписью дописал, сколько просидел на самом деле. Вот, думаю, когда будут дело шить, так все-таки какое-никакое, а процессуальное нарушение, адвокату пригодится. Помурыжили меня так с полчасика и опять отправили в тот клоповник. Вот тут я и исхитрился тебе позвонить. Минут через сорок один из ментов подошел к клетке, и от души стукнул по ней своей дубинкой. Решетка протестующе загудела. «Эй! А кто тут у вас „Феликс из Москвы“?». Все с ненавистью воззрились на «начальника», но тихо молчали, хорошо помня полученный недавно урок. «Может мне здесь кто-нибудь ответить? Или все тут уже передохли и завонялись?! — Негодующе воззвал этот мент. — Ну?» Я, наконец, сообразил, что ищут меня, и вроде как по делу. Встал и приблизился к стальной перегородке. «Что ж ты, падла, — говорит мент, — молчишь? А еще права качал? Борзый слишком, да? Да я сейчас тебя, суку..». Ну, я пытаюсь объяснить, что весьма сожалею и больше так не буду, ибо невиноватый я. Майор этот еще всякие другие разные слова говорил, которые я сейчас пропускаю, ибо очень матерные. Потом он размахнулся дубиной, а я, естественно, зажмурился и отстранился. Но в последний момент рука у мента дрогнула, вот он и попал по башке тихому ханурику-готу, что ненароком оказался рядом со мной. Тот был вообще ни при чем, и попал совершенно случайно, до кучи. Надо было слышать этот звук от столкновения резинового дубья с головой парня. Я, наверное, теперь на всю жизнь брошу привычку спорить с представителями власти и ходить по местам сбора неформалов. Ну, и выпустили меня. А дальше ты уже все знаешь. Я-то думал, что до утра там просижу. А то и дольше!
Некоторое время мы молчали. Я не знала, что сказать, а он, наверное, уже выговорился и собирался с мыслями. Потом он все-таки прервал паузу, не выдержал первым:
— Красиво-то как! А у тебя как настроение?
— Красиво, — скупо подтвердила я. Подвеска домов на Невском еще работала, и проспект действительно приобрел совершенно фантастический вид. — У меня сейчас литературное настроение.
— Почему это?
— Не знаю, — я немного помолчала, проведя рукой по отключенному фонарю. Как-никак разгар белых ночей. — Просто. А что ты сейчас читаешь?
— Сейчас ничего. Все что было, прочел, а ничего нового ко мне пока не попало. Может, ты что посоветуешь?
— Ты Грачева почитай. Тебе понравится, ага.
— У Грачева дерьма всякого слишком много. А дерьмо — оно ведь как. Если его изобразить художественно и эффектно, то скажут, что это глубоко и красиво, и что автор придерживается нонконформистских взглядов, как Чак Паланик. Видимо Грачев не для меня.
— А мне понравилось, — сказала я. — И он не то, что некоторые писатели — они и по телеку, и во всех галетах. А он тихо делает свое дело…
— Ну, Грачев тоже молодец, не бойся — скоро и он будет по телеку. Если бы не его пиар-акция, проведенная при помощи движения «Вместе идущих», то я бы ни в жизнь ничего из его произведений не прочитал. Нет, все-таки нестандартная реклама — вещь великая! Еще бы церковники публично его книги сожгли, вообще цены бы им не было. Книгам, я имею в виду.
— А еще? — снова спросила я. Тема разговора пока не прорисовывалась.
— Что еще? Пелевина прочитал всего. Лукьяненко — тоже. Белянина почему-то…
— Сейчас куча всяких фентезийных романов, вот только что из них стоит внимания? — все приставала я.
— То, что тебе нравится, — скупо отрекомендовал он. — Вот то и читай. Или слушай близких по духу друзей.
— Я теперь в курсе всех новостей. Не говорила? Кто-то меня в рассылку включил. Теперь по почте сыплется всякий спам.
— Что за спам? — почему-то заинтересовался он.
— Да что угодно! И товары, и новые фильмы, и книги, кстати. Спектакли еще. Кулинарные рецепты какие-то. Кому-то не лень было все это писать. И рассылать.
— Не я это! Не я! — Феликс притворно скрестил руки. — Меня самого спаммеры достали, я даже проклял одного страшным проклятием, от чего он вскорости и помер, бедняга, скверной и насильственной смертью… А что до кулинарных рецептов… Ну, допустим любит человек пожрать. И есть у него чем поделиться со своими ближними. Так почему не поделиться, да еще и за умеренную плату? Разве можно его упрекать за это? Я не могу.
— Я знаю, что это не ты, — кисло усмехнулась я. — Я даже знаю кто. Это было неразумно с его стороны.
— А знаешь, поступать разумно тоже иногда не хочется. Даже тогда, когда от этого зависит твоя судьба. Часто прет совершить очень неразумный, даже безрассудный поступок. Ну, да, жалеешь потом, но сделать-то ничего уже не можешь. Понимаешь, что истина осталась в пролом, а ты только вспоминаешь о ней.
— Только не надо говорить, что истина — такая эфемерная категория, со стороны которой нельзя «смотреть». Она просто есть. Априори. Одна-единственная.
— Это не истина, а правда, — наставительным тоном уверил меня он.
— Есть разница? — удивилась я.
— Есть. Правды бывают разные. Их много, потому что у каждого правда своя. — Феликс явно оседлал любимого конька, а я струсила. Есть такие типы, что схватят вас за край одежды, загонят в укромный уголок, и заговорят потом до потери пульса. Вдруг и он из этого племени? — Правдой становится то, что определенная группа людей (или один человек) договорились считать таковой. И что-то мне подсказывает, что ни одна из них не претендует на Истину…
— Ой, опять философия, — прервала его я. — Лучше скажи, у тебя не бывает так, что чрезвычайно хочется набить кому-нибудь морду, а некому?
— Бывает, причем последнее время довольно часто. Спасает висящая у двери в комнату боксерская груша. Успокаивает на какое-то время. Правда, когда ее делается мало — начинаю долбать стены. Такое у всех случается: или набить или получить. Все временами бывают в таком состоянии, только я стараюсь никого не искать. А то когда дорвусь, контролировать себя становится как-то сложно.
— Ты меня успокоил. Я уж думала, что развивается какой-нибудь очередной психоз. А то я просто не могу, меня последнее время от всего этого депрессняк замучил, и вообще проблемы… Ты же знаешь.
— А ты выговорись. У тебя же есть подруги? Приди в гости, и поплакайся. Знаешь, как здорово помогает?
— Уже, — призналась я. — Нет, не помогает. — Знаешь, недавно, когда я ехала с работы, в автобус зашел какой-то мужик лет пятидесяти, в одной рубашке и с жутким перегаром, бьющим наповал метра на три. Дядька читал дурным голосом скверные стихи о войне. Не то про Афган, не то про Чечню, не поймешь. Ходил по салону с вытянутой рукой и просил мелочь. К парням он обращался по-простому, со словами «Дай рупь!» Обычно никто не давал, и тогда он начинал орать, что все мы замкнутые, скрытные и вообще развращенные Западом наркоманы. Затем кондуктор попросил его умолкнуть, на что тот выматерился от всей души и покинул автобус. Я почему-то уверена, что большинство присутствующих в автобусе вздохнули с облегчением, когда он ушел, но задумались над его словами. Хоть немножко, да задумались. Порой мы просто не хотим слышать правду, вот и пропускаем миом ушей чужие слова. Но мне сейчас точно не поможет беседа с подругой.
— Есть еще один способ. Как избавиться от разных депрессий. Возможно, ты и так это знаешь, но все-таки. Попробуй всю ту боль, весь негатив сливать на бумагу. Вернее — в файл, а еще вернее — в компьютер. Пиши прозу. У тебя нормальный литературный язык, и должно получиться. Только потом нужно оформить это в виде законченного произведения. Повести, романа, можно — сборника. После нужно распечатать и переплести. Издать «тиражом» в один экземпляр. Можно и не в один. Психологи советуют так выходить из депрессии. Помогает, на себе пробовал!
— А если пойти в какой-нибудь храм? — вдруг вяло поинтересовалась я, поскольку сама в эти храмы ни разу не верила и никогда туда не заходила.
— Ну не знаю! Я-то туда точно не пойду. Мне не поможет. Я — атеист и не придерживаюсь никаких религий, сект и конфессий, поскольку считаю их полным абсурдом. Да и чем конфессия отличается от секты? Только сроком существования и численностью адептов.
— Да?
— Да, — подтвердил он.
— Вот тут-то не так все и просто. Ты говоришь — «Я атеист, я не придерживаюсь никаких религиозных сект и конфессий». Да, было у меня это. Было уже много подобных точек зрения. Я сама — атеистка и сама когда-то кричала, что «все религии — бред». А потом… потом поняла кое-что.
— Что? — не понял он.
— Есть еще что-то, чего мы сейчас не можем понять. И никто не может. Я сейчас всего не могу тебе сказать, но поверь мне, я точно это знаю. И кое-что умею.
— Ладно, — Феликс не стал развивать тему и почему-то неожиданно быстро сменил направление разговора, — все-таки скажи, как ты меня вытащила?
— Вот ведь пристал! Все тебе расскажи! А еще говорят — женщины любопытные!
— Неправда! — притворно возмутился он. — Мужики — еще более любопытны. Так как?
— Очень несложно. Пришла к дежурному, сказала, что задержан мой друг. Он позвал начальника, и чего-то они там между собой пошушукались немного. Потом покочевряжились для вида, но мы довольно легко нашли общий язык и быстро договорились: я просто дала им на лапу.
39. Феликс
— …я просто дала им на лапу, — закончила Ольга свои объяснения.
— А сколько я стою по их расценкам? — спросил я в тайной надежде, что не слишком много.