- Что ты, миленький,полночь! — объяснила ключница.— Придется тебе сегодня начать работу чутьпораньше. Иначе ты опять останешься без еды,а мне жалко тебя, ой, жалко! Небосьдома у жены под теплым крылышком мяско с чесночной подливкой едал да разные там салаты? Привыкай, миленький, здесь тебе скоро гнилой чесночок слащевашей афинской рыбы покажется! Ну,вставай, миленький, пошли!
Эвбулид невольно проглотил слюну, чувствуя, что его уже мутит — то ли от голода, то ли от вчерашнего напряжения. Шатаясь, двинулся к выходу и услышал позадисебя шепот:
-Вот мерзкая баба — скорпиона ей под юбку! — не отстанет теперь с Афинея, пока не загонит его в могилу!
- Сам виноват! — зевнул кто-то вответ. — Сделали рабом, так сиди и молчи,радуйся лепешке, да тому, что тебя сегоднябили на два удара меньше, чем вчера! А то себя решил показать: я эллин, грамматик, мне все дозволено!
- Да! — вздохнул старый привратник.— Это ему не Афины, где, говорят, рабыпьянствуют, обжираются и даже женятся. Это — Пергам, ослиный хвост ему вглотку!
На улице, ежась от ночной прохлады, Эвбулид поднял оба кувшина. Спотыкаясь в потемках, побрел к ручью. Руки ломило, ноги дрожали от вчерашней работы, дыханиебыстро пресеклось, хотелосьзабросить кувшины в ближайшие кусты, сестьи не думать ни о чем. Но голод упорно гнал и гнал его вперед.
Небо было усеяно высокими крупными звездами.
Казалось,ничего не изменилось в мире — такое же небо с такимиже звездами было и над его родными Афинами. Но прыгающий перед глазами месяц,заметно потолстевший со дня нумения, когда он виделся беспомощной — внитку - полоской, упрямо напоминал, что всепроисшедшее с ним не сон, что десятьдней, равные по насыщенности событий целому году, навсегда отделили его от прежней жизни.
К утру пифос был наполовину заполнен водой.
Повеселевший, несмотря на страшную усталость, Эвбулид почти бежал к ручью с пустымикувшинами, но, возвратившись,с ужасом обнаружил, что пифос пуст.
- Послушай, — обратился он кпробегавшей мимо ключнице, — ты не видела, кто взял воду?
- Воду? Какую воду? — удивиласьключница. — Не было здесь никакой воды,миленький, я только что проверяла! Ты, наверное, вместо того чтобыработать, спал где-нибудь под кустом ивидел во сне, что пифос сам наполняется водою! Так не бывает, миленький, и мне кажется, ты сегодняснова останешься у меня без обеда!
"Мерзкаябаба!" — вспомнились Эвбулиду ночные слова привратника. Он промолчал, не желая навлечь на себя новую неприятностьсо стороны этой мстительной старухи. И надо было пугать и злить ее тем, что окажется ближе к хозяину, чем она?
Кто онтеперь — уже не грамматик, а водонос. И кем будет завтра?
Размышляятак, он вновь направился к ручью, где встретил по дороге группу рабов, переходящих с одного поля надругое.
- Что, не дает покоя ключница? —усмехнулся один из них, жилистый невысокийсириец.
- Тебе-то какое дело? — огрызнулсяЭвбулид.
-Да никакого! Просто я носил до тебя эти кувшины!
- И успевал до обеданаполнить весь пифос?!
- Да.
-А потом еще носить воду на поля?!!
- Конечно!
- А я вот с полуночитружусь — и никак не могу наполнить проклятый пифос! — уныло признался Эвбулид.— До половины уже наполнил его, а он опять пуст! Ума не приложу, как мне одолеть эту ключницу!
- А ты перехитри ее! — посоветовалсириец.
-Как?!
- Онасказала тебе носить воду из того ручья?
-Да.
- А вот там, утебя за спиной, есть еще один, от него до дома всего двадцать шагов!Поворачивай назад, и ты за пару часов наполнишь весь пифос и успеешь еще отдохнуть перед дневной работой!
- Спасибо! —обрадовался Эвбулид, круто поворачиваясь. И вдруг остановился: — Но ведь онаопять потихоньку будет вытаскивать воду! И ябуду вынужден делать то, что делаютв Аиде данаиды1!
- Не знаю, что тамони делают, — возразил сириец. — Но тыгромко, на весь дом, считай каждый вылитый в пифос кувшин! Ключница хитра и коварна, но не умеетсчитать даже до трех! Цифры представляются ей чем-то великим, вроде, как детьмисамих богов! И если она может обманывать тебя, то не посмеет обмануть их! Хвала богам, что отец научилменя счету, иначе бы я и недели не протянул здесь от голода! — крикнул он на прощанье, убегая вслед за ушедшимидалеко вперед товарищами.
Как ни устал после бессонной ночи Эвбулид, но он бегом пустился к дому,отыскал сразу за ним ручей и, напевая, внес на кухню два полных кувшина.
- Один, два! —торжественно провозгласил он, выливая воду впифос, и с удовлетворением заметил испуг на лице вошедшей ключницы.
- Три, четыре! —радостно прокричал он, через несколько минут, убеждаясьв том, что воды в пифосе не убавилось.
- Пять, о,Великий Зевс! Шесть, несравненная Афина!
- Семь, да будет вечно славно этоистинно счастливое число! Восемь!!
Через два часа, как и обещал бывший водонос, пифос был полон. Эвбулид,убедившись, что больше в него не войдет ни капли воды, поставил кувшины на пол и поднял на ключницу измученные, но сияющие глаза:
- Ну, так чтоу нас сегодня на обед?
- На, миленький! — процедила сквозьзубы ключница, подавая Эвбулиду половинулепешки и горсть гнилого чеснока. И когда тот принялся за еду,мстительно усмехнулась:
- Акогда понесешь воду в поле, передай моему бывшему водоносу Сиру, что я очень соскучилась по нему, ибуду умолять управляющего о егоскорейшем возвращении в дом. Уж я откормлюего здесь, миленького, уж откормлю на славу!
3. Местьстарухи
Такпротянулось несколько недель, и наступил десий — месяц, когда весна переходит в лето.
Ключница, казалось, больше не замечала Эвбулида, срывая зло напривратниках, рабынях и поварах. За это время он сильно похудел, заметно спал слица, на подбородке и щеках наметилась жесткая курчавая бородка.
Черпая в прудке воду, он с грустью отмечал, как меняется весь его облик еще недавно жизнерадостного,ухоженного цирюльниками и банщиками человека.
Он уже не смеялся, не радовался жизни. Зато научился беспрекословно выполнять приказанияключницы и старших поваров, кланяться управляющему, и благодаря этому его ни разу не привязывали к столбу, от которогос утра до вечера слышалисьвопли и стоны избиваемых плетьми рабов.
Все чувства Эвбулида притупились, взрыв ярости и негодования, из-закоторого он в первый же день рабства едва не лишился жизни, сменился полным безразличием ко всему происходящему.
С раннего утра до захода солнца он носил кувшины, радуясь, когда они были пустыми, и,стискивая зубы, когда оттягивали руки.
Оказались свои маленькие прелести и в рабстве: когда в горсти гнилогочеснока случайно попадался свежий зубчик, когда по дороге к пруду он вдруг замечал блеснувшую втраве ягоду — уцелевшую случайно, потому чтоеще до его прибытия всю эту округу наколенях облазили вечно голодные рабынии рабы.
И уж почти счастлив был Эвбулид, слыша сетования привратника, что еще один работник наполях умер от непосильного труда — пуховуюподушку ему в Аид — и что всем им, домашнимрабам, несказанно повезло: ведь скоро жатва, а за ней — вторая вспашка,которая, как известно, для лучшего выведениясорняков проводится в самый солнцепек. Тогда рабы — всем им по мягкойподушке — десятками и даже сотнями будутспускаться в Аид...
Так жил Эвбулид, страдая и тихо радуясь, изо дня в день выполняя ставшую для него привычной работу, и казалось, чтотак будет продолжаться всю его жизнь: ручей — кухня, кухня — ручей... обед находу и снова: пруд — поле, поле — пруд…
Беда пришла, по своему обыкновению, внезапно. Однажды к нему, возвращающемуся сручья, подбежал привратник и закричал:
-Скорее, тебя вызывает управляющий!..
- Сейчас, — кивнул Эвбулид, —только воду донесу!
- Да ты что?! — опешил привратник,выбивая из рук Эвбулида кувшины. — Сам управляющий, сто медуз ему за шиворот!
Когда Эвбулид быстрыми шагами подходил к дому, навстречу выскочили два надсмотрщика.
-А ну, поторапливайся! Живей! Живей! — толкая в спину, они погнали его перед собой.
Эвбулид понял, что произошло что-то непоправимое.
И он не обманулся в своих предчувствиях. Сидевший за обеденным столиком в комнате, куданадсмотрщики втолкнулиЭвбулида, управляющий поднял красные от постоянных попоек глаза и сощурил их насклонившегося в поклоне раба:
-Ага! Вот и он. Что это? — раздельно спросил он, доставая из гидрии за длинный хвост мышь и брезгливо бросая ее на стол.
Сидевшая рядом с Филагром молодая женщина с болезненным лицом — мать Публия - прижала ладонь ко рту. Публий с интересом поглядывал то на мокрую мышь,то на своего несостоявшегося грамматика.
- Ну? — побагровелФилагр.— Отвечай, со злым умыслом илислучайно ты решил отравить сына нашего господина, его мать и меня —твоего управляющего?!
Понимая весь ужас своего положения, Эвбулид не в силах был отвести глаз от стола,уставленного жареным, вареным, тушеным мясом, запеченной рыбой, салатами, соусами, румяными пирожками.
Наконец, взгляд его остановился на злосчастной мыши, и он растерянно пробормотал:
- Не знаю...Может, она случайно попала в кувшин, когда я набирал воду.
- Я говорилаему, я предупреждала его: носи, миленький, воду из дальнего родника, там и вода слаще, и рабы в немне купаются! Так нет же,этот ленивый Афиней решил носить из ближнего,а в нем столько грязи, столько грязи, вон — даже мыши попадаются!
Управляющий перехватил взгляд ключницы на раба и усмехнулся в бороду:
- Да, этот ручей такблизко, что в него даже попадают домовыемыши!
Однако ему не хотелось портить отношения со сварливой старухой, отливавшей для него вминуты безденежья вино из хозяйских