Пусть он разрушил бы Капитолий, поджег Арсенал — и такого трибуна можно было бы в крайности терпеть. Поступая так,он был бы дурным трибуном, но тот,кто ниспровергает власть народа, уже не трибун. Терпимо ли, что трибун можетизгнать даже консула, а народ неимеет права лишить власти трибуна, которыйзлоупотребляет народу же во вред? Ведь народ выбирает одинаково и консула, и трибуна. Итак, недопустимо и то,чтобы трибун, погрешивший против народа, сохранил неприкосновенность, полученную от того же народа, ибо он подрывает ту самую силу, которая его возвысила.Если за трибуна подали голоса большинствотриб, то это значит, что он получилтрибунат по всей справедливости. Так не будет ли еще более справедливым отнять у него трибунат, если против него проголосуют трибы?»
Постум на мгновение замолчал и виновато пожал плечами:
— Тут я вынужден пропустить несколько фраз...
— Как?— изумился Аристоник. — Неужели ты забыл их?
- Нет,просто не расслышал! — улыбнулся Постум. — Поднялсятакой шум, что нельзя было различить ни слова. И я уловил лишь самый конец речи Тиберия. Вот что он сказал: «Если трибун, отвернувшись от народа, причиняетему вред, препятствует свободе, — такой трибун сам отстраняет себя от должности, ибо не исполняет своего долга. Тот, ктониспровергает демократию, — уже не трибун. И я предлагаю решить, может ли занимать должность народного трибуна МаркОктавий, раз он препятствует принятиюзакона, который даст римскому народукров, хлеб и работу?» Большинство решило немедленно приступить к голосованию, но оказалось, что, воспользовавшись волнениями, оптиматы похитилиизбирательные урны. Я уже былуверен, что народ тут же расправитсяс ними, как принесли новые урны, началось голосование, и первая же триба высказалась за предложение Тиберия отстранить Октавия. Ее поддержалиследующие шестнадцать. Проголосуйпротив Октавия еще хоть одна триба — и по римским законам он был быотстранен от своей должности. И тогда яувидел, как Тиберий взял за руку бледного трибуна и дружески обратился к нему: «Октавий! Откажись от своего «вето»! Этого жаждет народ, терпящийлишения и горе. Взгляни, с какой надеждой смотрят на тебя сейчас сограждане, и подумай, с каким презрением и ненавистью будутсмотреть они, если ты обманешь доверие тех, кто тебя избрал. Не покрывай позором свое честное имя!»
Постум обвел взглядом притихших заговорщиков и тихо сказал:
— Я думаю, чтоМарк Октавий и согласился бы со своим бывшим другом, но тут из толпы нобилейкто-то громко крикнул: «Марк, так ты с намиили с чернью?» Голос этот тут жепотонул в возмущенном гуле, но дело было сделано. Марк Октавий высвободился из объятий Тиберия и тихопроговорил: «Нет».
«Октавий,опомнись! — в последний раз попытался образумить его Гракх. — Если мойзаконопроект ущемит твои интересы, я готовиз собственных средств возместить твой ущерб!»
Наступила такая тишина, что я услышал, как за Форумом проезжает в повозке какая-то знатнаядама. И все услышали, как Октавий еще тише сказал: «Вето...»
«О боги! —услышал я возглас Тиберия и увидел, как он поднял к небу лицо. — Вы свидетели,что я против своей воли подвергаю своегобывшего друга бесчестью. Но иначе я не могу поступить! Продолжайтеголосование!» — приказал он, обращаясь ксемнадцатой трибе. Надо ли вам говорить, что она тут же лишила Октавияпоследней надежды? Да и остальные проголосовалипротив него. Тиберий приказал своим ликторам свести Марка с трибуны. Народ заволновался. Если бы не подоспевшие сторонники сената, которые вывелиОктавия из толпы, я думаю, он был бырастерзан прямо на Форуме. А дальшепошло все так, как хотел Гракх и народ. Предложения Тиберия были поставлены наголосование и, когда их поддержаливсе трибы, стали законом. Тут же для их проведения в жизнь была избрана комиссия, в которую вошли самТиберий, его тесть Аппий Клавдий и младший брат Тиберия — Гай. Сейчасэта комиссия уже проводит свою нелегкую работу — ведь границы между собственными и общественными землями давно уже стерлись, владельцы за свой счетвозводили постройки, осушали болота,разводили виноградники. К тому же, какя слышал, сенат постоянно ставит палки в колеса: отказывается предоставить подходящее помещение для работы,задерживает необходимые средства. Самже Тиберий, опасаясь за свою жизнь, попросил народ охранять его от врагов. Ясам видел его на улицах Рима, идущимв сопровождении вооруженных людей изнарода. Особенно помогает ему в этом Гай Биллий, который уже предотвратил несколько покушений. Вот, собственно, все, что я хотел рассказать вам оРиме, который только и живет сейчастем, что разбивается на две партии вокругкомиссии Тиберия Гракха.
—Все, да не все! — неожиданно послышался веселый голосАртемидора. — Радуя нас сообщениями о распрях внутри страны нашего врага, ты забыл сказать самое главное!
—Что именно? Что? — заволновался Постум.
—А то, за кого ты голосовал сам — за Тиберия Гракха илиэтого беднягу Марка Октавия!
Постум махнул рукой на купца, и все вокруг зашевелились, сбросили оцепенение изасмеялись тем дружным смехом,который объединяет и роднит самых разных людей, делая их единомышленниками.
Демарх тоже смеялся вместе со всеми и вдруг, вспомнив, что до встречи сЭвдемом осталось еще на один час меньше, снова опустил голову и предался своимтяжелым думам.
5. Диодор?..Никодор?!
Не будь повозки, ходить бы Ладу с Эвбулидом по Пергаму в поисках нужногокупца среди всех этих Афинодоров и Аполлодоров до самого вечера. Но мулы бойко несли их по широким, чистым улицам города, и ужечерез час Эвбулид, выйдяиз лавки последнего такого Аполлодора, виновато развел руками:
— Опять не он!
— Может,объехать всех остальных? — предложил Лад.
— Нет! Тот купец ясно сказал, что занимаются ваянием и ездили в Афины только эти…
— Тогда нам остается только одно!
— Что именно?
- Зайти вприличную харчевню и проесть наш золотой! - показал Лад новенький статер, ярко блеснувший насолнце.
— Может, кубок настоящего, доброго вина прочистит тебе мозги, и ты, наконец, вспомнишь, как зовут твоегозагадочного знакомого!
— Конечно, Лад —обрадовался Эвбулид. — У нас в Афинах недаром говорят: «Пьющий воду ничегоумного не сотворит!»
Хозяин ближайшей харчевни с броской вывеской «Здесь обед,а не кормежка» велел было слуге гнать двух непривычных для его одной из лучших вПергаме харчевен посетителей.Но, увидев золотую монету, осекся, замахал на слугу руками и вытаращил глаза на богатеев скороткими прическамирабов и со следами недавних побоев на лицах. Первой его мыслью было немедленно вызвать астиномов,но желание получить целыйстатер оказалось сильнее страха заплатить штраф,если эти рабы — беглые, а золото — ворованное.
По знаку хозяина, слуга, кланяясь Ладу с Эвбулидом, провел их к столику в уютном месте зала.
Не прошло получаса, как перед голодными друзьями стояло несколько блюд с дымящейсябараниной, мясом оленя, поджаренным на вертеле, козьи желудки, начиненные кровью и жиром, сводящие с ума своимизапахами подливы, приправы, салаты...
Сам хозяин поднес гостям кувшин самого лучшего, по его словам, хиосского вина и,пожелавприятного обеда достойнымпосетителям, на цыпочках удалился.
Услышав упоминание об острове, где их продали в рабство, Эвбулид с Ладом переглянулись, но тутже забыли о былых огорчениях,потому что, судя по запаху, ударившему в ноздри, вино действительно было на славу.
— Ну? — наполнив кубки докраев, провозгласил Лад. — Затвоего знакомого!
— Иза наш побег! — шепнул в ответ Эвбулид.
—За Домицию! Чтобыона скорее встала на ноги! Выпив,Лад крякнул и потянулся пальцами к жирному куску баранины.
Эвбулидначал пир с козьего желудка.
—Никогда не ел таких вкусных вещей! — давясь, признался сколот, и Эвбулид, не переставая жевать,усмехнулся:
—После того, чем нас с тобой кормили вимении, и жареный каменьвкусным покажется!
—Если только его полить такой подливкой! — поддакнул Лад, обливая оленину чесночным соусом.
—И засыпать зеленью! — согласился Эвбулид, посыпая куриную ножку мелко нарезанными травами.
—Заесть этим салатом!
—Запить вином!
Эвбулид потянулся к кувшину, но Лад решительно накрыл его пальцы своей широкой ладонью.
- Пить большене будем! — сказал он. — Нам еще дело надосделать.
—Но, Лад, какое еще может быть дело?Такое вино!..
—Все! — отрезал сколот, отставляя кувшин в дальний от грекаконец стола. — Кто с нами пьяными разговаривать будет? И так все косятся, что мы рабы... Вспоминай лучше, кому подарен этот твой купец...
—Сейчас, — кивнул Эвбулид. — Значит, так! Афинодор и Аполлодор отпадают?
—Уже отпали!
— Тогда им может быть Гермодор... Нет, не Гермодор! Пандор... Палладор...
— Иэтот уже был! — напомнил Лад.
— Мыискали Аполлодора — подаренного Аполлону, а это — дар Палладе! — пояснилЭвбулид.
— Еще одна богиня?
— Нет— прозвище Афины, значит "воительница"!
— О,боги! — совсем по-эллински, ужаснулся Лад. — Еще и прозвища...
— Нимфодор...Асклепиодор... Афродитодор... — не слушаяего, бормотал Эвбулид, и вдруг лицо его страдальчески сморщилось. — Нет,не могу! Ну, прямо вертится на языке, и только,вроде, вспомню, как ускользает. Слушай, а может, Диодор?
— Это тыменя спрашиваешь? — поднял глаза на грека Лад.
- ИлиНикодор... — угасающим голосом добавил Эвбулид. — Дар богине победы...
— Ну, хорошо!— успокаивающе сказал сколот. — Вот толькодоедим, и отправимся искать этих твоих Диодоров и победителей!
Онвытер о полу одежды запачканные в жире пальцы.
— Лад! —укоризненно остановил его Эвбулид. — Мы же здесьс золотым статером, а не с горстью медяков!
Показывая пример, он аккуратно вытер пальцы о мякиш хлеба и положил егов пустую миску.
— Чудно! —удивился Лад, но тоже помял хлеб пальцами и,покосившись на занятого своими мыслями Эвбулида, отправил его себе в рот.
Через полчаса, выйдя из харчевни, они уложили в повозку кувшин с недопитым вином, миски с