признавал за ним первенство. И вот теперь этот человек, получив свободу, мог навсегдаоставить его.
С кем тогда останется он: с выжившим из ума Верховным жрецом? С Никомахом? С этими вечносоглашающимися с каждымего словом советниками, которых давно пора послать на плаху, да все руки не доходят, Ион, после долгого раздумья,сказал:
— Теперь пришла пора мне держать свое слово. Приступы не повторяются вот уже год, я почтизабыл о них и готов сделатьтебя свободным... Но неужели тебе плохо у меня? Ты живешь во дворце и ни в чем ненуждаешься...
— Мнемногого и не нужно! — улыбнулся Аристарх.
—... бытьможет, ты скучаешь по своим родителям? — не слушая его, продолжал царь. — Тогдая прикажу немедленно снарядить военнуютриеру и доставить их сюда, во дворец!
Аттал вопросительно посмотрел на Аристарха, но тот сделал вид, что не заметил этоговзгляда, и еще ниже склонил голову над трактатом царя.
— Я выделю из своей сокровищницы пять талантов на содержаниетвоих родителей! — чувствуя, как все в нем закипает, воскликнул Аттал. — Мало?Десять! Такой роскоши не могут позволитьсебе мой Верховный жрец, начальник кинжалаи все советники вместе взятые! А ты еще думаешь?
Аристархпродолжал притворяться читающим.
— Дабросишь ты, наконец, или нет этот трактат? — закричал царь, вырывая из его рукпергамент и швыряя его на пол. — Ты так мечтал работать в библиотеке Асклепия.Вот она — за окном! Что — и этого мало?Смотри, если откажешь сейчас мне, то ноги твоей больше в ней не будет! Япросто-напросто прикажу ее сжечь!— окончательно потеряв терпение, пригрозил он.— И вообще, какая тебе разница, кого лечить:эллинов, египтян или пергамцев? Ведь для тебя главное — вылечить! Мой жеПергам изобилует больными, на твой векхватит! А нет, так я прикажу палачу ломать моим подданным ноги, отбиватьпечень — лечи их себе на здоровье! Мало — так я еще и чуму велю привезти!
Услышав последние слова царя, Аристарх сразу стал серьезным.
— Конечно, мне все равно, где лечить людей. Только не все равно, что их специально для менябудут калечить!
— Нуладно, ладно! — остывая, прикрикнул Аттал. — Это так, к слову пришлось.
— И ваша библиотека манит меня в свои залы и запасники днем и ночью! — добавил Аристарх. — Но пойми, что я стану делать в Пергаме, когда в ней не останется ниодного не прочитанного мной свитка?Ты же знаешь цель моей жизни.
— Знаю! И поэтому разошлю своих купцов во все концы света, дам им золота, как давали мойдед и отец, скупившие лучшиекартины и статуи мира, прикажу не торговаться! Сюда свезут все редкие рукописи! Не выходя избиблиотеки Асклепия, ты сможешь познакомитьсяс рецептами и папирусами всего мира! Чтомолчишь? Или прикажешь царю Пергама упрашивать тебя? Смотри, моетерпение не железное!
— Да я теперь сам готов упрашивать тебя оставить меня здесь и прожить в Пергаме до ста двадцати пяти лет! —приложил руку к груди Аристарх. — А уж свободным или рабом библиотеке, мне все равно!
— Ах,да! — вспомнил, довольный согласием лекаря, Аттал, и дернул за шнурок колокольчика.
Низкокланяясь, в кабинет вошел скриба.
— Пиши!— приказал царь. — Я, Аттал Филометор, дарую свободуна вечные времена Аристарху, сыну...
— Артимаха!— подсказал лекарь, заглядывая через плечо скрибе.
—...Артимаха изАфин и даю ему десять талантов на содержаниесемьи! Написал?
— Да, о,бессмертный! — поклонился скриба, касаясь лбом персидского ковра.
Аттал, не торопясь, приложил перстень к услужливо поданному пергаменту. Оторвав печаткуот воска, придирчивоосмотрел четкое изображение своей матери, вытер перстень о поданную тряпицу. После того как скриба благоговейно подышал на печать, подалпергамент Аристарху.
— Ножить — во дворце!
— Конечно!— вчитываясь в каждую строку бесценного для себя документа, рассеянно ответилАристарх. — Ведь от твоего дворца до библиотеки — рукой подать!
Скриба едва не выронил из рук поднос с принадлежностями для письма: так разговаривать ссамим царем! И это вместотого, чтобы броситься к ногам базилевса, целуя самый краешек халата, без концаблагодарить, называя его величайшим, бессмертным, наимудрейшим за неслыханную милость... Он даже втянул голову вплечи, ожидая, что часть гневацаря, возможно, обрушится и на него, написавшего этот документ. Поплатился жепредшественник своей головой за то, что базилевс неправильно продиктовал в одном из указов какое-то имя!
Но Аттал,вопреки его ожиданиям, и не собирался гневатьсяна непочтительного лекаря. Совершенно незнакомым скрибе голосом он сказал:
— Я рад. Ты даже не можешь представить себе, как я одинок среди всех этих... — Он махнул рукой на поджавшегосяскрибу и добавил: — И я хочу продиктовать еще один указ, чтобы выполнить любое твое желание. Есть у тебя комне какая-нибудь просьба?
— Да!— кивнул Аристарх. — И очень большая!
— Говори!— разрешил Аттал, делая знак скрибе быть наготове.
— Нов ее выполнении не понадобятся услуги скрибы! — улыбнулся Аристарх и после того, как царь едва заметным движениеммизинца приказал рабу удалиться, докончил: — Разуж я действительно снова стал свободным человеком, отпусти меня на часок-другой в библиотеку помочьрабу разбирать рукописи!
Выйдя из кабинета, он едва не натолкнулся на стоявшего в коридоре охранника.
— Господин!— низко поклонился тот, уже прослышав от скрибы, что лекарь получил свободу. —Тебя просит о встрече один человек.
— Больной?— с готовностью приостановился Аристарх.
— Да,то есть, нет... — замялся охранник, получивший строжайший приказ начальника кинжала обеспечить встречу Артемидора с лекарем и целую горсть золотых монетот самого торговца. — Он купец!
Аристархснова прибавил шагу.
— Мненекогда, я очень спешу! — бросил он неотстающему от него охраннику.
— Но он так жаждет показать тебе свои колбы! И даже подарить их...
— Колбы?— с интересом переспросил Аристарх.
— Да, для хранения лекарств и ядов! Это самые лучшие колбы во всем Пергаме и даже мире! — слово в слово повторилохранник то, что велел передать лекарюАртемидор.
— Для проверки новых рецептов мне понадобится очень много колб, и предложение этого купца как нельзя кстати! —рассуждая на ходу, проговорил Аристарх и остановился. — Ну, хорошо, зови его!
4. Земной аид
Надсмотрщик долго вел ковыляющего в тесных колодках Эвбулида по выбитой прямо в скаледороге, и теперь он как следуетмог разглядеть, что представляют из себя эти серебряные рудники.
Все штольни вблизи оказались темными норами, неширокими и узкими, не выше половинычеловеческого роста.Перед каждым входом стоял вооруженный копьем надсмотрщик, поторапливающий раба, который выставлял наверх корзину или мешок, наполненныйкусками руды.
Раб тут же скрывался в норе, и подбегающие к штольне невольники перегружали руду в носилки,тележки и так же бегомнаправлялись обратно, на самый верх горы, где ее дробили железными пестами в каменных ступах и неслик печам.
Возле штольни, где Эвбулид недавно видел попытки раба выбраться наружу, было уженемноголюдно. Лишь два раба волокли к обрыву безжизненное тело. Раскачав его, они сбросили вниз, на радость поднявшейсяв небо стае ворон, то, чтонекогда было крестьянином, купцом или путешественником...
Следующая штольня была доверху залита водой, все пространство на два стадия перед нейотливало темным, с коричневымоттенком глянцем.
Эвбулидневольно содрогнулся от мысли, что внутри во время затопления могли находиться живые люди.
Надсмотрщик свернул с широкой дороги на узкую, вымощенную в долине из каменных плит доочередной штольни, гдебыло особенно оживленно. Теперь рабы текли им навстречу нескончаемым потоком.Одни толкали перед собой одноколесные тележки, другие попарно несли тяжелые носилки, третьи просто прижимали к груди крупныекуски руды.
Один из рабов, высохший, с выпирающими ключицами старик, шатаясь от усталости, перешелна шаг. Надсмотрщик, заметивэто, гневно окликнул его:
— Под землю у меня захотел?!
— О,господин! — пролепетал раб, изо всех сил стараясь не выпустить из рук большой, продолговатый камень. — Пощади... Неотправляй в штольню!
— Глядимне! Еще раз увижу, что лодырничаешь, и... — Надсмотрщикне договорил и, широко размахнувшись, хлестнул старика плетью по лицу.
— Благодарютебя, господин! — униженно закивал раб и, оглядываясь,засеменил подальше от тяжелого взгляда надсмотрщика.
— Аты что встал? — неожиданно услышал Эвбулид над самым ухом, и плеть обожгла егошею. — Марш под землю!
Надсмотрщик больно подтолкнул его концом рукоятки плети и крикнулсвоему помощнику, охранявшему с копьем выход из норы:
— Тавр, принимай пополнение!
СкучающийТавр неожиданно оказался словоохотливым.
— Что,плохо жилось у прежнего хозяина? — с усмешкой встретил он Эвбулида. — Непереживай, здесь будет лучше: ни тебе зноя,ни мух, солнце и то не мешает! Одно неудобство — много придется лежать.Ну да ты беглый, тебе в самую поруотдохнуть!
— Какойя беглый... — пробормотал Эвбулид.
— Нуда, конечно, — глядя на его лоб, кивнул Тавр. — Это тебя так, по ошибке отметили! Хорошо хоть, еще имя не поставили, чтоб зря не мучить!
— Этоеще почему? — устало поинтересовался Эвбулид.
— Апотому, что тут безразлично, кто ты — Ахей, Спарт или Беот! Тот, кто спустится вниз, навсегда лишается имени. Дажеесли оно — рабская кличка!
В штольне послышалось натужное кряхтение. На поверхности показалась корзина, наполненнаяосколками руды. Следом за ней — дрожащие отнапряжения руки и седая голова задыхающегосяраба.
— Вот! — указал на негоТавр. — Это старший носильщик. И хотя в егоподчинении находятся пять младших, он тоже не имеет имени. Эй, ты! —набросился он на старика, который, выставивкорзину наверх, жадно хватал широко раскрытым, беззубым ртом свежийвоздух. — Марш назад! Загулялся тут у меня.И этого с собой прихвати!
Старик слезящимися глазами тоскливо посмотрел на свет, поманил за собой Эвбулида и исчез в