Вон, слышишь? – поморщился он, кивая на поворот, за которым слышалисьдушераздирающие крики.
Фемистоклсогласно махнул рукой и вдруг с тревогой прислушался:
- Погоди, этоже, кажется Клеобул… Ну, да – его голос!
Обнажив меч,он бросился за поворот, но Серапион с воинами опередили его.
На площади ихглазам предстала страшная картина. Несколько могучих воинов, одетых в звериныешкуры, тащили на себе к костру с большим чаном, в котором булькала вода, извивающегося Клеобула.
- А ну, стой!– закричал на них Серапион. - Что здесь происходит. В каком виде, и за какимзанятием я застаю личную гвардию базилевса?!
УзнавСерапиона, воины начали виновато огрызаться:
- Мы сегодняотдыхаем…
- Базилевсбольше не кормит нас…
- И вы решили– съесть его? – показал на юркнувшего за Фемистокла Клеобула, Серапион.
- А чем мыхуже горожан, которые давно уже едят друг друга по жребию? - с вызовом уточнилогромный воин, в котором Фемистокл узнал бывшего гладиатора, беглеца из Рима -Фрака. - Надо будет, и тебя съедим!
- А известноли тебе… - подступая к нему, с угрозой принялся уточнять Серапион,- чтобазилевс под страхом смерти запретил жителям Тавромения, какой бы в нем ни был голод – поедать друг друга? Или ты уже забыл, кто твой самый главный начальник?Так я напомню – вот он, перед тобой! Как стоишь перед «другом царя» и «начальникомкинжала»?! Смирно! Покажи, в порядке ли твое оружие? А доспехи? Не подведут лиони тебя в первом же бою?
Фрак, понамертво въевшейся в него давней привычке гладиатора беспрекословноповиноваться начальству, покорно вытянулся перед Серапионом: вот меч, показалон… а вот - бронзовая пластина, защитница сердца.
- Хорошо лиона держится? А ну-ка, приподними ее! – скомандовал Серапион, и как только Фраквыполнил приказ, с кошачьей ловкостью выхватил саблю и по самую рукоять вонзилее в грудь бывшего гладиатора.
- И так будетс каждым, кто осмелится не подчиняться воле нашего базилевса! – предупредил он,показывая пальцами охране, что делать дальше.
Нескольковоинов, под хмурыми взглядами «гвардейцев», залили кипящей водой костер, и онипродолжили путь.
- Спасибо заКлеобула, Серапион, отныне я твой должник! – искренне поблагодарил «друга царя»Фемистокл, но тот, с неожиданным жаром, принялся возражать:
- Ты?! Это ятвой должник! Мы все твои должники! – широко развел он руками, что, должнобыть, означало – весь Тавромений.
Ничего непонимающий Фемистокл, проследовав через мрачный, погибающий в муках голода истраха, город, дошел до дворца, где его, как никогда ласково, встретилЕвн-Антиох.
И базилевс, ицарица, и стоявшие вокруг трона вельможи, смотрели на него с какой-то радостьюи надеждой.
Все недоуменияразрешились после того, как царь хлопнул в ладоши, и в залу вошел… Фемистокл неповерил собственным глазам – Прот!
- Ты? Здесь?!– с изумлением уставился на него грек. - А как же Пергам?..
Царь дваждыхлопнул в ладоши, и в зале на этот раз появился писец-каллиграф. С низкимпоклоном он поднес к трону золотое блюдо, на котором лежал исписанныйпревосходным почерком лист пергамента. Евн-Антиох с важным видом ознакомился стекстом и торжественно, крупными буквами вывел свою подпись. Затем приложил квоску свой перстень с царской печатью.
- Это – посолвеликого и могучего Пергама, - указав на Прота, сказал он, и теперь Фемистоклне знал верить ли своим ушам. – А это – мой ответ его новому правителю, братуумершего Аттала Аристонику, или Эвмену Третьему, который, как и мы, поднялвосстание против Рима!
Евн-Антиохобвел глазами своих вельмож и весомо сказал:
- Это в корнеменяет всю расстановку сил в мире! Я призываю Аристоника, как можно скорееначать боевые действия против римлян и обратиться за помощью ко всемправителям. Одно дело, когда к ним обращались мы, бывшие рабы, и совсем другое– царь народа Пергама, или государства солнца! Я правильно говорю, Прот?
Пергамецкивнул, и Евн с воодушевлением продолжил:
- Нуманция,Сицилия, теперь еще и Пергам! Чтобы одолеть их, Риму нужно, как минимум, триконсульские армии. Но у них нет даже третьего консула! От Испании до Пергамаримлянам далеко. Да и Сципион Эмилиан не сделает ни шага от Нуманции, пока невозьмет ее. Это дело его чести. А мы, по мнению, самонадеянных римлян никудане денемся! Значит, они снимут стоящие под стенами Тавромения войска инаправят их против Пергама. А там – поднимется Сирия, Каппадокия, Понт,Эллада!.. И мы – спасены!..
Голос Евназахлебнулся в сплошном шуме восторга, поднятый его вельможами. Он немногоподождал, наслаждаясь их радостью, затем властно поднял руку и в наступившейтишине сказал, обращаясь к Фемистоклу:
- Я и мойСовет решили доверить тебе задание чрезвычайной важности. Ты должен немедленноотправиться нашим послом в Пергам и передать его царю это послание!
- Я готов, но…как, базилевс? – опешил Фемистокл. – Крепость осаждена со всех сторон! Все нашивылазки кончались неудачами!
Евн-Антиохкивнул на Прота:
- Он покажет!И лаз, по которому проник в Тавромений, и быструю триеру, которая ждет тебя вскрытном от римлян месте. Кстати, запомни хорошенько, где этот лаз…- шепнул онугодливо наклонившемуся к его губам Серапиону, и в его глазах промелькнулрабских страх: - А теперь всё! Все свободны. Все, кроме Фемистокла. Мне нужнокое-что на словах передать моему царственному брату, а это не приличествуетслышать простым смертным!
Кланяясь,вельможи попятились из залы.
Оставшисьнаедине с Евном, Фемистокл спросил:
- И что же ядолжен передать?
- А ничего! -откинувшись на спинку трона, махнул рукой Евн, и, насладившись растерянностьюна лице грека, объяснил: - Серапион сейчас распустит по всему Тавромению слух,что мы заключили союз с могущественным Пергамом, добавит то, что ты слышал, и умоих подданных появится надежда. А умирать с ней, куда легче, чем без нее!Верно?
- Ты хочешьсказать, что…
- Да, что намне на что надеяться! Ну, что ты так смотришь на меня? Я знал это с самогопервого дня.
- Знал?! –воскликнул пораженный Фемистокл. – И не предпринял никаких мер, чтобы хотьчто-нибудь сделать?
- Зачем? –пожал плечами Евн. – Да и что можно было предпринять?
- Ну, хотя быукрепить крепости, как следует вооружиться, обучить людей боевому делу…
- Для чего? –задумчиво повторил Евн. – Мои подданные, в большинстве - вчерашние крестьяне,ремесленники, кузнецы! Что они – против неустрашимых и опытных в военном делеримских легионов? Нет! – он приподнялся на подлокотниках трона и впился глазамив Фемистокла. – Когда я понял, что мы обречены, то сразу же хотел бежать сэтого острова. Благо, у погибшего Коммана, достаточно было тогда кораблей … Но,меня провозгласили царем, и я решил сделать для своих подданных, бывших рабовнастоящий праздник. Дать им хоть месяц, хоть год – пожить по-человечески. Развеони не заслужили это – своими страданиями, болью, слезами? А всех тех, ктопопытался помешать этому… - Евн нахмурился и оборвал себя на полуслове: -Впрочем, это ты знаешь сам!
- Значит, тызнал, что делаешь!.. – медленно произнес Фемистокл.
- Конечно, аты как думал? – усмехнулся Евн. Перед прощанием, он сбросил с себя все маски, итеперь перед греком сидел слегка уставший, как после нелегкой, но приятнойработы человек. Настоящий царь…
Этот царьдолго глядел на Фемистокла и сказал:
- Мне удалосьсделать то, чего до меня не удавалось никому. Я поднял на бунт десятки тысячрабов и несколько лет дарил им настоящий праздник! Да! И, после того, каксегодня дал им последнюю надежду, могу смело сказать, что сделал для них всё.Всё, что мог! Ну, а теперь, как после любого праздника, начались будни… – онвстряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и по его губам пробежаласамодовольная улыбка: - Но – какой был праздник, какой праздник! А, Фемистокл?Ну, что ты стоишь? Иди! Или… у тебя есть ко мне… последняя просьба?
- Нет…- пожалплечами грек и вдруг вспомнил о Клеобуле: - а впрочем, позволь мне взять ссобой моего раба!
- А-а, тогоАфинея?
Евн, словноприпоминая что-то, утраченное теперь безвозвратно, помолчал и устало махнулрукой:
- Повелеваю,бери!
Фемистоклнизко поклонился и, не желая даже теперь нарушать заведенный во дворце обычай,пятясь, направился к двери, глядя на то, как печально смотрит ему вследЕвн-Антиох.
Царь судьбы ираб обстоятельств.
Таким изапомнился он Фемистоклу.
3. Наследники
Прошлонесколько месяцев.
Странной жизнью жил Пергам все эти бесконечные, полные томительногоожидания дни и ночи.
После того, как город облетела весть, что Аттал завещал царство Риму,обезумевший народ, проклиная еще вчера боготворимого базилевса, бросился громить лавки римскихторговцев.
Горели вывески с изображением латинских богов, корчились в пламени Юпитеры, Меркурии иМинервы.
На площадях и улицах крошилась римская керамика, разбивался на куски знаменитый мрамор изкаррарских каменоломен, плющились под ударами молотов, изготовленные в мастерских Рима бронзовые статуэтки.
Горе было тем римлянам, которых застигали за прилавками или в спальнях своих домов игостиниц: обезумевшие от страхаи ярости ремесленники и простолюдины срывали с них ненавистные туники. Если потерявшихсвою надменность квиритовне отбивали воины Никомаха, то многих толпа разрывала на куски.
Уцелевших римлян под немалой охраной начальник кинжала