Тут голова его закружилась. Он перестал ощущать реальность и покатился куда-то в бездоннуюпропасть...
Очнулся он оттого, что кто-то настойчиво дергал его за ногу.
—-Сейчас... — прошептал он, шаря рукой вокруг себя и находя молот. — Я сейчас...
Не открывая глаз, Эвбулид слышал, как протискивается в нору носильщик.
«Сейчасударит... — понял он и неожиданно обрадовался этому: — Вот и хорошо! Пустьлучше убьет, чем так мучиться...»
Но вместо удара прутом он вдруг услышал незнакомый голос:
— Эй, послушай!
Эвбулид открыл глаза и удивился, увидев вместо носильщика юношу лет семнадцати.
— Послушай! — повторилтот. — Ты можешь идти?
— Нет...— покачал головой Эвбулид. — Кто ты?
— А ползти? — вместо ответа спросилнезнакомец.
Эвбулид сделал попыткуприподняться на локте и обессиленно ткнулся щекой в пол.
— Тоже нет...— чутьслышно прошептал он.
— Дачто же это делается?! — в отчаянии воскликнул юноша. — Я обошел почти все норы,пока этот носильщик относит мою корзину, — и всюду такие же, как ты! А мне бы десять, ну хотя бы пять человек, и мы бы ночьювыползли отсюда, прибили носильщикаи охранника, что стоит наверху, — и дали бы деру!..
—Зачем? — слабо удивился Эвбулид.
—Затем, чтобы не сгнить здесь заживо! — шептал юноша. — Я тут уже второй день и чувствую, что добром этоне кончится! Уж на что мне не сладкожилось у прежнего хозяина, но тут вообще нет жизни! Ничего, я и одинсбегу! — сжав кулаки, пообещал он.
— Зачем? —повторил Эвбулид. — Чтобы снова стать рабом?
Он вспомнил "камень продажи", на который его выводили нагим, с выбеленными ногами, мышь,которую подносил к его губамПублий, ключницу, Филагра, Кара, Протасия и, несмотря на слабость, убежденно добавил:
— Нет. Я так больше не смогу. Даже на трижды прекрасном воздухе там, наверху...
— Ты— да! — согласился юноша. — Тебе со стариками-носильщикамиуже нечего терять. Вы свое прожили, и вам все равно, где доживать век. Издесь даже лучше — не так далеко добиратьсядо Аида. А я молод! Я жить хочу!
— Нетакой уж я и старик — мне только тридцать восемь лет! — слегка обиженно заметилЭвбулид и, прочитав в глазах юноши, чтотеперь и он мало чем отличается от носильщиков, тихо добавил, словновынося себе смертный приговор: — Было...
- Нет! — прошептал юноша,попятившись от него. — Нет!! Я так не хочу!Не хочу!!
Он исчез в коридоре, подавшись вправо, к выходу из штольни.
Эвбулид долго еще слышал его отчаянные вопли, удаляющиеся в коридоре.
Потом до него донесся шум борьбы и крик младшего носильщика:
— Стой, безумец! Сто-о-ой...
Не прошло и получаса, как носильщик вернулся. Жалуясь на своюнесчастную судьбу, он коротко рассказал Эвбулиду о случившемся.
Юноша все же ухитрился добежать до выхода из штольни, но заподозривший неладное охранникспустился вниз и насквозьпронзил его своим длинным копьем.
— И как это я не доглядел, не перебил емусразу ноги? — сокрушался носильщик. — Теперь старший во всем обвинит меня, и даже, если он умрет сегодня, на его место поставят другого. Разве доверят всю штольнючеловеку, который не сумел навестипорядок даже в своем коридоре?!
Тут он заметил, что Эвбулид лежит, не работая, а корзина нисколько не заполнилась со времениего ухода, и потянулся запрутом.
— Этоеще что такое? — задрожавшим от ярости голосом спросил он и закричал: — И тытоже подводить меня?!
Но грек не сделал даже попытки поднять молот. Озверевший носильщик принялся бить его своимстрашным прутом, потом — кулаками. Эвбулидтолько глухо стонал и обессилено ронялголову из стороны в сторону.
— Ну и подыхай!— неожиданно оставил его в покое носильщик,дохнув напоследок в лицо гнилостным запахом неживого человека. — Черезпару часов зайду за тобой. Жаль, но, видно,сегодня старшему носильщику придется чаще носить наверх трупы, чем мешки и корзины. А это куда легче...
Носильщик уполз, моля на ходу богов, чтобы случай с безумным юношейостался для него без последствий.
Ожилимолоты в дальних забоях.
Прошуршала мимоноры тяжелая корзина, потом — мешок... Асмерть все не спешила к Эвбулиду.
Он лежал на спине и, почти не мигая, глядел на беспомощный, готовый вот-вот захлебнутьсяогонек светильника.
«Вместеи умрем!» — вдруг с облегчением подумал он и тихоулыбнулся мысли о том, что смысл жизни – этосмерть.
Но светильник угас, а он продолжал жить, мучаясь оттого, чтодо сих пор живет, не в силах большетерпеть тяжести давившейна него со всех сторон каменной горы, внутрь которой даже смерть не особенно торопилась идти...
Где-то вдалеке произошел очередной обвал, глухо содрогнулась земля. Эвбулид с надеждой прислушался — не тряхнет ли где еще рядом?
«Одно мгновение— и оборваны все эти муки! — с завистью думалон о тех рабах, которые находились в своих норах в момент обвала. — Атут даже крюка нет, чтобы повеситься. Да ина чем?»
Он дернул край изорванного в лохмотья хитона и грустно улыбнулся, услышав треск легкоразрываемой даже его слабымируками материи.
«Попрошуносильщика добить меня!» — неожиданно пришлав голову спасительная мысль, и Эвбулид, дрожа от нетерпения, стал дожидатьсявозвращения своего недавнего мучителя.
Наконец в отдалении послышался шум, ясно стали различаться людские голоса. Ониприближались. Вскоре, совсемрядом, раздался долгожданный голос младшего носильщика:
— Может, этот?
— Нет!— просунулась в нору чья-то голова.
Яркое пламя факела заставило Эвбулида крепко зажмурить глаза. Он успел увидеть лицо,поразившее его удивительнознакомыми, близкими чертами.
- А-Аристарх?.. — ошеломленно пробормотал он.
Факел выпал изруки рванувшегося вперед лекаря, зашипел на мокром от сочившейся сверху воды полу. Но тут же услужливые руки протянулись в лази осветили нору новымифакелами.
— Эвбулид!..— прошептал Аристарх, вглядываясь в лежащего грека. — Что они с тобой сделали?!Что вы с ним сделали, негодяи?! — закричал он на невидимых охранников иносильщика и снова повернулся к Эвбулиду: — Сейчас я помогу тебе! Вот, выпей, это придаст тебе сил...
— Небуду! — оттолкнул Эвбулид протянутый ему алабастр. — Я не хочу жить!
— Хочешь! Ты хочешь ибудешь жить! — настойчиво сказал Аристарх,приподнимая голову грека и почти насильно вливая ему в рот лекарство со знакомым Эвбулиду еще по трюму пиратской «Горгоны» запахом.
—Нет! —захлебываясь, возражал Эвбулид. — Не надо мнетвоих сил... Уходи! Я лучше умру, чем еще хоть день пробуду рабом!..
— И все-таки ты будешь жить!
— Нет...
— Будешь, потому что сегодня же царь Пергама даст тебе свободу!
— Царь?— неверяще взглянул на лекаря Эвбулид.
— Да!— мягко улыбнулся ему Аристарх. — Я служу у него личным лекарем, и поверь, он будет очень рад удовлетворить мою просьбу. Но для того чтобы выйти отсюда истать свободным, тебе надо выпитьхотя бы половину этого алабастра!
Эвбулид покорно, словно ребенок, последовал приказу лекаря, но первый же глоток дался емумучительно трудно.
Он снова отвел руку Аристарха, но уже не для того, чтобы отказаться от спасения.
Весь ужас минувшей недели, этих нескольких дней его пребывания вцарстве Аида, нахлынул на него. Он ткнулся головой в грудь обнявшего его лекаря, и плечи егозатряслись от беззвучныхрыданий.
Успокоившись, Эвбулид выпил до дна весь алабастр и почувствовал, чтосилы, действительно, вернулись к нему.
Он пополз следом за подбадривающим его Аристархом сначала робко, а потом все быстрее ибыстрее.
Коридор, в первый раз показавшийся ему бесконечным, закончился неожиданно быстро. Путькруто пошел наверх, и Эвбулидневольно прикрыл ладонью глаза от яркого света, ударившего в глаза.
— Правильно,привыкай к солнцу постепенно, чтобы не ослепнуть! — похвалил Аристарх. — Авоздух вдыхай полной грудью, он теперь для тебя — лучшее лекарство! Пей его, глотай, и тогда...
Он недоговорил,услышав позади себя дикие вопли бросившегося наверх младшего носильщика, которомув суете удалось незамеченнымдобраться почти до самого выхода:
— Вот он, вот! Я уже вижу его!
— Ану назад! — закричали охранники, но носильщик, не дойдя до выхода из штольни каких-нибудь десяти шагов, неожиданно вскрикнул и рухнул, как подкошенный,протянув руки вперед, словно желая обнять солнечные лучи.
— Готов!— заметил один из воинов, поддевая копьем безжизненноетело.
— Разрывсердца! — подтвердил Аристарх, осмотрев несчастного,и без своей обычной улыбки положил руку на плечо грека: — Хвала богам,Эвбулид, теперь мне все окончательно ясно!
— Что?— счастливо прищурившись, спросил Эвбулид.
— А то, что, кажется, напрасно я заподозрил тебя в помешательстве после того, как ты хотелотказаться от моей помощи.Действительно, лучше сразу умереть, чем прожить здесь хотя бы минуту!
2. Вызов Риму
Аттал Филометор возвращался в свой дворец по одной из центральных пергамских улиц,застроенной по обеим сторонаммногочисленными лавками и харчевнями.
Недавний разговор с братом не выходил у него из головы. Былли он напуган нависшей над нимопасностью? Пожалуй, нет. Поражен — да.Огорчен — тоже немного. Но только не напуган.Ведь ехал он, несмотря на все предостережения Аристоника, лепить для потомков бюст этого будущего сенатора!
А в том, что это тот самый римлянин, о котором рассказывал брат, он не сомневался с той самойминуты, когда Аристоникупомянул о яде.
Бегающие глаза купца, ерзающий подбородок, капля пота на кончике носа — именно с такими лицами люди рождены,чтобы изворачиваться, лицемерить, травить.
И он, гордящийся тем, что без особого труда можетвылепить из воска в точности схожий с оригиналом портрет любого человека, еще досадовал на себя,что никак не мог пойматьистинного выражения лица натурщика.
А можно ли его было поймать, если тот, как теперь ясно, все время искал случая, чтобы подброситьв царский кубок свой жалкий яд!
«Погоди,— мстительно подумал Аттал. — Сейчас ты у