Вчерашнему разговору с генералом предшествовала целая неделя раздумий, сопоставления фактов, придирчивого анализа собственных выводов. Высказывая мнение о провале группы «Гелы», Алферов руководствовался отнюдь не желанием перестраховаться, а логикой самих событий, своим долголетним опытом работы в разведке.
Он и сейчас был убежден, что с группой «Гелы» неблагополучно.
Однако замечание генерала о немецких контрразведчиках имело глубокий смысл. В самом деле, эти матерые волки вряд ли могли, арестовав «Гелу», поступать так, как они поступили, судя по неуклюжей дезинформации и истории с нарушением связи.
Что-то здесь не сходилось. Чего-то здесь Алферов недопонимал. А понять следовало абсолютно все.
Он лежал и глядел в дождливый сумрак. Вновь и вновь восстанавливал в памяти последовательность происходившего с «Альфой» и «Гелой». .
Думал о судьбе «Аргуса». Сопоставлял различные варианты возможных действий разведчиков и фашистской контрразведки.
И не находил ошибки в своих выводах.
Зазвенел будильник, поставленный на 7.30.
Катя села, поправляя рассыпавшиеся волосы. Думая что муж еще спит, спрыгнула с тахты, остановила будильник. Зябко передернула плечиками, стала будить Танюшку.
Наверху кто-то ходил.
За стеной включили радио. По интонациям левитановского голоса -Алферов догадался, что передают сводку Информбюро.Танюшка побежала умываться. В ванной шумно заплескалась вода.«В чем же мой просчет? — думал Алферов. -В чем?» Катя подошла к тахте, присела, положила руку ему на лоб.
Он открыл глаза.
— Давно не спишь? — спросила Катя.
Свою ошибку Алферов понял шесть дней спустя К этому времени еще ничего не определили: работает ли на нас Винкель из Берлина, это сам Винкель или его фашистский дублер? Получаемая за подписью «Гела» информация оказывалась не очень интересной, запоздалой но и особых сомнений вызывать не могла. Васильев, читая телеграммы, пожимал плечами.
— Всяко бывает. — неопределенно произносил он.
Васильев, видимо, тоже напряженно думал о «Геле», уже не повторял на каждом шагу, что оснований для беспокойства не существует.
Генерал вычеркивал текст телеграмм, направляя «Геле», каждое лишнее слово.
Доклады о работе с «Гелой» выслушивал каждый день но о своем решении не говорил.
А Алферов догадался об ошибке как бы внезапно. Заглянул работник смежного отдела, попросил спички, пожаловался, что сильно устал.
— Не прибедняйся, — сказал Алферов. — Говорят, вы здорово поработали.
— Служим Советскому Союзу! — хитро подмигнул сосед и улыбнулся довольной улыбкой.
Прикурив, он ушел, а Алферов подумал, что сосед, занимавшийся дезинформацией гитлеровцев, выглядит, несмотря на усталость, счастливым.
И замер, глядя на закрывшуюся дверь...
Васильева на месте не было.
Алферов позвонил адъютанту генерала.
Генерал собирался уезжать.
— Очень срочно! — взмолился Алферов. — Скажи, что очень срочно!
Целую минуту он томился возле телефона, пока не услышал сдержанный голос адъютанта.
— Можете зайти, — сказал адъютант. Алферов почти бежал.
Генерал ждал в шинели. Поднял брови.
— Товарищ генерал! — сказал Алферов. — Разрешите доложить...
— Новости? — спросил генерал.
— Нет. Относительно ошибки с «Гелой». Товарищ генерал, я, кажется, понял! Пятого сентября дезинформацию дал именно «Гела». Понимаете, сам «Гела», товарищ генерал! И передал ее Винкель. Не кто иной, как сам Винкель!
Генерал стоял и смотрел на Алферова.
Расстегнул шинель, снял, повесил на вешалку.
Вернулся к столу. Нажал кнопку звонка.
— В школу поеду через час, — сказал генерал адъютанту. — Машину не отпускать. А ко мне Васильева. Немедленно.
Дождался, пока адъютант вышел, обернулся к Алферову.
— Садись.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Хабекер приветливо улыбнулся человеку с ровным пробором в каштановых, явно подкрашенных волосах.
— Извините, что побеспокоил вас, господин советник. К сожалению, служба...
— Я понимаю, — спокойно сказал человек с ровным пробором. — Видимо, вам нужны какие-то сведения.
— Кое-что, господин Штейн, — кивнул Хабекер. — Надеюсь, вы понимаете, по отношению к вам никаких- э„ претензий нет.
— Можете задавать вопросы, — сказал человек, названный Штейном. — Я вас слушаю, господин... э-э-э-
— Хабекер! — сказал Хабекер и потер сухие руки, Я рад, что вы пришли, господин Штейн. Очень рад. Ибо надеюсь с вашей помощью выяснить некоторые подробности... жизни нашей колонии в довоенной Варшаве.
— Колонии? — переспросил Штейн. — Вряд ли могу быть полезен.
— Но ведь вы были пресс-атташе в Польше, не так ли?
— Совершенно верно. С тридцать шестого по тридцать девятый год. До начала войны. Однако я не сводил знакомств с членами немецкой колонии.
— Понимаю! — сказал Хабекер. — И все же были членом журналистского клуба в Варшаве?
— Естественно.
— Значит, вы знали немецких журналистов, посещавших клуб?
— Конечно!
— Не можете ли вы назвать хотя бы некоторых?
— Хм... Ну, Вольдемар Лейтц из «Фелькишер беобахтер», доктор Лауен из «Мюнхен нейзте нахрихтен», Инга Штраух из «Франкфуртер цейтунг», еще кое-кто...
— Вы довольно часто встречали названных вами господ? Доктора Лауена, например?
— Как сказать... Во всяком случае, регулярно.
— В клубе?
— Нет, не только в клубе. Иногда я приглашал их в посольство. Советовал, как освещать события в Польше.
— Понятно, господин Штейн. Это входило в круг ваших обязанностей, так сказать.
— Совершенно верно.
— Скажите, господин Штейн, можно ли из ваших слов сделать вывод, что немецкие журналисты были постоянными гостями нашего посольства в Польше? Что у них имелись в посольстве знакомые и помимо вас?
— Видите ли... — Штейн помедлил. — Я не стану утверждать, что у журналистов не существовало в посольстве знакомых, кроме меня. Но эти знакомства не были близкими, пожалуй. Так, обычные официальные знакомства.
Хабекер понимающе покивал:
— Да, да, конечно... Скажите, господин Штейн... Вот среди троих вы назвали Ингу Штраух... Она, кажется, была единственной немецкой женщиной-журналисткой в Польше?
— Во всяком случае, в Варшаве - единственной, — сказал Штейн и улыбнулся. — Единственной и весьма увлекательной, господин... э-э..." Хабекер...
— Красивая женщина?
— Да. Очень.
— Вероятно, у нее имелись поклонники?
— Ну, господин криминаль-комиссар, в этом можно не сомневаться!
— И среди членов посольства?
— Среди членов посольства? — поднял брови Штейн. — Нет. Инга Штраух как раз очень редко бывала в посольстве. На моей памяти всего два-три раза в дни общих приемов... Вас интересует эта женщина?
— Постольку-поскольку, — улыбнулся Хабекер, снова показав серые зубы. — Значит, в посольстве она бывала крайне редко? Но вы-то ее запомнили, господин Штейн!
— Ингу Штраух я довольно часто видел в клубе, -сухо ответил Штейн. — У нее была репутация активной национал-социалистки.
— Понимаю, — погасив улыбочку, уже без игривости сказал Хабекер, поставленный на место. — Извините, что я вынужден задавать такие вопросы, но... скажите, Инга Штраух, бывала в клубе одна?
— Нет, почему же! — возразил Штейн. — Обычно ее видели в обществе мужчин.
— С кем именно, не припомните?
— Ну, знаете ли!.. Иногда с ней появлялся Лейти, иногда тот же Лауен, иногда кто-нибудь из наших колонистов... А! Я видел ее как-то с прежним фюрером варшавских немцев, с Вергамом. Вас это очень интересует?
— Пожалуй, нет.» А с иностранными журналистами она была знакома?
Там все были знакомы, господин следователь.
Значит, с советскими журналистами Штраух тоже встречалась? Там, в клубе?
Штейн пожал плечами.
— С советскими? — переспросил он. — Не замечал... Если вас беспокоит эта сторона, то вряд ли... Вот с Мак Ляреном я ее однажды видел.
— С Мак Ляреном?
— Дуайен клуба, — пояснил Штейн. — Агентство Рейтер. Поговаривали, что он связан с Интеллидженс сервис... Позвольте, когда же я их видел? Кажется, зимой тридцать седьмого, под Рождество. Штраух пришла с каким-то швейцарским промышленником, а Мак Лярен попросил разрешения присоединиться. Я сидел неподалеку, но о чем там говорили — не знаю. Вряд ли о серьезном. Мак Лярен много выпил и все время пытался рассказывать анекдоты. Кончилось тем, что Штраух и ее кавалер ушли.
— Н-да... — сказал Хабекер. — Это, конечно, любопытно. Скажите, господин Штейн, а какое впечатление производила Штраух лично на вас?
Штейн снова пожал плечами.
— Штраух была мне скорее симпатична, чем наоборот. Кроме того, я изучал ее статьи. Полезные статьи, господин криминаль-комиссар. Эта женщина обладала кроме красоты еще и тонким умом.
Лист глянцевой бумаги, лежавшей перед Хабекером, оставался чистым. Следователь подергал себя за указательный палец.
— Господин советник, — сказал он. Я вынужден сказать вам несколько больше, чем следует. Дело в том, что я веду чрезвычайно важное расследование. И меня очень интересуют варшавские связи Инги Штраух. Очень. господин советник! Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, Не была ли Штраух особенно близка с кем либо из сотрудников посольства, не слышали ли вы чего-нибудь о ее близких связях с иностранцами? Это очень важно, господин советник!
Штейн положил руки на подлокотник кресла, помолчал.
— Если я вас верно понял, Инга Штраух в чем-то замешана? — спросил он после паузы. — Можете не отвечать, господин криминаль-комиссар. Но, право, не знаю, что говорить!.. Штраух никогда ни у кого сомнений не вызывала. А круг ее знакомств?.. У журналистов он весьма да весьма широк!
— Меня интересуют связи Штраух с посольством» -настойчиво повторил Хабекер. — И с иностранными журналистами. Главным образом с советскими.
— Связи с посольством... Нет, хороших знакомых у нее в посольстве, насколько мне известно, никогда не было. А с советскими журналистами я ее не видел. Да они и не стали бы встречаться с ней! Национал-социалистские взгляды Штраух не секрет.