за ним Эвбулида.
— А ты куда?
- Как куда? —радостно улыбаясь, не понял грек. — Наверх,отдыхать!
— Куда?!— изумленно протянул носильщик, насильно вкладываяв руки Эвбулида миску с дурно пахнущей жидкостью. — Об этом теперь и немечтай!
— Как это? — растерялсяЭвбулид.
— А так! Даже я не могу подняться туда пока... Думаешь, для чего я так стараюсь получитьместо старшего носильщика?Для того чтобы вдохнуть хоть глоток свежеговоздуха, увидеть солнце...
— Ноу нас в имении было принято отпускать всех, кто хорошо поработал, ночевать в сарай!.. И даже из кузницы выпускали, если сделал норму.
— Забудьо своем имении! — отрезал носильщик. — Здесь рудник. Каждая такая корзина — этогорсть серебряных монет для наших господ,которым невыгодно, чтобы ты расслаблялся хоть на час. Попробуй потом затащить тебя обратно. Уж лучше они заменят нас новыми рабами, которыхприведут им в аренду. И потому эта нора, — кивнул он за спину Эвбулида,— будет отныне для тебя и рабочим местом, и спальней, и столовой, и...
Вдалекеснова послышался какой-то грохот.
— ... быть может,могилой! — обернувшись на шум, докончилносильщик и с опаской покосился на задрожавший в нише светильник.
— Чтоэто? — испуганно спросил Эвбулид. — Я слышу такоеуже второй раз.
— Обвал!— коротко ответил носильщик.
— Новедь так может обвалиться и здесь! — в ужасе обвел взглядом стены Эвбулид.
—Конечно, — согласился носильщик, берясьза корзину. — Каждый день где-нибудь, да обвалится...
- Постой! — закричал ему вслед Эвбулид. —Неужели я так и останусь здесь...навсегда?!
— Конечно!..— донеслось в ответ.
— Ноя не хочу! Нет!! Выпусти меня отсюда! — закричал, выбираясь из лаза, грек. —Мысли его путались, он никак не мог найтиубедительных слов, чтобы носильщик поверил ему, что он ни минуты не может больше оставаться в этом страшномместе. — Выпусти... Хоть на минутку... Понимаешь? Не могу я здесь, оставаться, не могу-у-у!!
— Ану, назад! — отставляя корзину, выхватил железный прут носильщик. — Назад, комуговорю!
Но Эвбулид уже не хотел назад. И только посыпавшиеся на него удары по лицу, наконец, прямопо ране на лбу остановилиего и опрокинули на землю.
Точно так же, как несколькими часами раньше мертвеца, носильщик деловито связал ногиобмякшего грека и, ругая новичков,которых только таким способом можно образумить в первый день, потащил его покоридору к норе и втолкнул на покрытый каменистой крошкой пол.
5. Кто есть кто
Черезнеделю лавку Артемидора было не узнать.
Хитрый купец продумал каждую мелочь, чтобы развеять мысли царя послепосещения мраморной могилы матери и придать им нужное направление.
Часть стеллажей рабы вынесли прочь. Их места заняли удобные клине, застланные пурпурнымиодеялами с орнаментамииз золотых нитей, низкие столики с вином и фруктами, серебряные тазы дляумывания, высокие мраморные канделябры, клепсидра и краснофигурная амфора для сбрасывания в нее объедков. Помня о давнемувлечении царя исследованиемрыб и птиц, Артемидор приказал рабам повесить под потолком скелетик небольшой,особенно любимой пергамцамирыбешки, а прямо над входом прикрепить чучело диковинного орла, размах крыльев которого был вдвоебольше человеческогороста.
Следуя указаниям хозяина, рабы придали птице самый воинственный вид, будто орел сошел сдревка знамени римскоголегиона, и повернули голову так, чтобы он «смотрел» золотыми бусинками глаз прямо на рыбешку.
Не забыл Артемидор и лекарств, изобретенных царем. На самых видных местах он разложил колбыи ликифчики с его знаменитым«Атталовым белилом», порошками и мазями от водянки, воспалений и болях в печении селезенке.
Желая напомнить царю о главном, он расставил вазы, на которых его художники занесколько бессонных дней иночей изобразили взятие римскими воинами Карфагена, Коринфа, Сиракуз. В самом центрестеллажа он поставил особеннояркую вазу с сюжетами, рассказывающими об унижении сирийского базилевса Антиоха Эпифана римским сенатором. Гаем Попилием Ленатом.
Чтобы Аттал из первых уст смог услышать о страданиях пергамской беднотыи купцов от притеснений римских ростовщиков и торговцев, Артемидор распорядился поставить в дальнем углу скромные стулья для«случайных» посетителей. Затемприказал убрать над входом снаружи старую вывеску и повесить новую — «Улыбка Селены».
Оставалисьсвободными два угла.
Один из них Артемидор велел ничем не заставлять, чтобы туда выбежалитанцовщицы и кифаристки, если вдруг Атталу захочется развлечься после серьезного разговора с братом.Для этого в одной изподсобок уже разместились полтора десятка юных гречанок, умеющих лучше всех в Пергаме петь, танцевать и играть на кифаре.
В другой угол рабы поставили вынесенную из подвала статую Селены. Артемидор придирчивоосмотрел ее и, не найдяни одной пылинки на складках мраморной одежды, велел задернуть богиню луны легким покрываломтак, чтобы его можно былосорвать одним движением, дождавшись подходящего момента.
Словом, к тому часу, когда Аттал в сопровождении немногочисленной свиты вельмож, Аристарха и тысячи воинов взолоченых доспехах выехал вкарете из дворца и направился по Священной дороге к мавзолею своей матери, влавке Артемидора всебыло готово к приему высочайшего гостя.
«Случайные» посетители уже дожидались знака купца в расположенных напротив харчевнях.Рядом с ними в надетых под одеждой ремесленников и крестьян доспехах, соспрятанными под столами мечами и кинжаламипопивали вино, мирно беседуя, переодетыевоины Никомаха. Они были готовы попервому зову броситься на врагов царя.
Еще один отряд коротал время за игрой в кости в подвале, где раньше собирались заговорщики.
Сам Артемидор, то и дело поглядывая на клепсидру, ходил по лавке, лихорадочно прикидывая, незабыл ли он еще чего.
Нет, не забыл...
Каждый крестьянин и ремесленник, который войдет в его лавку, не говоря уже о купцах икомандирах наемников, знает, о чем ему говорить и как вести себя в присутствиицаря.
Он сделал так, чтобы ни один рассказ о жестокости и наглости римлян не повторял другого.
Каждому бедняку он дал из своего кошелька по несколько медных монет, дабы тот сам смограсплатиться за вино и еду, не вызывая подозрения Аттала.
Так, по плану Артемидора, должно было продолжаться до приезда Аристоника. Отправляя за нимсвоего гонца, купец рассчитал все так, чтобы побочный брат царя прибыл в то время, когда на Аттала, потрясенногоуслышанным, наибольшеевпечатление произведут слова о подосланном сенатом римлянине. А что Аристоникне будет знать, с кем ему предстоитвстретиться, — не беда!
Указывая в послании о необходимости его срочного присутствия в Пергаме, он, Артемидор,специально умолчал об этом — тем неожиданнее иестественней будет встреча братьев!
И еще, зная Аристоника, он опасался, как бы тот,прослышав обо всем наперед, не решил заручиться поддержкой собрания своих гелиополитов, прежде чемпойти на встречу с царем.А так ему надо только успеть шепнуть Аристонику, чтоб тот рассказал брату про римлянина и Эвбулида.И он это сделает в тотмомент, когда внимание царя будет отвлечено звоном разбитой вазы с Антиохом исенатором, и воплями совершившегоэто «преступление» ремесленника, чью дочь за долги забрал себе в наложницы римский ростовщик.
Словом, все предусмотрел Артемидор. Не предвидел он лишь одного.
Аттал неожиданно задержался у гробницы своей матери, решив слегка изменить одну из внешнихстен мавзолея. Он увлекся,отдавая указания скульпторам, и Артемидор уже решил, что начальник кинжала обманул его, убоявшисьчего-то в последнюю минуту.
Дважды отсвистели часы после назначенного срока, когда, по заверению Никомаха, царь должен былпоявиться в лавке, а его все не было.
Наконец,за дверью послышались голоса.
—Хвала богам! — обрадованно воскликнул Артемидор, бросаясь к выходу, и остановился в растерянности,увидев входящего в лавку… Аристоника.
—Что случилось? — с порога спросил брат царя. — Я едва не загнал лошадей, получив твое послание!
—Понимаешь... — не зная, как теперь быть, не сразу ответилкупец. — Сегодня ты должен встретиться здесь с человеком... от которого зависит будущее Пергама.
—Кто он?
—Ты это скоро увидишь сам, — справился с минутной растерянностью Артемидор и невольно покосился наготовую засвистеть в третий раз клепсидру. — Если, конечно, он еще придет...
—Любишь ты таинственность, Артемидор! — усмехнулсяАристоник. — Ну да ладно, подождем твоего всемогущего гостя! Все равно мне нужно отдохнуть с дороги!
Он сел на один из скромных стульев и с удивлением огляделся вокруг.
— Артемидор?Что все это значит? Ты решил открыть гостиницудля приезжающих в Пергам базилевсов?
— Да нет, я...
— Не скромничай, Артемидор! Эти вазы, яства, клине из слоновой кости! Таких покрывал я невидел даже когда жил во дворце! И еще этоторел... Постой-постой! — прищурился Аристоник,переводя взгляд с орла на скелет рыбешки, а затем на вазы. — Римляне,римляне — сплошные римляне! Клянусь Гелиосом,мне предстоит сегодня встреча с самим послом Рима в Пергаме!
— Нет,Аристоник! — покачал головой Артемидор. — Это будетне римский посол.
— Тогда базилевс Вифинииили сам Митридат Эвергет? — продолжал надсмехаться над купцом Аристоник. — Еговзгляд неожидан но упал на прикрытуюстатую, в очертаниях которой угадываласьзнакомая ему Селена, несущая в руке факел, с двурогим месяцем вприческе. — О! И она уже здесь! Кого же тываяешь в подвале на этот раз? Идем, покажешь!..
— В подвал намсейчас нельзя, — остановил его Артемидор.
— Почему?
— Там прячется охрана.
- К чему такаяпредосторожность? Если понадобится, меняесть кому защитить.
— Это не твоя охрана, Аристоник.
— Не моя?! А чья же?
— Твоего брата.
— Ты хочешь сказать, что все эти вазы, клине, орел, статуя предназначены...
— Да,— кивнул Артемидор.
— И я должен сейчас встретиться...
— С Атталом Филометором, твоим побочным братом.