надежные в бою против копийи стрел бронзовые бляхи. С пояса в ножнах, едва не доставая до пола, свисал длинныйсарматский меч. Рука и шея егобыли перевязаны, но держался он твердо и, как всегда, увлеченно спорил со своимединственным рабом о проблемах рабства на земле. Со стороны это выглядело даже комично.
- Все люди делятся на тех, которые рождены для того, чтобы бытьсвободными, а другие – рабами! – наседая на своего господина, доказывалКлеобул, называвшийся так только в доме Фемистокла. – Вот ты, например, могсмириться внутренне с тем, что ты - раб?
- Нет! – подумав, уверенно, сказал Фемистокл. – Никогда!
- Вот видишь! Этим, а еще высокой культурой и образованностью, мы,эллины, и отличаемся от варваров!
- Не знаю… - с сомнением возразил Фемистокл. – Пока я был рабом и делилс ними эргастулы и общую постель, я видел, что многие из них в душе оставалисьсвободными людьми… А некоторые были умнее и образованнее многих греков, которыхя знал в Афинах…
Прот кашлянул, давая понять, что он здесь.
Увидев его, Фемистокл сразу же повел разговор о Мессане.
—Я никогда не видел римлян такимияростными и кровожадными! — сказал он, и лицоего исказилось недавними воспоминаниями. — Когда я крикнул их центуриону, зачем он добивает пленных, ведь из них еще могут получиться рабы, он сказил мне: "На наш век ещехватит провинций и новых рабов! Аваше царство мы вырвем с корнем, поцветочку, по травинке, и ни одна рабская душа не останется здесь в живых! "Я был крепко связан и не мог ответитьему достойным образом,— покачал головой Фемистокл.—Наутро меня должны были распять!
—Как же тебе удалось бежать? — прошептал смертельно побледневший Прот.
—К счастью, у одного из моих товарищейпри обыске не нашли нож,— объявил грек. — Инам удалось развязать веревки. Но доТавромения я добрался только один. По всем
окрестностям уже действуют отрядыКальпурния Пизона. Они вылавливаютсторожевые посты и тут же либораспинают их, либо просто сжигают на кострах. Но все это мелочи посравнению с тем, что было в Мессане! Кровьнаших братьев текла там такими потоками, что невозможно было бежать по улицам, не поскользнувшись на ней.Настоящее подземное царство сделал из города этот Пизон, и по достоинству занялв нем трон самого Аида!
—Что же теперь с нами будет? — с мольбой уставился на Фемистокла Прот.
— То, что мы заслужили своей беспечностью и бездействием!— жестко ответил грек. — Смерть — кому на крестах, кому в огне. Но ты еще можешь спастисьи спасти других.
—Я?— не веря в свое спасение, воскликнул Прот. — Но как?
—Сегодня же отдай все до последнегообола Евну! Сегодня,потому что завтра будет уже поздно!
3. Царскоеслово
Весь день Прот ходил мрачнее тучи по всем залам своего дворца. Два противоречивых чувства боролисьв нем: страх снова статьнищим или расстаться с жизнью.
Он привык к окружавшей его роскоши, к тому, что он всесильный господин,которого уважают и боятся в Новосирийском царстве. И отказаться от своегонового положения идостатка он был уже не в состоянии.
Подвечер пришел хмурый Клеон.
- Римлянесовсем близко! — осушив кубок вина, сообщил он.— Консул Пизон, оказывается,неплохой вояка, и если бы не милость Астарты к нашему базилевсу, то через месяц— другой Тавромений был бы в его руках.
- Чемже так опасен этот Пизон? — с трудом ворочая языкомот страха, спросил Прот.
Ставший главнокомандующим вместо погибшего Ахея, Клеон отставил пустой кувшин и своимобычным резким голосом ответил:
-А тем, что за считанные недели сумел сделать то, что за целый год не удалось ФульвиюФлакку! Он взял Мессану содного удара, разбил в бою восемь тысяч наших воинов и еще больше взял в плен. Он обеспечилнадежную связь между Италиейи Сицилией! А главное, он так уверен в своей силе, что спокойно оставил наши города навосточном побережье и двинулся на Тавромений.Дисциплина и осторожность — вот чегоперестало хватать нашей армии и чего с лихвой достает легионам этого Пизона!
- Говорят, —встрял в разговор, как всегда гостивший по субботам у Прота, Серапион, — когдав первые дни пребывания Пизона в Сицилииодин из конных отрядов
былокружен нами и принужден сдать оружие и пройтипод ярмом1, —Пизон очень необычно наказал его командира. Он заставил его ежедневновсякий раз, когда менялась стража, стоять передпалаткой главнокомандующего в обрезанной тоге, без пояса и с босыми ногами, что для римского офицераобозначает небывалый позор. Сверхтого, он воспретил ему общение с другими и пользование баней. А у всего конногоотряда были отняты лошади, и теперь они должны воевать простымипращниками...
— Это похоже наПизона,— мрачно кивнул Клеон.— И, какглавнокомандующий армией, переставшей верить в себя и окончательно разложившейся, я завидую ему,потому что он может повелевать всемисвоими тысячами, словно единым человеком! Но я верю в непобедимость Астарты и не завидую ему, потому что снами человек, говорящий ее устами, — великий Антиох! Он укажет нам путь разбить непобедимую консульскую армию.
Последние слова главнокомандующего привели Прота в полное отчаяние.
Веру в сверхестественные способности Евна он потерял после того, какоднажды в зале, где молился, с пеной на губах, Астарте Евн, нашел после ухода гостей кусочек корня какой-то травы.
Опасаясь отравы, он дал пожевать его рабу, и когда у того появилась на губах пена, точь- в-точь такая, как у Евна,понял, что это красящий корень растения струтия. Такую он жевал в детстве с мальчишками,пугая друг друга!
Поняв, что Тавромений и все Новосирийское царство обречено, раз даже главнокомандующий,не раз бивший наголовуримлян, теперь уповает лишь на сомнительную поддержку Астарты, Прот решился немедленнопоследовать совету Фемистокла.
- Серапион! —окликнул он придремавшего начальника кинжала,и когда тот уставился на него своим обычным бегающим взглядом,торжественно сказал: — Слова Клеона о великойАстарте глубоко тронули меня. И в этот тяжелый час всего нашего царства я решил отдать ей в жертву всесвое состояние — этот дом, эти ковры и статуи, все свои лавки, посуду и деньги до единого обола!
-Я могу прямо сейчас сообщить эту новость нашему базилевсу?— вскочил Серапион.
- Да!— кивнулему Прот.— Передай мои слова и скажи, что я всегда свято чтил Астарту, темболее что Антиох поклялся её именемотпустить меня на родину, и, надеюсь, еще не забыл своего обещания!
Серапион выбежал. Клеон долго и с чувством тряс вспотевшую руку Прота.
- Я всегда верил в тебя, Прот! С первого дня был уверен в тебе! Помнишь, как я впервые увидел тебя?
За кубком вина они стали вспоминать тот далекий теперь день, когда Прот окликнул стоящего уфонтана Клеона, и тот едва было не задушил его, заподозрив в нем римского лазутчика.
Через час в залу вбежал Серапион. Окинув деловым взглядом стены и убедившись, что ковры,статуи и золотая утварь наместе, он торжественно сказал Проту:
— Величайший базилевс велел передать тебе свое признание за то, что ты принес вжертву великой Астарте все свое состояние! Онхотел лично сказать тебе об этом, но он молится сейчас великой богине! —многозначительно добавил начальник кинжала,умалчивая, что Евн на самом деле пирует со своими многочисленнымиподданными. — И еще, несмотря на свою занятость, базилевс нашел время, чтобыиспросить совета у Астарты насчет твоегоотплытия в Пергам...
— Ичто же ответила ему Астарта?! — подался вперед Прот, забывая изобразить на лицепочтительную мину, чем изумилбогобоязненного Клеона.
— Она ответила,— растягивая каждое слово, сказал Серапион,— что ты можешь немедленноотправлятьься в Катану и взять любую из стоящих в ее порту римских военныхтрирем. Соответствующееписьмо уже подготовлено. Гребцов и триерархаты также найдешь в Катане.— Серапион на секундузадумался, вспоминая, как на его вопрос о дальнейшей судьбе Прота, Евн сказал:"Пускай теперь убирается куда хочет,а корабль возьмет в Катане, все равно все они скоро опять станутримскими!" — но решил смягчить слова царя: — Базилевс желает тебе счастливого пути и советует не мешкать, потому что надеется уговорить Астарту, чтобыона отвернула армию Пизона отТавромения и направила ее на восточноепобережье!
Несколько минут Прот смотрел, как вошедшие по знакуСерапиона люди снимают со стен ковры и уносят золотую посуду, уводят его рабов, берут уПротодора ключи от подвала, где хранились бочонкис золотыми сиракузскими статерами,афинскими тетрадрахмами, родосскими драхмами. Не выдержав такой пытки, он выбежал из своего бывшего дома, взяв на ходу из рук подоспевшего царского писаряписьмо с личной печатью Евна.
У городских ворот, где все уже было готово к обороне, он увидел Фемистокла. Отведя Прота замешки с песком и огромные чаны со смолой, под которыми горели костры, Фемистокл протянулему мешочек с едой:
—Это тебе пригодится в дороге! — Он внимательно посмотрел наПрота и добавил:— Ну вот, ты, наконец снова стал хоть и нищим, но человеком.
—Может, пойдешь со мной? — спросил Прот, неожиданно длясамого себя вдруг почувствовавпризнательность к этому, так досаждавшему ему раньше, греку. — Евн далмне целую трирему с гребцами, и я завезутебя в твои Афины.
Фемистоклотрицательно покачал головой.
—Нет, — не сразу ответил он. — Я начинал это восстание, и отвечаю за жизнь тех, кто верит мне. Эти людидороги и близки мне, поэтому яостанусь с ними. Это тоже дело моей совести.
—Смотри, завтра будет уже поздно! — недавними словамиэллина, предупредил Фемистокла Прот. — Может, все-таки поедешь, а?
Вместо ответа Фемистокл поправил меч на боку и подтолкнул Прота к пронзительно заскрипевшими медленно поднимающимсяворотам.
Прот вышел из столицы, превратившейся в крепость, тревожно осмотрелся вокруг, вздрогнул,увидев далеко в горах огонькикостров. То были места ночлегов первых римских отрядов. Он с сожалениемвзглянул на притихший, настороженный Тавромений и, не оглядываясь, поспешил по петляющей тропинке в направлении восточного