побережья.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1. Удивительныйгород
В Пергам снова пришел десий. Весна быстро переходила в лето.
Словнов тягучем сне в душную летнюю ночь остались в памяти Эвбулида от минувшего года рабства жатва и молотьба, когда он, поддерживаемый Ладом,сносил дозревшие в полеснопы на ток, а потом деревянными вилами переворачивал солому и подсовывал ее под ноги мулов,выбивавших копытами зерноиз колосьев.
Потом он окапывал ветвистые гранатовые деревья. Обкладывал их корни свиным навозом, чтобыплоды были слаще, наслаждалсяпрохладой тени и мысленно благодарил Филагра, который поставил их со сколотомна эту работу в награду застарательный труд.
Затем пришел месяц сбора олив. Надсмотрщики бегали по саду, запрещая рабам трясти деревья изаставляя срывать оливки по одной, чтобы они не сминались и давали больше масла. Все делалось бегом. Если рабы,относившие корзины давильщикам,или надсмотрщики медлили, то тогда сам Филагр пускал свою плеть в ход и хлестал ею всех безразбора.
Не лучше было и на сборе винограда, после которого Эвбулид, Лад и немногие оставшиеся вживых рабы давили его босыминогами в больших четырехугольных чанах на высоких подставках.
Так прошлолето. После первых осенних дождей — веленья богов к севу — провели последнюювспашку и бросили в землю зерна будущегоурожая.
За зиму Эвдем выгодно продал фрукты, хлеб и оливковое масло и выдалФилагру за старание целую мину и пять драхм на угощение рабов.
Получив награду, управляющий отсчитал привезшему ее Протасию семьдесят пять драхм, а наоставшиеся деньги беспробуднопьянствовал несколько дней. После этого он вспомнил о рабах и велел выдавить им по чаше виноградныхвыжимок. Еще распорядился дать каждому масла из обработанных оливок, котороеЭвбулид в свое время употреблял разве что для светильника, немного муки и, освободив рабов на полдня от повинностей, разрешилперевести их в рабскую спальнюза господским домом.
Когда все невольники собрались вместе, Эвбулид с горестным изумлением отметил, что, кромеЛада, вокруг него нет ниодного знакомого лица. К новой страде в имении полностью сменилось три больших партии рабов, иесли б не сколот, то иЭвбулида давно бы сменил какой-нибудь карфагенянин или косматый гет.
А так - он был жив и смотрел, как Лад невозмутимо поджаривает на чадящем оливковом маслелепешки из муки, которуюон принес с мельницы.
За дверью сумрачного помещения, в котором храпели, стонали и отчаянно ругались во снеизможденные рабы, был один из последних прохладных вечеров.
— Неспи, Эвбулид, — вывел грека из дремотного состояния сколот. — Сейчас мы с тобойсотворим настоящую трапезу — вашим богам и не снились такие щедрые жертвы!
— Эх,Лад! — зевая, вздохнул грек.— Ты говоришь так, потому что даже не представляешь, как мы чествуем наших богов! Один только праздник в честь Деметрыосенью, после сбора урожая чего стоит!
— Деметры?— непонимающе приподнял бровь сколот. — Зевса знаю, Афину знаю, Диониса, —подмигнул он, показывая на чаши с молодым вином, — тоже знаю. А эта, как ты говоришь, Де-мет-ра?
— Богиняземных плодов и урожаев! — прищурившись, кивнул Эвбулид. — Каждую осень мыславим ее вместе с дочерью Персефоной,божественной повелительницей подземногоцарства теней.
— Часот часу не легче! Теперь — Пер-се-фо-на... — проворчалЛад, запоминая.
— Это самый таинственный и торжественный праздник, ведь Персефона — супруга самого Аида! Полгода живет она под землей и полгода с разрешения Зевса со своейматерью. Представь себе: утро, всесовершают очистительные омовения вморе около Афин. Потом обмывают поросенка, которого назавтра принесут в жертву в ее храме. В этотдень процессия выходит из Афин. Впереди — верховные жрецы, архонты,судьи, иностранные послы, за ними — огромная толпа афинян, жены и мужья, рабы игоспода — все вместе! По дороге ониостанавливаются во всех местах, посвященных Деметре, и подолгу молятся там... На побережье в Элевсине, где стоит еехрам, осматривают скалу, на которой сидела Деметра, оплакивая дочь, похищенную в свое царство Аидом. Затем горюют перед святилищем, наконец, радуютсясчастью богини, вновь увидевшей своюдочь. А потом на обратном пути вовремя перехода через мост на реке Кефис, чтобы развеять торжественноенастроение, местные жители шутят, смеются над афинянами, задирают их, но как только процессия минует мост, шутки стихают и праздник снова становитсясамым торжественным в году... Ведьэто праздник урожая!
— А мы приносим жертвы богу земных посевов летом! —заметил Лад, протягивая Эвбулиду лепешку. — В этот день молодые люди украшают себя венками, раскладываютввечеру огонь и пляшут вокруг негоа потом...
Сколот осекся. Эвбулид проследил за его взором и увидел в дверном проеме знакомую стройнуюфигурку.
— Домиция!— вскричал он и, звеня оковами, бросился к римлянке.
— Будьздоров, Афиней! — улыбнулась она и кивнула Ладу: — И ты будь здоров!..
Сколот пробормотал что-то невнятное. Эвбулид, скрашивая его неучтивость, вызваннуюнеловкостью при виде девушки,заторопился, приглашая Домицию разделить их небывалое пиршество.
— Правда, здесь запахи совсем не те, что в господском доме и слова можно услышать самые непотребные...— извиняющеся заметил он, но Домиция только пожала плечамив ответ.
— Яведь и сама рабыня,— усмехнулась она, подсаживаясь к сколоту.— А у нас ночью ине такого наслышишься. Знаешь, как плачутженщины, когда зовут своих детей, которых больше не увидят никогда в жизни? Как зовут невесты своих отнятых женихов?!
Она вспыхнула и, чтобы скрыть свое смущение, принялась жевать кусок лепешки, протянутой ейЭвбулидом.
Лад заерзал. Отодвигаясь, с медвежьей ловкостью он опрокинул свою чашу. Вино пролилось наземлю. Эвбулид чуть приметноусмехнулся и поделился со сколотом своим вином. Лад шумно вздохнул и незнакомымгреку голосом сипло сказал:
— Уменя на родине говорят: "Живая вдова — позор всему роду!" Ты могла бы последовать вслед за мужем, если б он неожиданно умер?
— Да,— ответила Домиция, думая о Фемистокле.
— А могла бы ты пойти с ним на войну и рубиться с врагамина равных?
— Да,—повторила Домиция, вспоминая глаза Фемистоклаи его мягкие волосы, курчавую бороду.
— А крепких воинов от него родила бы?
— Да!Да! — рассмеялась Домиция.
- Выходи за меня! — неожиданно сказалЛад, опуская свою огромную ладонь на тонкое запястье девушки. — Ты почтисвободная, я почти надсмотрщик,— горестно усмехнулся он. — Поговорим сФилагром, дадим ему денег на большую амфорувина, он уговорит Эвдема. Ведь, правда, у нас есть деньги, Эвбулид?
— Да,но...— замялся грек.
— Вотвидишь? — приблизил лицо к Домиции сколот.
— Давы что? — очнулась девушка, отшатываясь от Лада.— С ума сошли?! И ты, Эвбулид, позволяешь говорить в своем присутствии такое?! Ведь ты же друг моего Афинея!
Домиция вскочила и, швырнув на пол лепешку, выбежала наружу.
Лад оторопело проводил ее взглядом и перевел глаза на грека:
— Ты что, знал еежениха?
—- Да…
— И ничего не сказал мне об этом? Эх-х! - сколот схватив чашу, двумя глотками осушил ее ипокачал головой. — Какая девушка! Как онавыдернула свою руку! Такого я еще невстречал никогда... А как выбежала отсюда! И потом — она могла пойти смужем на войну, рубиться на равных, аглавное, поспешить потом за ним в царство теней! Она будет моей женой! —в хмельном запале повторил он и схватилЭвбулида за руку так, что тот вскрикнул от боли. — И ты мне в этомпоможешь!
— Лад, Фемистокл - мой друг...— возразил Эвбулид.
— А я? — ревниво произнес Лад.
— И ты тоже!
С минуту Лад соображал, потом встряхнул головой и решительно произнес:
— Ладно. Не будем больше терять время.Как, ты говоришь, зовуттвоего знакомого в Пергаме? Ах да, не знаешь... Тогда вот что! Завтра Филагр повезет в Пергам муку и масло. Мы вызовемся помочь ему, а уж в городе что-нибудьпридумаем!
— Так он и возьмет нас с собой! — недоверчиво усмехнулся Эвбулид.
— Возьмет! — уверенно ответил сколот.— Мы предложим ему наши деньги, и никуда он не денется. Видел, какой онсейчас с похмелья? За кружку вина мать родную продаст. А тут — целаяамфора.
Наутровсе произошло так, как говорил сколот.
Управляющий, обрадованный щедрой взяткой, долгоудивлялся, что рабам удалось сохранить такие деньги от пиратов, перекупщика и надсмотрщика, а главное, от него,Филагра. Обещал лично обыскатьдо нитки каждого раба и, наконец, милостиво согласился взять с собой Лада вгород. Он даже невозражал против Эвбулида, которого сколот также попросил взять с собой.
Спустя час счастливые Лад и Эвбулид сидели, свесив ноги, на краешке подводы, груженнойамфорами с маслом и мукой, исмотрели, как проплывают мимо них, подрагивая на ухабах, лесистые холмы, поля и бескрайниепастбища с пасущимися стадами.
Вгород они въехали незадолго до полудня.
Эвбулида столица Пергамского царства поразила богатством храмов идворцов, разноязыкими толпами людей на широких улицах. А главное своейчистотою.
— Яникогда не видел столь чистого города! — невольно вырвалось у него.
Филагр,необычно добродушный в предвкушении скорой выпивки, охотно ответил принялся объяснять:
— По царскому указу, здешние большие дороги должны быть не меньше двадцати локтей вширину! И если владельцы домов не содержат свои участки в чистоте, здешниеастиномы тут жеописывают их имущество!
— Удивительныйгород! — воскликнул Эвбулид.
— Ещебы! — подтвердил Филагр. — Это единственная столицав мире, где запрещено стирать белье, мыть посуду и поить скот в общественных источниках. Рабу за этодают сто ударов в колодке, послеэтого он носит тяжелые кандалы еще десятьдней, а когда их снимут, то он получает еще пятьдесят ударов от астиномов. Ну, а потом, разумеется, и отгосподина, у которого конфискуетсяскот, белье и взимается штраф в пятьдесятдрахм! Кстати, все эти деньги, даже в случае войны, идут на ремонт дороги.
— Удивительный