дворце!
— Понимаешь,дорогой Никомах, — быстро смекнув, как поступатьдальше, умоляюще заглянул в глаза начальнику кинжала купец. — Дела вмоей лавке идут все хуже и хуже!
— В твоей лавке?!
— Представь себе, именно в моей! Пергамцы обнищали до того, что в состоянии покупать лишьглиняные горшки и кувшины,а ты ведь знаешь, какой дорогой у меня товар! Те, у кого есть деньги, зарыли их поглубже,опасаясь Рима.
— Нопри чем здесь Аттал? — недоуменно спросил начальниккинжала.
— Апри том, — многозначительно поднял, палец Артемидор.— Что, если у меня в лавкепогостит сам царь, мои дела сразу пойдут вгору. Ты знаешь, до чего богобоязненны пергамцы и как они любят и чтут своих царей. Весть о том, что они смогут стать обладателями вазы или чаши,которую видел, а может, даже держал вруках сам базилевс, мигом облетит весь Пергам! Не то что купцы иремесленники — последние бедняки, собраввсе, что имеют, помчатся ко мне. Ну, а у меня полны запасникинепроданных ваз и чаш! — хитро подмигнулНикомаху Артемидор.
— Ловкопридумано! — похвалил начальник кинжала. — Нокакая мне с того будет выгода?
— Дваталанта... — напомнил купец.
— И все?
«Да пропади онопропадом!»— ругнулся про себя Артемидор,думая о том, что если римляне завладеют Пергамом, то ему и этого не достанется, и вслух сказал:
— И двадцать пять процентов от всей моей выручки.
— Чтоты сказал? — сделал вид, что не расслышал купца,Никомах. — Тридцать пять?
— Да,грабитель! — кивнув, чуть слышно прошептал Артемидор.
— Ну вот,так-то оно лучше... — вальяжно откинувшись, заметил начальник кинжала инаморщил лоб: — Но что я скажубазилевсу и его лекарю?
—Лекарю? — удивленно приподнял брови Артемидор. — При чем тут лекарь?
—О-о, — протянул Никомах. — Сразу видно, что ты давно не былво дворце! Этот лекарь, вылечив Аттала, приобрел над ним такую власть, что стал и его другом, и советником, и правой рукой. Даже меня он оттеснил на второйплан!
—Даже тебя? — притворно возмутился купец.
—Аттал и до этого не особенноцеремонился со своими начальниками кинжала! —приняв сочувствие Артемидора за чистую монету, пожаловался Никомах. — За пятьлет своего правления, он сменил пятерых, илишь одному удалось ускольнуть отуслуг его палача!
—Да, Эвдем чудом избежал смерти напиру, когда царь разом расправился со всемисоветниками прежнего Аттала, — подтвердил Артемидор. — А ведь Эвдем свой родведет от прямых потомков Дария, и, говорят,в его жилах царской крови не меньше, чем в жилах нашего Филометора, и она более высокой пробы...
—И, тем не менее, Аттал с позором прогнал даже его! —стукнул кулаком по столу Никомах. — Что же тогда остается ожидать мне за изменение маршрута, на которое тытолкаешь меня из-за каких-топятидесяти процентов прибыли?
— Номне нужно будет поделиться и с этим лекарем! — торопливо перебил его Артемидор, опасаясь, что так тот дойдет идо ста процентов. — Сколько ему предложить? Мину? Две? Пять?
Начальниккинжала отрицательно покачал головой.
— Талант?!
— Этотлекарь не берет денег! — отрезал Никомах.
— Значит,золото? Драгоценные камни?
Начальник кинжала вновьпокачал головой:
— Его интересуют только старинные рецепты и неизвестные ему рукописи и папирусы помедицине. Но, между нами говоря, — приблизилсяон вплотную к Артемидору, — мне сдается,что для него нет ни одной неведомой рукописи в мире!
— Чтоже тогда делать? — огорчился купец. — Старинных рецептов и папирусов у менянет. Можно, конечно, достать такие, какихон и в глаза не видел, но на это нужно время, а у нас с тобой нет ни одноголишнего дня.
— Еще бы ты мог заинтересовать его, если б прожил лет сто пятьдесят или, на худой конец, хотя бы сто! —усмехнулся начальник кинжала.
— Столет? — переспросил купец и, увидев в ответ кивок, ошеломленно пробормотал: — Аон случайно не сумасшедший?
— Онболее чем сумасшедший! — убежденно проговорил Никомах. — Представь себе: онпытается убедить всех, что каждый человекможет прожить столько. И теперь во дворце все только и делают вид, что колют дрова и улыбаются друг другу!
— Колют дрова?!
— Так называется его любимое упражнение! Веришь, мне от этого лекаря просто житья не стало!Он дал слово, что я тоже проживу до ста лет, изаставляет меня сдерживать его! Каково, а?Мне сдерживать его слово! Лучше бы он сказал об этом палачу, когда тот по приказу Аттала поведет менякогда-нибудь на плаху. Или самприказал казнить, вместо того чтоб такмучить!
— Ичто же он заставляет тебя делать? — поинтересовался Артемидор.
— Авот что! — начальник кинжала с трудом надул живот, потом медленно приподнял плечи, затем также медленно опустил их ис трудом втянул в себя немалый живот. — Это называется — правильно дышать.Думаешь, так просто? Ты только попробуй!
Артемидор попытался повторить то, что делал только что Никомах, — не получилось.
— А еще эта проклятая зарядка, душ, когда раб льетна тебя сначала ледяную воду, а потом почти кипяток, — пожаловалсяНикомах. — Идиотские улыбки вокруг, словно это не дворец царя, где надо выслеживать, пытать и казнить, а театр, вкотором показывают комедию! — в сердцах махнул он рукой. — Вино и то приходитсяпить только тогда, когда бываешь в городе. До чего дожили! И такой жизнью житьсто лет?!
— Чтоже мне делать с таким лекарем? — задумался Артемидор, — Слушай! — вдруг ухватилон за руку донельзя огорченного Никомаха. — А у меня ведь в лавке есть колбы, вкоторых можно хранить лекарства и яды. Ямогу подарить их ему!
— Колбы?
— Да, самые надежные в мире!
— Колбыподойдут! — согласился Никомах. — Он будет радим больше, чем даже десяти талантам!
— Вот и скажи об этом ему!
— Сам скажешь! Мне что-то не хочется лишний раз видеться с ним, и потом, если он учует, что я пилвино...
Начальник кинжала залпом осушил большую чашу и горестно покачал головой:
— Эх,Артемидор, на что ты меня толкаешь? Ну, какя скажу царю, что надо изменить годами выверенныймаршрут?!
— Оченьпросто! — принялся втолковывать захмелевшему Никомаху купец. — Скажешь, чтоготовой к бунту черни проще всегоподкараулить его на старой дороге. И, чтобы перехитрить ее, ты решил поехать от мавзолея другим путем! И еще добавишь, что неплохо было бы заехать в однулавку. Мол, купец Артемидор, статуикоторого он удостоил в свое времяпохвалы, изваял прекрасную Селену и нижайше просит, чтобы он посмотрел на нее, оценил и, если она придется ему по вкусу, принял в дар! Своих воинов тыможешь разместить в ближайших харчевняхи в моем подвале.
— Чтоты меня все учишь? — возмутился Никомах. — Кто из нас, в конце концов, начальник кинжала, ты или я?!
— Конечноже, ты! — мягко улыбнулся Артемидор. — Но ястараюсь, чтобы ты оставался им и год, и два, и даже сто лет!
— Ладно,— тяжело поднимаясь с клине, примирительно заметил Никомах. — Твое, то есть моеобъяснение вполне устроит Аттала. Сейчас мыотправимся во дворец, и мой человек проводит тебя к лекарю. Учти — одноего слово, и Аттал даже не станет слушатьменя. Запомни: его зовут Аристарх!
3. Царь илекарь
- Аристарх, —нарочито сердитый голос царя смягчила плохо скрываемая радость. - Тебя не былоцелых три часа! Где ты был?
— В библиотекеАсклепия! — охотно ответил лекарь, входя вбольшую залу, заставленную кадушками с диковинными кустами, которые привозиливо дворец со всех концов земли, лекарствами,ядами и противоядиями в колбах на стеллажах вдоль стен.
Атталприветливым жестом разрешил Аристарху сесть рядом с собой на клине из слоновой кости и нетерпеливо спросил:
—Надеюсь, ты получил от управляющегоэтой библиотекой все, чтохотел? Я отдал ему приказ, чтобы тебе ни в чем не было отказа!
—Да, он старается изо всех сил! — благодарно улыбнулся Аристарх.
—Еще бы! — проворчал Аттал. — Иначе ему придется иметь дело с моим палачом. А ведь это, пожалуй,единственный человек во дворце,которого ты так и не научил улыбаться. Он, да еще начальник кинжала, —припомнил царь и вопросительно взглянул на Аристарха: — Ну и что ты нашел там сегодня? Говори, меня интересует все.
—О, я перечитал почти все папирусы и рукописи,что находятся в вашей библиотеке! — снова оживился лекарь. — Но вот сегодня заглянул в запасники и, помогая рабуразбирать древние рукописи, нашелнемало любопытного, например, какнаши предки лечили застарелые мозоли...
— Как?— недовольно перебил его царь. — Ты, мой личныйлекарь, помогал какому-то рабу?!
— Новедь я и сам раб! — напомнил Аристарх и, чтобы переменить тему разговора, взял со столика пергамент с бисернымпочерком Аттала: — "Трактат о ели из Адроматии"? — пробежал он глазамипо заглавию. — Любопытно, и чем же знаменитаэта ель?
— Я помню своеобещание дать тебе свободу, если ты вылечишь меня! — вместо ответа задумчивосказал Аттал.
Ни один человек в мире, кроме его близких родственников, да однажды, помнится,Эвдема, не вел себя так непочтительнои не позволял себе таких вольностей, как этот лекарь.
Любого другого за куда менее дерзкий, да что там дерзкий— не восхищенный взгляд, за сокращение его титула или недостаточно низкий поклон ждали плети, а то иплаха палача. А этому он прощал все. И не только за то, что он избавил его от невыносимых мук ожидания приступа.
Умом аналитикаАттал понимал, что перед ним — великий ученый,который, возможно, прославит его имя в веках больше, чем все его трактаты, лекарства и статуи. Единственное, за что еще потомки могли бы восхвалять его,Аттала Филометора, так это запротивоядия от всех известных в природе ядов.
Царь был убежден, что и через сто, и через тысячу лет люди все также будут травить другдруга, оспаривая троны, наследство, женщин, и его наука будет всегда в ходу. Носколько людей воспользуется ею — сто? Тысяча?Полмиллиона? А этому лекарю будут благодарны все — и цари, и рабы. И в том, что это будет именно так, Атталнисколько не сомневался.
Его раздражало то, что во дворце люди стали улыбатьсядруг другу, но он не мешал Аристарху и, удивляясь самому себе, безоговорочно